Отправлено: 17.07.13 18:35. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

■

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

 Отправлено: 17.07.13 18:45. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Посвящается сослуживцам
644—го полка особого назначения
(позывной «Завуч»)

Начало

 В самом центре Москвы, на улице Мясницкой (бывшей Кирова) есть большой дом под номером 33. В этом историческом здании (рядом с приёмной Министра обороны) долгое время находился штаб Московского округа ПВО.
В середине августе 1974 года здесь собралось около сотни новоиспеченных лейтенантов — выпускников военных училищ. Им предстояло начинать офицерскую службу в престижном столичном округе. Среди них был и я — лейтенант Александр Лебедев, закончивший месяц назад Ленинградское высшее военно—политическое училище ПВО.
 С утра мы ждали встречи с командующим округом генерал—полковником Бочковым, дабы получить напутственное слово, прежде чем направиться служить в вверенные ему войска. Но уже в полдень стало ясно, что командующий приехать не сможет, так как находится на окружных учениях «Лето—74». Поэтому всех «технарей» распределили по родам войск и повели к начальникам рангом пониже. А политработников отправили к Члену Военного совета, начальнику политуправления округа генерал—полковнику Петухову.
 Но прежде чем провести нас в кабинет начальника политуправления, некий полковник—кадровик проинструктировал нас, словно малых ребятишек.
— Не забудьте, — говорил он нам, — что при обращении к начальнику политуправления обязательно нужно указывать его должность — член Военного совета.
Откровенно говоря, меня всегда удивлял этот титул. Ведь Военный совет, это коллективный орган военного руководства, и в него входит несколько членов. Но только главного политработника необходимо было официально величать членом. Мол, самый главный член!
Мы зашли в просторный кабинет под мелодичный перезвон больших напольных часов. Из—за навстречу нам поднялся и вышел из—за седовласый генерал—полковник Петухов. Приветливо поздоровался и спросил:
— Ну что, товарищи политработники, в отпуске душу отвели? Водочки попили?
— Они водку не пьют, — быстро вставил кадровик, — они — политработники.
— Да брось ты, — иронично парировал генерал. — Все мужики водку пьют.
Мы рассмеялись. Начало разговора всем понравилось. А напутствие генерала было предельно кратким. Генерал посоветовал нам без раскачки вливаться в гущу армейской жизни и смелее браться за дело.
 На другой день у меня состоялась встреча еще с одним членом. На этот раз Военного совета 1—й армии особого назначения генерал—майором Гришанцовым.
 Дело происходило в гарнизоне Северный под Балашихой. И было там нас уже поменьше. Человек двенадцать. Начальник политотдела армии был демократичен — разрешил в его кабинете курить и даже предложил свои ароматные сигареты «Золотое руно». Зашел разговор о подготовке замполитов в нашем вузе. Оказалось, что он в прошлом году возглавлял Государственную экзаменационную комиссию (мы тогда были на стажировке) и остался очень недоволен качеством подготовки выпускников прошлого года. Потом он познакомился с каждым из нас персонально. А после беседы нас распределили по корпусам, которых в армии было четыре: первый, шестой, десятый и семнадцатый.
 Днём позже, уже вчетвером, мы прибыли в 10—й корпус особого назначения, штаб которого находился в подмосковном Долгопрудном. Несколько лет назад этот корпус входил в число лучших соединений Вооруженных Сил. В приказе Министра обороны он был назван «маяком Вооруженных сил». Но в момент нашего прибытия, передовые позиции были уже сданы. Командовал корпусом Герой Советского Союза генерал—лейтенант Кирпиков. А начальником политотдела был фронтовик, белорус, генерал—майор Михалевич.
 Познакомившись с нами, он дал подробную характеристику нашим командирам полков и батарей, куда мы направлялись служить. Так, например, лично мне было сообщено о том, что меня ждет не дождется молодой и горячий комбат по фамилии Гамрекели.
— Горячий он у тебя парень, но толковый. Помоги ему, — сказал мне генерал. А напоследок добавил:
— Главное, ребята, — не стесняйтесь. Что непонятно — спрашивайте: ответим и поможем.
 На этом наши генеральские встречи закончились. Итак, я был назначен заместителем командира по политической части 1—й стартовой батареи 644—го полка особого назначения. Позывной для дальней связи — «Завуч».

Прибыл

 На другой день рано утром я выехал электричкой с Савеловского вокзала в Дмитров. И уже через час с четвертью прибыл в старинный русский город, основанный раньше Москвы. На привокзальной площади уже стоял «под парами» автобус № 25, следующий по маршруту «Дмитров—Княжево», который должен был доставить меня к новому месту службы.
 По наивности я полагал, что мой полк расположен совсем рядом с городом. Ведь именно так размещались штабы и командные пункты частей, о которых нам рассказывалось на занятиях в вузе. Да и увиденное на стажировках тому было подтверждением. Однако подмосковная структура имела в этом плане свои особенности.
 Автобус тронулся, и я из окна я стал обозревать окрестности. Очень скоро городской пейзаж сменила однообразная картина, за окном автобуса проплывали леса, болота, редкие одинокие строения. Слева тянулся канал имени Москвы. Кроме того, как я узнал позднее, именно в это время проходил ремонт основной и более короткой дороги. Потому мой путь в этот день оказался намного длиннее. Несколько раз я справлялся у кондуктора о своей остановке, но та однообразно отвечала: «Еще не скоро…» И когда я уже основательно затосковал, автобус обогнал идущую колонну солдат в полной боевой выкладке.
— Не иначе, как «свои», — подумал я. Как бы подтверждение моей догадки, автобус начал затормозить, и раздался голос кондукторши: «Ваша остановка!»
 Ступаю на землю с волнением, словно американский астронавт на поверхность Луны. Осмотревшись по сторонам, увидел огромные железные ворота защитного зеленого цвета. На воротах — артиллерийские эмблемы, жёлтые скрещенные пушки. Слева — маленький деревянный домик КПП. Я сделал только несколько шагов в сторону КПП, как передо мной появился прапорщик кавказской внешности. С любопытством разглядывая меня, он поинтересовался кто я и откуда. А затем поздравил меня с прибытием в «знаменитый полк полковника Погорелова».
 Позже я узнал, что командир комендантского взвода прапорщик Мироношвили, а это он встретил меня у ворот, слыл предприимчивым человеком и из всего мог извлечь выгоду. Особую известность в округе он приобрел после того, как приловчился возвращать обратно собак, убегавших к нам из соседнего питомника служебного собаководства «Звезда». Естественно, за вознаграждение. Проходило некоторое время, и собаки из питомника вновь оказывались на территории нашей части. Почему они бежали именно к нам, так и оставалось загадкой…
 Через несколько минут я оказался в штабе полка, где меня сразу же перехватил коренастый майор с орденской планкой на кителе. Это был мой новый начальник — замполит полка Григорий Любинецкий. Офицером наведения он принимал участие в боевых действиях во Вьетнаме, сбивал «фантомы» и «летающие крепости». За это был награжден орденом Красной Звезды. Вернувшись в Союз, перешел на политработу, и вскоре закончил Военно—политическую академию. А в нашем полку он оказался лишь полгода назад.
 До него главным комиссаром в полку был подполковник Григорьев — гроза для всех офицеров, но в особенности для политработников. В первый день нового 1974 года Григорьев вышел на лыжную прогулку, с которой не вернулся. В лесу, всего в полсотни метров от дома, у него случился инфаркт и он умер.
 Майор Любинецкий был полной противоположностью Григорьеву. Небольшого роста, худощавый и спокойный (хотя и одессит), рассудительный. Можно сказать, мне повезло, я попал во времена «оттепели» для замполитов. Хотя…
— Здравствуй! — тепло сказал мне замполит. — Мы тебя уже ждем. Пойди, представься командиру полка.

Полковник Погрелов

 С робостью вхожу в кабинет. За столом сидит благообразный и седой с залысинами полковник. Чуть запинаясь, докладываю заученной фразой о своем прибытии. Погорелов вежливо улыбается. И тут же просит предъявить ему мои документы: командировочное предписание и отпускной билет. Мельком глянув в предъявленные мной документы, тут же начинает монотонно «распекать» меня. Дело в том, что я снялся с учета в Балашихинском военкомате в день прибытия в штаб округа, а не днём раньше. Собственно говоря, я не придал этому никакого значения, о чем тут же и сказал командиру полка.
— Для вас оно, может быть, и не имеет значения, но я это запомню. Как отсутствие рвения к службе — было мне ответом.
Затем последовало наставление о правилах моего дальнейшего поведения во вверенном ему полку, из которого я понял, что командир у нас, человек тяжелый. И, к сожалению, политработников не жалует.
 Василий Михайлович Погорелов командовал полком уже много лет, и в скором времени собирался на пенсию. Был он опытен в профессиональном отношении, но все дело портил его скверный характер. Видеть его довольным было большой редкостью. Он был груб и мог отчитать офицера с нарушением субординации при подчиненных. Его манера общения с людьми была своеобразной даже тогда, когда он был в хорошем настроении.
—Ну—с, — как правило обращался он к молодому офицеру, — товарищ лейтенант! Молодой. Растущий. Цветущий. Далеко идущий. Но не подающий надежды. Ответьте мне…
Или, обращаясь к старшим офицерам в возрасте:
— А в тюрьме вы не желаете посидеть?
— В какой тюрьме? — недоуменно вопрошает офицер.
— В нашей, советской, — говорит в ответ Погорелов, и продолжает свои каламбуры.
 О скверном характере нашего командира, естественно знали наверху. Но терпели, поскольку полк по боевым показателям был на хорошем счету. Кроме того, на следующий год предстояли боевые стрельбы на полигоне, и замена командира могла повредить боевой слаженности. Приблизительно через неделю после моего прибытия в полк, Погорелов заглянул в нашу казарму и, поинтересовавшись делами, как бы, между прочим, спросил:
— А вы стихи солдатские про замполитов знаете?
— Солдатские? Про замполитов? Не слыхал.
— Ну, тогда слушайте:
Замполит мне мать родная,
Командир — отец родной
Нахуя родня такая?
Лучше буду сиротой!
Продекламировал Погорелов этот «стих» с выражением, достойным творений лучших образцов классической поэзии.
 Перед вышестоящим начальством командир не прогибался. Об этом свидетельствовал, к примеру, случай, который произошел несколько лет назад.
 Шли учения. И по приказу командира дорога между дивизионом и командным пунктом в обычные дни, свободная для гражданского транспорта была перекрыта шлагбаумом. Но в это же время, некая «шишка» из Москвы захотела проехать именно этой дороге. Не тут—то было! «Шишка» вылезла из черной «Волги» и потребовала у находившегося рядом солдата открыть шлагбаум. Боец ответил отказом. Неведомый начальник начал бурно возмущаться. И тут появился Погорелов. Взглянув на особый московский номер машины, он также остался непреклонен.
— А кстати, как ваша фамилия? — справился Погорелов у чиновника.
— Секретарь городского комитета партии Гагарин — ответил негодующий чиновник. На что наш командир полка заметил:
— Я знал только одного хорошего человека по фамилии Гагарин. Юрия Алексеевича. А вы уж извините, придется ехать обратно: в связи с учениями дорога закрыта.
И как ни возмущался чиновник, пришлось ему подчиниться воле полковника. А уж как спорил наш командир со своими армейскими начальниками!
 Но был и другой Погорелов. Говорят, в компании с друзьями он был совершенно другим человеком: пел песни, балагурил и декламировал стихи (настоящие). Об этом мне рассказывала дочка бывшего замполита. Но, повторяю, об этом знали немногие. Перед самым увольнением из армии решил Василий Михайлович приобрести автомобиль. Не знаю чем он и сколько над этим думал, но купил он «Запорожец»! Гордый и счастливый стоял он в автомагазине, оформляя покупку. Неожиданно к нему подошел какой—то мужик и, лукаво улыбаясь, спросил:
— А вы знаете, что общего между «Запорожцем» и беременной девятиклассницей?
— Нет, — смущенно ответил Погорелов.
— Позор для семьи.
 Вечером автомобиль уже стоял возле командирского дома. Покупку, как и положено, в таких случаях, обмыли. Наутро свежеиспеченный автовладелец вышел полюбоваться своим железным конем. Неподалеку у сараев возился со своим мопедом зять Василия Михайловича. Надо сказать, что контакта у родственников не было. Погорелов мечтал о зяте — офицере, но дочь не послушалась отца, и выбрала гражданского. С гордым видом тесть проследовал к машине, ехидно бросив зятю:
— Вот, на чем надо ездить, а не на твоем драндулете!
Походив вокруг авто, Погорелов забрался внутрь, вставил и повернул ключ зажигания, мотор взревел и машина, словно тигр, вырвавшийся из клетки, прыгнула вперед! Зять еле успел отскочить, а машина, подмяв под себя мопед, врезалась в сарай и заглохла. Наступила пауза. Горе—водитель вылез из машины и с грустью оглядел содеянное. К нему подскочил возмущенный зять, но лучше бы он этого не делал. Потому что вместо извинений, он получил от расстроенного тестя удар ногой в пах!
 Во время этого происшествия весь полк находился в клубе на лекции. Окна клуба выходили как раз во двор автопарка. Сотни голов, в включая и лекторскую, разом повернулись к окнам, чтобы увидеть историческую процессию — на буксире тащили «обновленный» автомобиль командира полка. Замыкал процессию мрачный Василий Михалыч. И горе было всем, кто попадался ему на глаза…
 Когда Погорелов ушел на пенсию, он несколько раз приезжал к нам в часть. Трудно было признать в этом благообразном старичке некогда грозного и сурового начальника. Он устроился работать клерком в одну из Дмитровских контор и сетовал на отсутствие дисциплины и порядка на гражданке. Работать в гражданской конторе — это вам не полком командовать…
 Выйдя из кабинета командира, я вновь зашел к Любинецкому. Тот не мешкая повел меня прямо в расположение батареи. Идти пришлось недолго, военный городок был компактным, хотя и явно устаревшим. Он условно делился на две части: служебную, где размещались штаб, казармы, склады и т.п., и жилую зону, где находились дома офицеров, прапорщиков и их семей, а также общежитие и магазин военторга.
 А вот и сам «дом родной» — казарма. Одноэтажное деревянное здание, образца пятидесятых годов. Можно сказать, моя ровесница. Заходим внутрь.
— Смирррно! — прокричал, увидевший нас дневальный. Откуда—то появился коренастый офицер с усами в погонах старшего лейтенанта. Увидев нас, доложил замполиту полка по всей форме. Это был сам командир батареи Игорь Гамрекели. Замполит представил меня ему и ушел в штаб. Комбат, задав несколько общих вопросов, кратко расспросил меня и, сославшись на занятость (позже я расскажу об особенностях пятницы), приставил ко мне старшего лейтенанта Николая Никитенко, внештатно выполнявшего обязанности замполита батареи вот уже в течение полугода. Мы заглянули с ним в Ленинскую комнату, где меня сразу же поразила убогость и оформительская запущенность. Прочитав это по моим глазам, Николай с иронией сказал:
— Надеемся, что с Вашим появлением дела здесь пойдут в гору!
 Что до ленкомнаты, то разговор о ней пойдет позже. А пока день перевалил на вторую половину. По заведенному порядку пятница завершалась недельным подведением итогов, в простонародье прозываемым «читкой приказов». Это мероприятие проводилось обычно в полковом клубе. Порядок был таков. Сначала начальник штаба полка подполковник Стребелев зачитывал поступившие в часть за неделю приказы сверху. Затем он оглашал местное законотворчество. После него слово брали заместители командира. Каждый говорил о своем и, как правило, недолго. Замполит Любинецкий доводил план проведения выходных дней. Заместитель по вооружению подполковник Николаев вещал что—то про технику. А заместитель по тылу подполковник Синенко — про хозяйственные работы. Заключительное слово брал командир полка. Это была, пожалуй, самая длинная по времени и беспрецедентная по выразительности речь (Фидель Кастро — отдыхает!). Здесь было все — и раздача «пряников», и нравоучительные истории, и армейские анекдоты. Погорелов имел обыкновение пройтись своими резюме буквально по каждому из присутствующих на читке. Это занимало много времени. За окнами клуба темнело, а командир—оратор все вещал и вещал. Однажды замполит нашего дивизиона торопился домой и попытался хитростью закончить совещание.
— Скоро закроется офицерская столовая, и офицеры—холостяки останутся голодными, — сказал он. Реакция Погорелова была, как всегда, своеобразной:
— Ну, что ж, — согласился он, — сделаем перерыв на ужин. И продолжим!
 На читке приказов я был представлен офицерам и прапорщикам полка. На этом совещание и закончилось. Теперь нужно было определиться с жильем. Узнав, что я родом из Северного, начальники решили не омрачать мне первые выходные и разрешили уехать домой, чтобы я взял все необходимое для проживания. А на службу выйти в понедельник утром. А там видно будет, где меня поселить. Я был несказанно рад такому обороту, поскольку мне не терпелось поделиться впечатлениями со своими родными. Моим попутчиком оказался коллега — замполит второй стартовой батареи старший лейтенант Михаил Калинин. Он совсем недавно был назначен к нам в полк и еще не перевез семью, проживавшую в Долгопрудном. Он раскурил трубку и сказал:
— Помоги своему комбату, а то он зашивается.
 Стоя на платформе железнодорожной станции в Орудьеве и ожидая электричку на Москву, я был несказанно взволнован и переваривал впечатления первого дня. А сколько их будет еще впереди…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 17.07.13 18:47. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

«Чудильник»

 Общежитие или, как еще называли его в народе, «чудильник», находилось в самом конце жилой зоны военного городка. Небольшой одноэтажный финский домик с верандой. Коридор, десять двухкоечных комнат, бытовка и главное — тёплый санузел.
 Было еще есть в общежитии какое—то подобие комнаты отдыха, но, как правило, из—за нехватки мест, здесь тоже кто—то временно проживал. А в общем — темно, грязно и неуютно. И все—таки, здравствуй мой новый дом!
 Почти у всех все начиналось именно здесь, так как всем прибывшим сюда служить первую крышу над головой давали в общежитии. Потому даже обзаведясь семьями и собственным жильём, многие из бывших холостяков часто наведывались в общежитие. Причем наведывались без особых причин — провести свободное время, поговорить с приятелями или сыграть в карты и, конечно, чтобы принять участие в каком—либо застолье, которые в общежитии случались достаточно часто.
 Меня обитатели общежития встретили по—разному, но в общем, скорее дружелюбно. В этот воскресный вечер холостяки, свободные от дежурства, занимались кто чем — кто—то паял радиосхему, а кто—то просто смотрел телевизор. Ещё два лейтенанта сидели у магнитофона и слушали запись известной книги Рудольфа Нойберта о премудростях секса. Какой—то двухгодичник, родом из города Электростали, предложил мне выпить с ним, дабы разделить его радость по поводу скорого окончания службы. Вспомнив недавнее предупреждение командира части, я поначалу отказывался от предложения, а потом удовлетворил просьбу земляка.
 Народ в общежитии жил разношерстный. Здесь были как совсем молодые холостяки, так и холостяки со стажем. Были и те, кто разочаровался в семейной жизни. Как, например, майор Веремей. По возрасту он был самым старым, а по воинскому званию — самым старшим. Эти обстоятельства командир полка использовал для назначения майора старшим по общежитию. Однако примером поведения для обитателей «чудильника» он не служил. Более того, создавал для всех проблемы и неудобства, пока его не угомонили. Но об этом — немного позже.
 Спустя некоторое время я познакомился с обитателями общежития поближе. Сложность заключалась в том, что вместе со мной в общежитии проживали и подчиненные мне командиры взводов. Из четырех командиров взводов только один был семейный. Чтобы не нарушать субординацию, я не мог с ними вместе выпивать или участвовать в совместных увеселительных мероприятиях. Но ведь я — тоже молодой и их ровесник, и также же холостяк. Значит, ничто человеческое мне тоже не было чуждо. Начальство видело разрешение этой проблемы только в скорейшей женитьбе офицера. Ещё к такому варианту решения проблемы подталкивали бытовые неудобства и проблема свободного времени, используемого для общения с противоположным полом. Но женитьба не входила в мои ближайшие планы, и потому нужно было каким—то образом приноравливаться к существующему положению.
Мне отвели «двухкоечный номер», в котором, наверное, проживали когда—то те, кто сейчас уже ходил в больших начальниках. Вся обстановка состояла из двух кроватей с «панцирными» сетками, платяного шкафа, тумбочки и огромного стола, занимавшего, наверно, треть комнаты. Я старался как—то обустроить свой быт и поддерживать в своём холостяцком жилище относительную чистоту и порядок.
 На порядок у обитателей «чудильника» были свои взгляды. Например, Валера Кушнарев, живший когда—то в моей комнате, рассказал мне такой случай. Когда он вселился в комнату и стал разбирать гору обуви, оставшуюся в шкафу от прежнего жильца, то изношенном яловом сапоге обнаружил маленький скелет домовой мыши! Видимо она в шкафу родилась и тихо прожила всю свою мышиную жизнь по соседству с советским офицером, о чём он и не подозревал.
 Или такой пример. Во время заготовки на зиму овощей лейтенант из радиотехнического центра попросил солдата набрать ему полмешка картошки для пропитания. Похоже, этот солдат не отличался добросовестностью, а может сделал просто назло, но картошку в мешок он насыпал вперемешку с землёй. Не проверив содержимое мешка, лейтенант засунул мешок под кровать и забыл про него. Когда во время субботника друзья лейтенанта заинтересовались содержимым мешка и отодвинули кровать, их взору предстала необычная картина — картошка проросла сквозь щели в полу и дала свежие побеги! Такая вот, энциклопедия жизни у «чудильника».
 Вскоре у меня появился и первый сосед по «номеру» — лейтенант Виктор Тихомиров, назначенный к нам в полк начальником физической подготовки и спорта. Он был сыном командира зенитного ракетного полка расположенного в районе г. Кимры и имевшего на вооружении систему С—200. Учился Виктор в Ленинграде. Парень толковый и общительный. Вдвоем нам было, конечно, веселее и мы с ним сдружились.

Тихая мансарда

 Но не все холостяки жили в общежитии. По «высочайшему» разрешению командира полка, некоторым в виде исключения дозволялось проживать в «семейном секторе», то есть на мансардах финских домиков. Кандидат на отдельное проживание должен был быть зрелым и морально устойчивым человеком в возрасте. И «чтоб там не пить, не курить, и женщин не приводить». Таковым у нас был только один прапорщик Загребельный. Впрочем, был он не столько холостой, сколько разведенный. А жену ему заменял мотоцикл «Урал». С коляской.
 Прибыли к нам в полк два молодых прапорщика. Свободных комнат для них нет , общежитие забито проживающими под завязку. Кроме того, селить в одной комнате прапорщиков и офицерами не позволяет субординация. Тем более, что прапорщиков определили в управление полка. Где же их разместить? И тогда командир полка решил отдать прапорщикам пустующую мансарду финского домика, в котором жил замполит второй батареи капитан Калинин. Мол, будут под присмотром политрука.
 Так и появились у Калининых новые соседи сверху — прапорщики Александр Кокорин и Алексей Крафт. Первый служил в штабе в мобилицационном отделе, второй был назначен начальником полковой пожарной команды. Были они, как братья, хоть во многом разные, но хорошо дополняли друг друга. Саша — родом из—под Вятки, балагур, знаток анекдотов, заводила, душа компании, очень легкий на подъем. Леша — из воркутинских немцев, аккуратный, педантичный, немногословный, интеллигентный, во всём знает меру. И хотя по возрасту он был младше своего соседа, имел на него положительное влияние. С жильем ребята обустроились быстро. Помня строжайшее предупреждение командира относительно «здорового образа жизни», ребята превратили свое жилище в оплот образцового порядка. И хотя жилплощадь невелика — постарались навести в нём уют. Позаботились и о культурном обеспечении: купили проигрыватель, магнитофон, радиоприемник. Теперь по вечерам из—под крыши этого финского домика звучала хорошая музыка. Саша Кокорин неплохо соображал в радиотехнике и в механике, и постоянно что—то мастерил. Его мечтой, увы, так и неосуществленной, было отремонтировать старинные часы с боем, украшавшие их комнату.
 Со временем ребята стали искать в полку друзей. Естественно, что поиски привели их в наше общежитие. Сначала пришел Саша Кокорин, поговорить, поиграть в карты. В тот день я кое—что на свой магнитофон. Музыка привлекла Сашу и мы с ним разговорились. Он пригласил меня к себе в гости. Там я познакомился уже и с Алексеем.
 Я сдружился с ребятами, и стал проводить у них большую часть своего свободного, но «гарнизонного» времени. Домашняя обстановка, в отличие от казенных «клетушек», действовала ободряюще. За кружкой чая или рюмкой водки мы вместе слушали новые записи зарубежных рок—групп, обсуждали кинофильмы и нашумевшие книги. Спорили о взглядах на жизнь, мечтали о будущем. Уходил я от них далеко за полночь…
 А вскоре к Саше Кокорину приехала мать. Она решила поселиться неподалеку от нас — в Орудьеве. Привезла она с собой и младшего сына Васю, брата Саши. Он учился в сельской школе и после уроков приходил в мансарду. В любознательности он не уступал старшему брату, а от рок—музыки так был просто без ума! Не проходило и вечера, чтобы он не расспросил меня о каком—нибудь ансамбле или певце. В ту пору набирала обороты английская рок—группа «Queen». Их пластинка «Просто сердечный приступ» (Sheer Heart Attack) крутилась на мансарде с раннего утра и до позднего вечера, вызывая нарекания соседей снизу за превышение допустимого количества децибелл. С Василием не чувствовалось возрастного барьера, и не только из—за его любознательности, но и из—за его не по годам самостоятельности. Кстати, это отметил и его учитель английского языка, с которым у него тоже сложились хорошие отношения. Отца у братьев Кокориных не было, и потому он во всем помогал матери, в отличие от старшего брата, пропадавшего весь день на службе. Да и нам не раз оказывал помощь.
 Как—то мы собрались отметить в мансарде какое—то событие, какое, в памяти не удержалось. Стали накрывать на стол и тут выяснилось, что нет закуски! Только мы пригорюнились, как дверь в комнату отворилась и на пороге появился Василий с ведерком только что пойманных им в пруду карасей! Это было как нельзя кстати. Мы похвалили парня и сели за стол. А он убежал, чтобы вновь вернуться с новым уловом. И так продолжалось в тот вечер несколько раз. Закуска в тот вечер была у нас на славу!
 За прапорщиками закрепилось прозвище «братья». Между тем, не все в полку одобряли мою дружбу с ними. Многим, кто не знал моих друзей близко, не давал покоя вопрос о том, что может быть общего у офицера с высшим образованием и этими «прапорами»? Но тем не менее, они были мне намного ближе, чем большинство офицеров полка, включая и коллег замполитов. Потому, что интересы у них в основном ограничивались выпивкой и бардаком — у холостяков, бытовыми проблемами и огородом — у семейных. Мы же стремились совмещать тягу к знаниям с культурным отдыхом, хотя также могли себе позволить некоторые «безобразия».
 Однажды мы отмечали помолвку моего школьного и курсантского товарища. Дело происходило в Москве, в ресторане «Пекин». Ребята понравились всем участникам вечеринки. Никому даже в голову не пришло, что они — прапорщики. Между прочим, и другие прапорщики полка не очень—то жаловали своих «товарищей по оружию». Хозяйством не интересуются, что плохо лежит — в дом не тащат. В общем, выпендриваются. Мы же на все это не обращали внимание. Вместе приобретали новых друзей и подруг. Ездили в гости и приглашали их к себе в мансарду. Прямую дорогу нашли к нам и стажеры — курсанты горьковского училища.
 С грустью и теплотой вспоминаю один из мартовских вечеров, когда огромной компанией завались мы к ребятам. Просто так, безо всякого повода. Хозяева поначалу опешили, но быстро сориентировались и засуетились на своей микрокухне. В маленькой чердачной комнатушке собралось около десятка (!) молоденьких парней и девчонок. И как сейчас вижу полумрак, в печке—камине потрескивает огонь, мерцают свечи, танцующие пары и очаровательный голос Мирей Матье: «Чао, бамбино, сорри…»

 Мне хотелось закончить эту главу на мажорной ноте, но… Спустя почти десять лет, мы встретились с Сашей Кокориным в Можайском полку, в котором я тогда служил. Он приехал в командировку к нашим соседям из радиотехнического центра. Это был уже совсем другой человек, огрубевший и разболтанный, в потрепанной шинели и в стоптанных яловых сапогах. Саша рассказал мне, что служит в радиотехническом батальоне в Кимрах, и уже не в штабе, а на «приземленной» должности — технарем. Женился, есть ребенок. От Саши я узнал и дальнейшую судьбу Алексея Крафта. Он ушёл из армии и вернулся к себе на родину в Воркуту. А ведь, какой службист был!
— А как Василий? — не удержался я.
— С Васькой… беда. С возрастом стал задиристым и драчливым. И доигрался — после участия в серьезной драке попал колонию. Сейчас отбывает срок…
 Я узнал адрес колонии и написал Василию письмо. Мне хотелось как—то поддержать парня. Он с благодарностью ответил, но переписка у нас, к сожалению, не сложилась.
 Последний раз Сашу Кокорина я случайно встретил на Дмитровском автовокзале. Был он какой—то помятый и растерянный В общем, разговора у нас с ним не получилось…

Немного истории

 Для того чтобы можно было понять, какое место в структуре полка занимала моя стартовая батарея, мне придется сделать некоторые пояснения. И здесь не обойтись без краткого экскурса в историю. После окончания Второй мировой войны началась война «холодная». Она означала не что иное, как гонку вооружений, основными участниками которой были СССР и США. Появившееся у американцев ядерное оружие привело и к совершенствованию средств его доставки. Стало ясно, что зенитная артиллерия уже не может эффективно бороться с авиацией, поскольку теперь и один прорвавшийся самолёт мог нанести непоправимый урон. Это могли сделать только зенитные управляемые ракеты. Поэтому в конце сороковых годов в СССР началось создание таких ракет. Одновременно с этим началась разработка организационной структуры зенитных ракетных поясов вокруг Москвы и Ленинграда. Но многочисленные болота вокруг северной столицы оставили шанс на их создание только Москве.
 Уже в начале 50—х годов Москву опоясали два кольца зенитных ракетных полков — первая в мире система ПВО с управляемым зенитным ракетным оружием «Беркут», переименованная позже по политическим мотивам в Систему—25. Дальнее кольцо системы находилось в радиусе до ста километров, ближнее — до пятидесяти. Вся зона делилась на четыре сектора, наиболее ответственными из которых были северный и западный. Каждый сектор оборонял корпус особого назначения. Эти четыре корпуса и составляли 1 Армию особого назначения. А мой зенитный ракетный полк находился на дальнем кольце в центре северного направления.
 Теперь про зенитный ракетный полк системы Системы—25, на вооружении которого находился огневой комплекс. Полк состоял из двух основных подразделений — радиотехнического центра наведения (ртцн) и зенитного ракетного дивизиона (зрдн).
 Зенитный ракетный дивизион подразделялся на две стартовые батареи, каждая из которых состояла из пяти взводов плюс группа технического обслуживания (ГТО). Первая батарея считалась главной, так как пятый взвод из её состава был специальным, и предназначался для ведения боевых действий в условиях войны на правах «контрольного выстрела». Каждый взвод имел по шесть стационарных пусковых установок, точнее, пусковых столов с подъёмниками. Таким образом, общее количество пусковых столов в зрдн составляло 60, а одновременный залп можно было произвести сразу двадцатью ракетами. Мощь! Одно было плохо — технически система уже безнадежно устарела. В ЗРК других типов уже использовалась ЭВМ, а здесь всё было на уровне «каменного века». Импонировали лишь команды боевой работы: «Вводи», «Нагрузку снять», «Выводи». И элементы боевой стартовой техники — «столы», «стаканы», «чека»…
 Для усиления полку был придан еще и маловысотный дивизион системы С—125 «Нева». Дело в том, что в зоне нашей ответственности находился канал имени Москвы. Если вражеский самолет или крылатая ракета «прижмутся» к водной поверхности канала, то они будут неуязвимыми для «старушки» С—25 и могут долететь до Москвы. А ЗРС С—125 «Нева» как раз и была предназначен для поражения маловысотных целей. Кроме того, эта техника успешно показала себя в боевых действиях на Ближнем Востоке, где наши ракетчики успешно сбивали как американские «Фантомы», так и французские «Миражи», находящиеся в ту пору на вооружении израильских ВВС.
 Кстати, несколько офицеров нашего малого дивизиона участвовали в тех боях и были награждены нашими и иностранными наградами. Об этом пойдёт речь ниже. В момент моего прибытия в полк, дивизион еще только обустраивал стартовую позицию, находившуюся близ деревни Надеждино между нашим (большим) дивизионом и каналом имени Москвы.
 Подводя итоги, скажу, что техника техникой, но согласно марксистско-ленинской теории, главное у нас — люди. Они и будут главными героями моего дальнейшего повествования.

Начальники и подчинённые

 Командир батареи — старший лейтенант Игорь Глебович Гамрекели. Коренастый грузин с традиционными кавказскими усами и черной шевелюрой с проседью. Батареей командует недавно. Замполит полка, характеризуя Игоря, отозвался о нем в основном неплохо. Требователен, исполнителен, инициативен. Но, как и все кавказцы, — горяч, и иногда перегибает палку, проявляя грубость.
 Впоследствии я узнал, что Игорь происходит из старинного княжеского рода азербайджанских грузин. Игорь был заядлым охотником. В свободное время он брал семейную реликвию, доставшуюся ему от деда, немецкое охотничье ружье «Zauer — Три кольца» и уходил охотиться в окрестности нашего гарнизона. Случалось, приносил трофеи и с позиции нашего дивизиона, где тайно охотился по ночам на зайцев во время дежурства. Узнай об этой охоте комдив или комполка, — ему бы не поздоровилось.
 Гамрекели был женат, имел маленького ребёнка. Жили он с семьёй в одноэтажном финском домике напротив офицерского общежития.
 У командира батареи было два заместителя. Заместитель комбата по технической части, зампотех, капитан Геннадий Николаевич Филиппов был без пяти минут пенсионер. Обычно он с головой уходил в технику, и остальное его мало интересовало. Но когда он оставался за командира, то любил и покомандовать и власть употребить. А вообще—то он был — «демократом». Раз в году, в свой день рождения, наш зампотех «чудил». Впадал в пьянство, не выходил на службу, не появлялся дома и несколько дней его не могли найти. Потом наступало раскаяние. До очередного дня рождения, и тогда история опять повторялась. Через пару лет должность зампотеха в батареях упразднят, и Геннадий Николаевич уедет к себе на родину, в Белгород. Ну, а пока он был моим коллегой, и находился в эпицентре всех происходящих событий.
 Первым взводом командовал лейтенант Геннадий Елистратов — выпускник прошлого года. Родом из Тулы. Бесшабашный малый и любитель приключений на известное место. Являясь земляком замполита нашего дивизиона, частенько пользовался его покровительством. А ухлестывая за дочкой бывшего замполита полка, ходил некоторое время даже в передовиках. За разгильдяйство его переведут на нижестоящую должность в другой полк, а там вскоре и уволят из армии.
 Вторым взводом командовал старший лейтенант Николай Никитенко. Самый опытный, толковый и интеллигентный офицер. Застенчивый и добрый малый. Друг комбата Гамрекели еще с училищной скамьи. Наши коммунисты избрали его секретарём парторганизации. Поэтому до моего появления в батарее, он исполнял обязанности замполита. Причём, неплохо. И по совету командира батареи даже намеревался перейти в политработники. Получалось, что своим назначением я невольно перешел ему дорогу. Но вскоре фортуна ему улыбнется. Через год в академии имени Ф.Э. Дзержинского откроется новый факультет по контроль за испытаниями ядерного оружия, на который будет объявлен внеконкурсный набор кандидатов. Николай Никитенко даст согласие, сдаст экзамены и поступит в академию.
 Третий взвод у нас считался дежурным. Поэтому постоянных людей по штату там не было.
 Четвертым взводом командовал, и еще как командовал, лейтенант Валерий Андрюшин. Земляк Г.Н. Филиппова. Валерий Андрюшин был легендарной личностью не только нашей батареи, но, пожалуй, и знаменитостью всего полка. Ему ниже будет посвящена целая глава.
 Замыкал стройные ряды командиров взводов, командир пятого взвода лейтенант Виктор Гамрекели, младший брат комбата. Горячие грузинские парни частенько конфликтовали между собой, отстаивая своё первенство. При этом в спорах переходили на родной грузинский язык, и, конечно, с применением идиоматических выражений.
 Причиной разногласий у братьев была банальная служба. Дело в том, что в ту пору часто соблюдалось правило из «страны дураков», по которому вся работа начиналась только после захода солнца, то есть в вечернее время, когда нормальные люди должны отдыхать. Но таково было требование наших начальников. Комбат был вынужден был этим требованиям подчиняться. Кроме того, младший Гамрекели приучал солдат к самостоятельности, а начальство требовало от него опеки над подчинёнными. Виктор на всё это бурно реагировал. Эти регулярные перебранки братьев создавали нервозную атмосферу в коллективе, и нужно было что—то решать.
 Поначалу Виктор Гамрекели во перевели во вторую батарею, но там от тоже не прижился. И вскоре уволился из армии совсем. Официально по здоровью, а фактически — из—за нежелания служить, выполняя бестолковые приказы и распоряжения. Я не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба, но думаю, что он не пропал.
 Ну и наконец, наш старшина прапорщик Павликов, представитель нижегородской земли. В момент моего прибытия в полк, он находился в учебке, куда был направлен из нашей батареи познавать азы старшинского дела. Солдаты рассказали мне что, будучи сержантом, он был грубоват и в качестве аргумента периодически использовал кулаки. Но отправляясь на учёбу, клятвенно заверил, что вернувшись в батарею, рукоприкладства больше не допустит. А пока обязанности старшины выполнял один из сержантов.
 Чтобы я быстрее разобрался в обстановке людях и технике, командир батареи предложил мне помимо выполнения моих основных обязанностей, взять также «шефство» над взводом лейтенанта Г. Елистратова, который в данный момент находился в очередном загуле. И его подчиненные по существу остались без всякого присмотра. Я согласился.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 18.07.13 16:58. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Мой рабочий день

 Мой рабочий день обычно начинался с утренней зарядки, которая в летнее время проводилась с офицерами и прапорщиками на стадионе. Для меня это было пренеприятное занятие еще с курсантских времён. Но если в училище я был наравне со всеми, то здесь я обязан был показывать пример. Тем более, что моим соседом по комнате был сам начальник физической подготовки и спорта полка!
 После утренней зарядки, приведя себя в порядок, я шел завтракать в нашу офицерскую столовую. Столовая находилась в одноэтажном домике между клубом и автопарком. Столовались здесь в основном холостяки и командированные, то есть публика совершенно не привередливая.
 На стене столового зала висела репродукция знаменитой картины Васнецова «Богатыри». Но сюжет картины столовавшимися офицерами толковался применительно к ситуации: три богатыря олицетворяли командование подразделения. Безусловно за Ильёй Муромцем была должность командира подразделения. Возникал вопрос с его заместителями. Кто из них кто? Кто замполит, а кто зампотех? Ответом на этот непростой вопрос служил воображаемый диалог между богатырями.
— Ну ка, гляньте, ребята! — говорит «командир» Илья Муромец, — кажись наши солдаты в самоволку побежали!
— Покараем! — отвечает «замполит» Добрыня Никитич, и внимает меч из ножен.
— А мне это — по барабану! — ставит точку в разговоре «зампотех» Алёша Попович…
 Меню в столовой изо дня в день было одно и то же. Но это всё равно было лучше, чем еда из солдатской столовой, которой по служебной необходимости приходилось питаться в выходные дни, когда офицерская столовая не работала, или на дежурстве. Столовские поварихи между делом, присматривали кандидатов в мужья своим дочерям. И иногда таким образом становились тёщами.
 Закончив завтрак, я шел в казарму батареи и первым делом интересовался, как прошла ночь, все ли в казарме в порядке. Потом проходили разводы батареи и дивизиона. А по понедельникам и пятницам на плацу проходили разводы полка. После этих обязательных мероприятий все боевые подразделения строем отправлялись на боевые позиции. В казарме оставался лишь внутренний наряд, да старшина со своим верным товарищем — каптером.

Под Москвой, на ровном месте,
Стоит станция Б—200
— так неизвестный армейский поэт описал позицию радиотехнического центра наведения, сокращённо — РТЦН.

Километрах в полтора
Стоят наши бункера
— а так он поведал о том, где располагалась стартовая (огневая) позиция дивизиона.

 Находится позиция стартового (огневого) дивизиона, действительно, приблизительно на таком расстоянии от РТЦН, как указано в четверостишье. От посторонних, а также, возможно, и вражеских глаз, позицию дивизиона скрывает густой подмосковный лес. До позиции был более короткий путь, чем по дороге, — по лесной тропинке, но такой маршрут командованием полка не очень приветствовался, поскольку сводил на нет усилия, затраченные на строевую подготовку личного состава. Правда, когда объявлялась боевая тревога, о строевой подготовке напрочь забывали, и все, в том числе и офицеры, дружно бежали по тропинке через лес, чтобы в кратчайшее время прибыть на позицию и занять свои места про боевому расписанию. Ну, а в «мирное время», личный состав следовал до позиции дивизиона только по асфальтированной дороге под командой офицера, затрачивая на дорогу в несколько раз больше времени.
 А вот уже и позиция дивизиона. Говорили, что когда подлетаешь к Москве на самолете, с высоты можно разглядеть очертания позиций, по форме напоминающие своеобразные решетчатые трапеции. В то время я мог себе позволить летать на самолётах, но сколько ни вглядывался в открывающиеся из иллюминатора виды, ничего похожего увидеть так и не смог. Откровенно говоря, вся техника, стоящая на вооружении полка, была уже вчерашним днём. Поскольку система управляемого зенитного оружия С—25 или, по первому наименованию «Беркут», была «старушкой» в полном смысле этого слова — на вооружение была принята в 1955 году. Казалось, что техника доживает последние дни, но только через десять лет (!) после описываемых мною событий началось перевооружение частей Московского округа ПВО на новый зенитный ракетный комплекс С—300.
 Позиция представляла собой систему бетонированных дорог, рядом с которыми которых располагались стартовые столы, между дорогами располагались пункты управления взводами (обвалованные землёй бункера), технологические площадки и вспомогательные сооружения. Строили эту позицию, как и многие другие, заключенные ГУЛАГа. Всего было создано двенадцать ИТЛ, которые располагались двумя кольцами вокруг Москвы. В частности, позицию нашего дивизиона строили заключенные исправительно—трудового лагеря литер «АШ», управление которого находилось в Дмитрове. На объездной бетонной дороге справа кое—где даже сохранились надписи, сделанные зэками. В основном, это были имена или фамилии…
 В училище я изучал современные комплексы, стоящие на вооружении Войск ПВО страны. Но здесь, у самых стен Москвы их почему—то не было! Это показалось мне странным. Говорили, что главным аргументом в защиту «двадцать пятой системы» была ее огневая мощь и надежность системы управления. Впрочем, был еще один весомый аргумент: переход на новую технику привел бы к сокращению нескольких тысяч офицеров и десятков генералов, прочно «окопавшихся» под Москвой. Так что клич, брошенный в 1941 году политруком 4 роты 1075—го стрелкового полка Клочковым «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!», был по—прежнему актуален. Это пострашнее американского империализма будет. Специфика «двадцать пятой системы» была отражена даже в строевой солдатской песне:
Живут в закрытых гарнизонах
Солдаты пусковых дивизионов.
И днём и ночью мирный труд
Ракеты зорко берегут.
Ракеты, ракеты
Стоят на позиции в ряд,
Готовые к пуску ракеты,
В московское небо глядят.

По сигналу тревоги

 Несмотря на то, что Москва находится от государственной границы СССР в тысячах километрах, наш полк находится в постоянной боевой готовности и несёт боевое дежурство. Это и понятно. Ведь стратегический самолет—разведчик, например, американский SR—71, может долететь от государственной границы до Москвы всего за 20 минут! По сигналу боевой тревоги весь полк приходил в движение. Все, кроме тыловиков, устремлялись на свои позиции. А до прибытия основных сил действовали дежурные подразделения.
 От каждой батареи постоянное боевое дежурстве неё один взвод. Целую неделю в маленьком дежурном домике—казарме, расположенном на позиции, жили один офицер, три сержанта и восемнадцать солдат, составлявших шесть расчетов. В каждом расчёте по три солдата (номера). В обычные дни жизнь дежурного взвода протекала по распорядку, аналогичному в гарнизоне. Занятия, обслуживание техники, патрульная служба. Но по сигналу боевой тревоги, которая могла прозвучать в любое время дня и ночи, этот маленький армейский коллектив в считанные минуты занимал свои места у ракет, расчехлял их, устанавливал на пусковые столы и готовил к пуску. Всё! Взвод к бою готов!
 Более того, обеспечив боевую готовность своего взвода, часть солдат бежала на позицию соседнего взвода, второго, поскольку этот взвод считался поддежуривающим. И начинала готовить к бою его ракеты. Такая вот взаимопомощь.
 Услышав вой сирены, никогда не знаешь, какая объявлена тревога на этот раз: боевая или учебная. Это становилось ясно только спустя некоторое время, а до этого момента тревожное ожидание и постоянный вопрос «Что произошло?» Просто внезапная проверка готовности дежурных сил полка? Начало плановых тактических учений? Или…
 Лишь однажды сигнал боевой тревоги «не вписался» в традиционное развитие событий. Тёплым майским вечером, когда только—только у личного состава закончился ужин, неожиданно завыла сирена, и полк по приказу с КП армии был приведен в боевую готовность. И, как позже выяснилось, причиной для объявления тревоги были необычные обстоятельства. Оказалось, что в районе Внукова в воздухе были обнаружены три неизвестных малоразмерных цели. Причем, это были не самолеты и не дрейфующие аэростаты, а самые, что ни есть, НЛО — неопознанные летающие объекты! Видимые даже невооруженным глазом, три мерцающих точки зависли на высоте нескольких сот метров вблизи аэропорта Внуково. НЛО можно было наблюдать в течение получаса, после чего мерцающие точки исчезли из вида. Диспетчерская служба аэропорта сообщила, что она к данным воздушным объектам никакого отношения не имеют. Удивительным было то, что экраны индикаторов всех радиолокаторов в указанном секторе были чисты. Разведка целей велась всеми частями армии, но безрезультатно. Дали отбой тревоге.
 Но личный состав был взбудоражен. Дело в том, что всякая информация об НЛО в те времена была закрытой. А если и появлялись в прессе новые факты, то они подвергались строжайшей цензуре. Как правило, эти явления относили к разряду вымыслов. Это сейчас о них спорят открыто. А тогда в полках пошли разговоры о «пришельцах из космоса». Наше начальство на это никак не реагировало. Но мы чувствовали, что дело здесь — серьезное. Просочилась даже информация, что Министр обороны издал секретный приказ, смысл которого заключался в следующем. При появлении НЛО в зоне ответственности частей ПВО и ПРО, вести за ними тщательное наблюдение всеми имеющимися средствами. Категорически запрещалось производить по ним пуски ракет. Ведь никто не знал, какой силой и мощью могут обладать эти объекты или явления. Было это правдой или нет, тогда мы так и не узнали. Но вскоре все разговоры об НЛО утихли сами собой.

Есть такая должность!

 Я — замполит. Что же это за профессия такая? Еще со школьной скамьи у меня сложилось определенное мнение о своей будущей работе. Суть его заключалось в следующем. Командир всегда загружен службой. Это и боевая готовность и техники, и караульная служба, и учебный процесс. Ротное хозяйство, наконец. Посему работа с людьми переходит на второй план. А с ней — нужды и заботы каждого подчинённого в отдельности. И если их проблемы остаются без внимания, теряется интерес к службе вообще, а подчас наступает и озлобление. Недаром, один из старшин в училище любил приговаривать: «Посеешь несправедливость — пожнешь обиду. Посеешь обиду — пожнешь беду». Беда — это и нарушения дисциплины, и воинские преступления. Вот тут— то и нужен замполит, этакий «инженер человеческих душ», как называли нас в учебниках по партийно—политической работе. Я вникаю в проблемы солдата, протягиваю ему при необходимости руку помощи, а он — отвечает на это образцовым выполнением своего воинского долга. Ура, мы победили!
 Увы! Все эти мысли оказались школьным, да и курсантским тоже, наивным заблуждением! Уже с первых дней моей службы я понял, что в моей батарее есть не только по—настоящему хорошие ребята, но и откровенные подлецы. Что солдатская среда, это та же толпа, а в ней отдельные лидеры. Что нарушители распорядка дня и дисциплины ходят в героях. А самое главное — сколько ни старайся сблизиться с солдатом, ближе ему не станешь. То есть поговорка гласит абсолютно верно: «Куда ни целуй солдата, он все равно подставит жопу». Рекомендации из психологии и педагогики хорошо применять только на лекциях и семинарах, а в жизни все намного запутанней и сложнее.
 Помню, назначил меня комбат первый раз ответственным по батарее. В часы политико—массового мероприятий собрал солдат в ленкомнате и рассказал им о событиях в мире. Судя по реакции, услышанное их заинтересовало. Затем была вечерняя проверка и отбой. Я уже собрался было уходить из казармы, как из спального помещения донёсся шум голосов. Я вернулся назад и шум прекратился. Опять направился к выходу. И вновь из спального помещения голоса, более того, послышался какой—то грохот, завершившийся коллективным «ржанием». Я вновь вернулся, зашёл в спальное помещение и включил свет. На том месте, где еще несколько минут назад стояла кадка с огромным древовидным растением, была рассыпана земля, справа лежала кадка, а слева — сломанное пополам растение. Увидев такое безобразие, я дал команду «Подъём!». Молодые солдаты проворно поднялись и стали одеваться. Остальные лежат, как ни в чём не бывало. Срываясь на крик, повторяя команду. Нехотя поднимаются солдаты, отслужившие год, старослужащие по—прежнему не реагируют. Вновь кричу «Подъем!». Не встают. Тогда иду к телефону и вызываю комбата. Прослышав об этом, «старики» начинают подниматься и напяливать на себя одежду. Наконец, батарея построена. В этот момент появляется Гамрекели. Окинув суровым взглядом обстановку, он делает объявление:
— В целях повышения боевой готовности сейчас мы проведём занятие по отработке боевой тревоги. Личному составу батареи получить оружие и противогазы! Форма одежды — в шинелях.
 Сержанты и солдаты в нерешительности. Все ожидали от командира батареи небольшой словесной ругани, после которой они улягутся спать. Но комбат вновь повторяет команду, и батарея начинает «вооружаться». И опять у солдат робкая надежда, что сейчас всё закончится.
— Выходи строиться! — командует комбат.
И спустя несколько минут весь личный состав батарея уже стоит в строю на дороге, ведущей к позиции дивизиона. Из рядов послышатся нестройные голоса, мол, мы больше не будем.
— Отставить разговоры! Батарея, бегом… марш!
И батарея побежала. А Гамрекели, сев на велосипед, стал подгонять отстающих, подталкивая их в задницы багажником, установленным над передним колесом. А поскольку отстающими были старослужащие, то воспитательный эффект был налицо. У развилки на Княжево комбат развернул батарею, и отправил её назад, к КПП. Среди бегущих послышалось роптание и упрёки в сторону «стариков», из—за которых все и «пострадали». У ворот КПП комбат остановил запыхавшееся «воинство» и кратко спросил: «Ещё?» Бойцы громко запричитали, словно малые дети. Тогда комбат сжалился и дал команду «Отбой!» Следующие пятнадцать минут были образцом послушания и дисциплинированности. А когда прозвучала команда «Отбой!», в казарме наступила такая тишина, что была слышно как зудят комары!
 Идя домой, мы разбирали с командиром произошедшую ситуацию.
— То, что ты вызвал меня, а не сам добился порядка, не очень хорошо, — сказал Гамрекели, — но поскольку ты делаешь первые шаги в службе, этот случай пойдет тебе на пользу. Главное, что ты должен доказать солдату, это то, что все твои действия — это не твоя личная прихоть, а требования государства, которое наделило тебя командирскими полномочиями, закрепленными законами. Здесь хороши не только методы убеждения, но и сегодняшний «метод переднего багажника»!
 Это стало для меня хорошим уроком. Приведу еще один пример. Для совершенствования строевой выучки личного состава передвижение на позицию и обратно осуществлялось только строем по шоссе. Вёл строй обычно кто—то из офицеров батареи. Образцово—показательного строевого шага от солдат никто не требовал, но и расхлябанность в строю не допускалась. И если «старикам» не нравились действия офицера, они начинали исподтишка «портить» весь строй, то ускоряя, то замедляя темп ходьбы. На солдатском жаргоне это называлось «идти паровозиком». У офицера, ведущего строй, был выбор: навести порядок, на что потратить своё личное , свободное от службы, время, или на выходки «стариков» закрыть глаза и вести строй так, как он идёт. Кстати, в других подразделениях в основном так и поступали. Но Гамрекели всегда приходил на помощь молодым офицерам. Предугадав ситуацию, он выезжал на велосипеде вслед за строем батареи минут десять спустя после того, как батарея вышла на дорогу. И если обнаруживал, что батарея идёт «паровозиком», он останавливал строй и говорил:
— В общем так. После обеда, товарищ лейтенант, на службу вам сегодня выходить не надо. Отдыхайте, но добейтесь от подчиненных образцовой строевой выучки!
 После такого распоряжения комбата сопровождавший строй офицер уже не думал о потере послеобеденного времени и с рвением начинал воспитывать солдат. А те, в свою очередь, понимая, что сами себя лишили отдыха, становились шелковыми.
 Всё это касалось, так сказать, коллективного воспитания. Но было много и индивидуального.
Мы, я и комбат, — у домика дежурной смены. Это та же казарма, но только в миниатюре, сейчас здесь «живет» 4—й взвод. Командует взводом лейтенант Андрюшин, который встречает нас на крыльце своего лесного «особняка». Докладывая нам обстановку, он жалуется на некоего рядового Аветисянца, солдата последнего года службы. Мол, ведет себя на дежурстве вызывающе, пререкается, приказания выполняет из рук вон плохо, и сладу с ним нет.
— Что ж, — хмурится Гамрекели, — будем воспитывать. И войдя в комнату офицера дежурной смены, отрывисто бросает дневальному:
— Аветисянца ко мне!
 «Возмутитель спокойствия» заставляет себя долго ждать. Комбат мрачнеет еще больше. Наконец, дверь открывается и на пороге появляется солдат, располневший на казенных харчах и без намека на строевую выправку, с ухмылкой и наглыми глазами. Покачиваясь на полусогнутых ногах, неохотно докладывает о своём прибытии. Комбат спокойным ровным голосом приказывает бойцу принять строевую стойку, предусмотренную в разговоре со старшим начальником. Реакция на приказание — нулевая. Комбат вновь повторяет приказание. Всё остаётся без изменений. Тогда комбат встает и глядя в упор в наглые глаза Аветисянца подходит к нему вплотную. «
— Разве вам непонятно моё приказание?— произносит он. В ответ наглая улыбка солдата становится еще шире. Неожиданно раздается щелчок, это комбат свой ладонью хлопает наглеца по коленкам.
— Ой! — вскрикивает тот, но не столько от боли, сколько от неожиданности. И тут же становится «во фрунт». Вскакиваю и я, опешив от увиденного мной рукоприкладства, и порываюсь удержать своего командира от конфликта. Но посмотрев на меня, комбат только чуть смутился, опустил голову и вновь ровным твердым голосом обратился к Аветисянцу:
— А теперь, товарищ солдат, приведите свою форму одежды в порядок!
 Прошло всего несколько мгновений, но перед нами стоял уже совсем другой человек, который понял, что командир не остановится ни перед чем, чтобы привести его в чувство. Далее последовал серьезный разговор о его поведении с обещанием исправиться до увольнения в запас. Когда солдат вышел, комбат, упреждая мою негативную оценку его действий, сказал:
— Ты Сергеич выводов скоропостижных не делай. Знаю, что не этим методам учили тебя в училище. Да, и меня тоже. Но ведь ты и этого солдата толком не знаешь. А ведь он — отъявленный негодяй. И будь на гражданке, за свои подвиги перед судом бы ответ держал. Переделать его за два года невозможно. Можно только поставить в жесткие рамки и удерживать от преступлений, не давая возможности натворить бед. Вот отслужит он свой срок, и на гражданке опять за свое возьмется. Почитай—ка его личное дело. Да, к тому, же и трус он!
Немного помолчав, Гамрекели добавил:
— Чтобы подчиненные выполняли требования командира, они должны уважать его или бояться. Этот, — кивнул он на дверь — выбрал второе.
 Откровенно говоря, я не разделил в тот день «воззрения» своего командира. И в противовес ему делал упор на метод убеждения. Но увы, этот метод не всегда служил ключом к душе солдата. Ибо основная масса призывников приходила в армию с установкой на разрешения всех проблем посредством кулака. В основном так разрешались проблемы на гражданке. Но для нас это было самым настоящим ЧП.
 Нет, Гамрекели не занимался рукоприкладством подобно тому, что сейчас происходит в российской армии. Он больше стращал и покрикивал. А если и матерился, то только на грузинском языке. Да и делал это чаще в мое отсутствие. Но в людях он бесспорно разбирался. И основная масса солдат его уважала, хотя и побаивалась одновременно.
 А контингент в нашей батарее был совсем не сахар. Понятное дело, стартовики, здесь основная техника — «железки», которые требуют не ума, а физической силы. Потому и отбирали всех «головастиков» с высшим образованием в РТЦН, а к нам в батареи слали безграмотных и бестолковых. Но и это еще не все. В РТЦН направляли в основном москвичей и тех, кто из Подмосковья. У нас же до 90% личного состава были «иностранцы», как звали выходцев из Средней Азии и Кавказа. Многие из них очень плохо владели русским языком. Поэтому на первых порах к ним прикрепляли «переводчиков» из солдат—земляков, прослуживших год и более. Русских в батарее было совсем немного. Кстати, русскими здесь считались и украинцы с белорусами, и даже прибалты. И немцы тоже были русскими! Русским был любой «европеец».
 Можно представить себе, какую работу проводили офицеры по приобщению народов Средней Азии к цивилизации. Командир нашей батареи, как известно, был у тоже нерусским, и потому легко находил язык с «иностранцами». Его земляки—кавказцы особых хлопот с дисциплиной нам не доставляли, а грузины вообще служили только на «отлично». Но не потому, что их командир — земляк и делал им какие—то поблажки. Напротив, требования к ним были выше, чем к остальным. Стартовые расчеты у нас были интернациональные — грузинские, татарские, украинские…
 Но самым главным достоинством командира батареи было то, что перед начальством он не заигрывал и не заискивал. Если случалось в батарее какое ЧП, он не скрывал его, а тут же раскручивал и докладывал «наверх». За такие новости его, конечно, «наверху» не хвалили, но зато мы были застрахованы от «нарывов», которые часто зрели, например, у наших соседей, второй батареи, офицеры которой скрывали от начальства нарушения. Кроме того, комбат начал наступление на «дедовщину», процветавшую в полку. Старослужащим солдатам, конечно, это не нравилось, но им пришлось подчиниться железной воле молодого командира батареи. Моё появление как раз совпало с «коренным переломом» в этой нелёгкой борьбе в нашу пользу. А когда—то с дисциплиной в батарее дела были совсем плохи. Чего стоит, например, рассказ моего комбата про то, как он заступил на своё первое боевое дежурство:
— Был я тогда совсем зелёным лейтенантом, командиром взвода. Подчинённые мне достались не сахар, но служить надо. А вскоре пришлось заступить со своим взводом на боевое дежурство. Всё началось уже в первый же день. Вечером нам из городка привезли ужин. Солдаты пошли на ужин, а мне есть не хотелось. И я занялся заполнением служебной документации. Только разложил на столе бумаги, как слышу: «Бах!». Что—то грохнуло в помещении столовой, через стену от меня. Я пошёл узнать в чём дело. Увиденное меня очень озаботило: по стене была размазана полужидкая гречневая каша, алюминиевая тарелка из—под неё валялась тут же на полу. В столовой уже никого не было, кроме дневального, солдата первого года службы. «Кто это сделал?» — спросил я его, указывая на безобразие. Он ничего не ответил, и лишь сопел, потупив взгляд. Я подошёл поближе и увидел на его лице синяк. На мой вопрос об авторстве его происхождении, я также не получил вразумительного ответа. Отведя солдата в канцелярию, я вызвал своего заместителя, сержанта срочной службы, и мы пошли с ним по помещениям дежурного домика. По распорядку было личное время, потому личный состав дежурного взвода находился кто где.
Неожиданно я почувствовал от одного солдата запах спиртного. Потом еще от одного, и ещё. Теперь всё было ясно: на дежурстве произошла коллективная пьянка. Действовать нужно было решительно. Я построил весь дежурный взвод, за исключением двух патрульных. Было видно, что нетрезвые все старослужащие солдаты, а это больше половины взвода. Я вывел их из строя и заведя в ленинскую комнату, объявил о том, что сообщаю о случившемся командиру дивизиона подполковнику Синенко.
Между тем многих уже начал разбирать хмель. Они стали вести себя вальяжно, а один из них, по всей видимости — организатор коллективной пьянки, вступил со мной в диалог: «Вот вы, товарищ лейтенант, собираетесь про нас докладывать командиру дивизиона. А вы подумали, какой будет резонанс? Ведь вы прогремите на весь полк, как офицер, допустивший пьянку на боевом дежурстве. Думаете, вас за это по головке погладят и похвалят? Нет! Только себе и нам во вред сделаете. Ну, мы—то уволимся скоро, а вам ещё служить, да служить. Так что мы предлагаем вам никуда о случившемся не сообщать. А мы в свою очередь сейчас покурим и тихо спать ляжем. И ни одна душа о том, что тут было не узнает. Договорились?»
Я был возмущен наглостью это раздолбая и ответил отказом. Вышел из ленкомнаты и сразу к телефону. Крутанул ручку и попросил срочно соединить с командиром дивизиона. Подполковник Синенко сразу понял, что к чему и попросил до его приезда продержаться насколько это возможно. Тем временем, алкоголь основательно распалил солдат. Услышав мой разговор с комдивом, телефон находился рядом с ленкомнатой, они стали выражать недовольство. И я услышал прямую угрозу в свой адрес: «А давайте мы этого летёху изобьём, чтобы запомнил, как дембелей уважать!» Я понял, что медлить больше нельзя, позвал сержанта—заместителя, приказал ему открыть оружейную комнату. Вооружился пистолетом сам, вооружил карабином с патронами сержанта, а потом закрыл его в оружейной комнате и отдал ему ключи. Сам же стал у двери канцелярии. А поскольку одной стеной оружейной комнаты была решетка, то фойе, где я стоял, находилось в зоне видимости сержанта. В это время дверь ленкомнаты открывается и оттуда с шумом и угрозами вываливает пьяная толпа, и с кулаками направляется ко мне. «Стоять!» — кричу я и достаю из кобуры пистолет. И тут же громко отдаю приказ сержанту: «Как только эти подонки нападут на меня, открывай по ним огонь на поражение!» Сержант тут же клацает затвором и сквозь решётку направляет карабин на нетрезвую толпу.
В этот момент входная дверь домика распахивается и в помещение врывается командир дивизиона с офицерами. В считанные секунды «бунтарям» заламывают руки и выводят их из домика. А комдив благодарит меня, за то, что не сплоховал. Прогноз дембелей не оправдался. Меня хвалили за решительные действия, а впоследствии выдвинули и по службе. А если бы пошел бы на поводу у «дембелей» — перестал бы себя уважать.
Я не удержался и задал вопрос:
— А если бы помощь не подоспела вовремя, ты бы отдал тот приказ?
— Да! — утвердительно ответил комбат.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 18.07.13 17:00. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

«Три кита» замполита

 В Уставе внутренней службы определены обязанности политработника ротного (начального) звена. Они объемны и многообразны. И все вертятся вокруг двух основных направлений: боевой готовности и воинской дисциплины. Ответственность за них замполит несет наравне вместе со своим командиром. Но есть еще «три кита», на которых держится только замполит. Это — политическая подготовка (политзанятия), ленинская комната и наглядная агитация подразделения. За них он ответственен на все сто процентов.
 С первых лет советской власти и до наших дней политподготовка не претерпела особых изменений. Всё крутилось вокруг «заветов Ленина» и указаний партийных форумов (съездов). Идеологические «умники» Главного политического управления армии, в соответствии с «теорией развитого социализма», регулярно сочиняли и печатали в спецжурнале «Коммунист Вооруженных Сил» (КВС) тематические «опусы» в помощь офицерам—руководителям групп политзанятий. Осилить эти «опусы» мог, разве что человек с высшим гуманитарным образованием, но не вчерашний школьник, призванный служить в армию. А уж как плевались наши взводные, пытаясь разобраться в этой политической «жвачке»!
 Поэтому, приходилось неофициально отбрасывать в сторону подобные «тематические разработки и рекомендации». И говорить с солдатами конкретно и по душам, рассказывая о событиях в стране и за рубежом, увязывая их (по возможности) с событиями в армии, взводе, отделении. Не всегда это удавалось. Но польза была, несомненная.
 Теперь о Ленинской комнате. В жизни начинающего замполита она занимала столько же места, сколько для Макара Нагульнова — «разлюбезная мировая революция» (М. Шолохов. «Поднятая целина»). Нас приучали именно в ленкомнате начинать свой рабочий день, там же его и заканчивать. Кроме своего идейно—политического предназначения, эта комната должна была служить культурному отдыху солдата. Здесь он мог почитать газету или журнал, сыграть в шахматы или шашки, написать письмо. Планшеты с изречениями вождя революции, «иконостас» с портретами членов Политбюро и прочие вещи не вызывали у солдат прилива чувств и энергии. Интерес лишь вызывали фотографии сослуживцев, которые ходили в передовиках. Их старались при удобном случае оторвать и поместить в свои «дембельские» альбомы.
 Находились, конечно, политработники—«изобретатели», ухитрявшиеся искусно подменять содержание антуражем. Обрамляли все стенды и планшеты в ленинской комнате ценными породами дерева, в ход шёл модный пластик, оргстекло и чеканка по металлу. Конечно, всё это было красиво и эффектно, но только для проверяющих. Такие «очаги политпросвета» обычно закрывали на замок и открывали на время приезда начальников. А солдаты обычно любили проводить время в более скромной и практичной комнате бытового обслуживания («бытовке»).
 Под моим началом находилось две ленинские комнаты — большая в казарме батареи и маленькая — в домике дежурной смены. Обе были в запущенном состоянии: протекающий потолок, ободранные полы, сломанная мебель и разбитые плафоны на люстрах. По оформлению эти ленинские комнаты не шли ни в какое сравнение с ленинскими комнатами нашего училища. А по содержанию материалов и по «связи с жизнью», отставали минимум на год. Пришлось мне засучить рукава и приняться за работу.
 Для начала нужно было подобрать «художника», а затем научить его более—менее приемлемо писать плакатным пером. Следующее мероприятие — накопление оформительских материалов. Как мы только не ухищрялись в этом! Однажды, идя по бетонке мимо территории княжевской части, я обратил внимание на новенький забор, недавно поставленный «собаководами». У обычного человек этот забор не вызывал бы никаких эмоций. Но я же был замполитом! Потому сразу сообразил, что штакетник идеально подходит для изготовления стендов наглядной агитации. Я поделился своими соображениями со своим помощником — доморощенным художником—оформителем рядовым Фатиным. Тот мою идею одобрил. Не поделившись больше ни с кем своей задумкой, мол, хороший сюрприз будет, мы решили новый забор разобрать. И в ближайшую ночь отправились с Фатиным на «дело». К нашему удовольствию, штакетник ещё был только наживлен и отрывать его получалось легко и беззвучно. Работа вовсю спорилась. Мы уже успели разобрать метров двадцать забора, как вдруг в гарнизоне завыла сирена боевой тревоги! Ни слова ее говоря я и Фатин рванули что было сил в городок. И пробежали расстояние в полтора километра с неплохим результатом. В казарме мы появились раньше всех офицеров, бежавших в казарму из дома. Что было сразу же отмечено начальством: «Гляди—ка, замполит пример нам показывает!»
 Война, конечно, войной, но мы с Фатиным надеялись на то, что скоро дадут отбой тревоги, и мы с помощью надежных бойцов сможем перенести результаты нашего труда в казарму ещё до наступления рассвета. Но тренировка боевых расчетов полка затянулась до утра, и отлучиться со стартовой позиции никак было нельзя. Когда мы возвращались в городок и проходили мимо того места, где оставили доски, я увидел, что, перефразируя слова поэта, «…как прежде тот забор стоял, незримой силой поднятый из праха». А когда приглянулся, стало заметно, что рейки штакетника на этот раз были закреплены, что называется, намертво — каждая рейка была прибита несколькими гвоздями и обмотана колючей проволокой. Мы с Фатиным переглянулись и грустно вздохнули…
 Понятно, что совершать какой—либо переворот в оформительском деле я не собирался. Просто постарался обновить стенды, но тщательно продумав их цветовую гамму. А для начала привел в божеский вид сами помещения ленинских комнат. Результат у меня получился неплохой. Ленинские комнаты понравились и начальству и солдатам. Мои труды отметили и стали хвалить. Но недолго. Мой коллега и одновременно соперник по соревнованию Миша Калинин, постоянно подталкиваемый замполитом дивизиона майором Козловым, хоть и против своей воли, но тоже вынужден был взяться за «оформительские реформы». И когда он их успешно закончил, то майор Козлов переключил своё внимание на меня. Мол, давай опять вырывайся вперёд! Но зачем мне нужно было «вырываться вперёд», я не очень понимал. Жизнь солдат батареи от моих оформительских трудов не улучшилась ни на грамм, зарплату за это не повышали, премий тоже не платили. Кроме того, всё то, что было написано на стендах и планшетах, как правило, никем не читалось.
 Содержание стендов привлекало внимание лишь тогда, когда клуб был на ремонте, и в связи с этим читка приказов проводилась в одной из ленинских комнат. Во время читки офицеры управления полка (штабисты), обычно редко бывающие в казармах, с любопытством вертели головами и с ходу обнаруживали в текстах орфографические ошибки. Тут же комментировали эти ошибки, раздражая командование полка. Замполита, ответственного за данную ленинскую комнату, ставили «столбиком» и публично подвергали осмеянию. А после окончания совещания обычно следовало вливание от «старших товарищей» по замполитовскому цеху. Дальше следовало исправление обнаруженных орфографических ошибок.
 Таким образом, оформительская работа никогда не прекращалась. Более того, если менялось начальство, то оно почему-то всегда стремилось взять шефство в решении оформительских вопросов. Я в этом убедился на собственной шкуре. Сначала в лёгкой форме, а потом и в более тяжёлой.
 В первом случае дело было накануне увольнения командира полка полковника Погорелова в запас. При оформлении потолка ленинской комнаты в казарме батареи, я решил «сыграть» цветовой гаммой, и разместил белые и голубые квадраты из оргалита в шахматном порядке. Только закончили с потолком, заявляется к нам в ленинскую комнату сам Василий Михалыч собственной персоной. Поглядел он на потолок, прищурил один глаз и выдал: «Я бы посоветовал вам по центру крест выложить!». Сказал это, повернулся и ушёл. К мнению Погорелова я, конечно, не прислушался. Ну, мало ли что без пяти минут пенсионеру в голову взбредёт. Может, таким образом, он память хотел о себе оставить, поскольку его вот—вот его должны были уволить в запас. Короче, оставили мы всё, как было. Но через пару дней полковник Погорелов появляется вновь и начинает меня драть за то, что я «проигнорировал его рекомендации», которые вообще—то должен был считать приказом. Выслушал я Погорелова, но опять не стал выполнять его «рекомендации». Но когда Погорелов отодрал уже не только меня, но и комбата, и комдива, и ещё некоторых непричастных лиц, попавшихся ему под руку, вожделённый им крест с мастерили всем «коллективом». Только соорудили мы крест, как Погорелов уволился. Через пару недель уже новый командир полка Сачавский, в порядке знакомства со своими новыми «владениями», заглянул к нам в ленинскую комнату. Покрутил головой, а потом поднимает глаза к потолку. Посмотрел на потолок и спрашивает: «А что это у вас на потолке тевтонский крест делает? Вы что тут пропагандируете?» И я, как на духу, рассказал ему об авторе этой «оригинальной» идеи. Но упоминание имени бывшего командира полка только подлило масла в огонь. А поскольку энергия у нового командира перехлёстывала через край, то судьбу решили дальше не испытывать судьбу, и вернули потолок в ленинской комнате к первоначальному варианту.
 Во втором случае дело было так. Моя ленинская комната дежурной смены в очередной раз заняла первое место в полку. Ну, думаю, теперь—то немного передохну. Не ту—то было! Длинные руки Сачавского дотянулись и сюда. Приехал он как—то в казарму дежурного взвода, и когда осматривал мою ленинскую комнату, то вместо того, чтобы похвалить меня за занятое первое место, предложил заново всё переделать! Я поначалу по своей наивности подумал, что просто ослышался, но Сачавский протягивает мне собственный эскиз. И говорит, что не одну неделю его разрабатывал. Посмотрел я на тот эскиз, и стало мне совсем не по себе. Поскольку там присутствовали и инкрустация, и резьба по дереву, и чеканка по меди, и прочие столичные оформительские прибамбасы. За воплощение в жизнь своего «проекта» Сачавский пообещал выдвинуть меня на повышение.
 В связи с тем, что в тот момент настроение у меня было совсем неважнецкое настроение. Я ещё отошёл от «дела Боровкова», о котором речь пойдет ниже, а тут этот «эскиз». Машинально положил «творение» Сачавского в стол и забыл про него. Через несколько дней Сачавский вновь заглянул в домик дежурной смены, чтобы поинтересоваться тем, началась ли работа по воплощению в жизнь «проекта», и нужна ли какая помощь. Уже взявшись за ручку входной двери, чтобы зайти внутрь домика, он машинально взглянул на мусорную урну, и побледнел. В урне валялся скомканный и уже даже заплёванный его эскиз! Готовясь к приезду командира, командир взвода Андрюшин приказал солдатам навести в домике порядок и выбросить из него всё лишнее. Что они добросовестно и сделали. Конечно, возмущению командира полка не было предела! А я с этого момента я впал у него в высочайшую немилость.
 Про «третьего кита» — наглядную агитацию, я много говорить не буду. Отмечу лишь то, что о работе замполита узнавали ещё не заходя в казарму. В изготовлении наружной наглядной агитации большого простора для творческих излишеств у замполита не было. В изготовлении монументальных щитов—лозунгов наглядной агитации обычно помогали старшие коллеги—политработники. По сути, это была именно их вотчина. Ну, а те лозунги, что были развешены в казарме, «курировал» командир батареи.

Рожки

 Спустя пару недель после моего прибытия в полк, появилась группа офицеров — выпускников Горьковского зенитного ракетного училища, готовившего специалистов исключительно для Системы—25. В наш дивизион из них попали лейтенанты Алексей Видякин, Николай Новиков и Сергей Усов. Последний вскоре заменил в нашей батарее Виктора Гамрекели.
 Главная проблема, которая обычно касалась всех молодых офицеров на первом этапе их службы, — это финансовая. Никто из нас еще не получал офицерских зарплат и следовательно, не умел экономить. Деньги, которые выдаются выпускникам на руки в училище, были потрачены еще в отпуске. А до выдачи первого денежного довольствия в полку было еще далеко, поскольку приказы о нашем назначении блуждали по вышестоящим инстанциям. Занять денег, чтобы продержаться до первой зарплаты, в долг у родителей — утратить только что обретенную самостоятельность.
 Выход в решении финансовой проблемы нашли в добровольном слиянии наличного «капитала». Деньги мы тратили в основном на еду. О развлечениях в городе нам и помышлять пока не приходилось, а вот отсутствием аппетита мы, молодые и здоровые парни, никогда не страдали. Да и в нашей офицерской столовой кормили вполне сносно.
 Когда у каждого из нас молодых лейтенантов в кармане осталось по 3—5 рублей, мы объединили свои «капиталы», на которые было решено покупать в магазине Военторга только самые необходимые продукты, а пищу готовить — в общежитии. В качестве основного продукта были выбраны доступные, а главное, дешевые макаронные изделия. А точнее — «рожки». Путем нехитрой возни у электроплитки, получалось «универсальное блюдо». В котором на первое были «рожки» с «бульоном», на второе — просто отварные «рожки». Что обычно было на третье, легко догадаться по смыслу.
 Первые дни это меню вполне устраивало. Но спустя неделю при мысли о еде, становилось как—то не по себе. В Военторг за продуктами, то есть за «рожками», мы ходили по очереди. Наступила и моя очередь. Лешка Видякин, который негласно он был у нас за старшего, со вздохом протянул мне последнюю трешку и тихо сказал: «Иди за «рожками». Но едва я переступил порог нашего полкового Военторга, как мне в нос ударил запах копченой колбасы и прочего. Да так ударил, что голова моя закружилась, и я чуть не потерял сознание. Как раз в это время продавец отвешивала очередному покупателю сливочное масло. При виде сливочного масла, мысли мои сбились в кучу, словно бараны в стаде. Словно под гипнозом я подошел к прилавку и на всю имеющуюся у меня сумму купил сливочного масла! В общежитии меня ждали мои голодные сотоварищи. И мое желание сделать им праздник, не нашло у них понимания. На мою коротко стриженую голову разом посыпались проклятья и обвинения в том, что я обрек всех на голодную смерть. Особо усердствовал Лёшка Видякин, который он хотел даже подвергнуть меня пытке — заставить в одиночку съесть этот злосчастный кусок масла, без хлеба и соли. Но горевали мы, к счастью, недолго, Уже на следующий день в полк пришел долгожданный приказ о нашем назначении и, само собой, денежное довольствие. Финансовый союз наш распался, но теперь мы уже хорошо знали, как это — экономить. Более того, по совету бывалых офицеров, я вступил в полковую кассу взаимопомощи (КВП). И стал откладывать в неё каждый месяц рублей по двадцать. Вроде бы и незаметно, но сумма из месяца в месяц растет. Потребуется сделать какую—то серьёзную покупку, КВП в этом обязательно поможет. Или поможет тогда, когда возникнет такая же проблема, как например, у прапорщика Мешкова.

Педагогика в действии

 В службе тыла нашего полка служил прапорщик Мешков. Прапорщик уже в возрасте, потому все в полку звали его ласково «дед». Но дети у этого «деда» были все малые ещё ребята. Дети, как дети, если бы не один из них — сущий сорванец. И чего только не вытворял он, доставляя огорчения отцу с матерью. Вершиной всех его безобразий стал поджог большого колхозного стога сена. И хоть клялся непутёвый сын прапорщика Мешкова, что сотворил он это черное дело вместе с деревенскими пацанами совершенно нечаянно, за сгоревшее колхозное сено пришлось уплатить солидный штраф. Таких больших денег у прапорщика Мешкова, конечно, пришлось писать заявление в кассу взаимопомощи о получении ссуды. Вопрос о выдаче ему ссуды решался на собрании всех членов КВП. Но зная Мешкова, как очень хорошего и доброго человека, все единодушно проголосовали «за».
 А что Мешков младший? Я сам не видел, но рассказывали, что Мешков несколько дней гонялся за ним по городку и окрестностям с ремнем. Все жители военного городка посчитали, что это вполне педагогично и польза от этого несомненно будет. Так оно и случилось. Не прошло и полгода, как весь полк облетела новость: непутёвый сын Мешкова, взявшийся за ум, выиграл в лотерею «Спринт» автомобиль «Жигули»!!! Теперь счастливый отец каждому встречному хвалил свое любимое чадо и обещал покатать на личном автомобиле, доставшемуся ему от сына. Вот, такая педагогика!

Первая командировка

 Не прошло и месяца с начала моей службы, а мне уже надлежало отбыть в двухнедельную командировку на сборы выпускников нашего училища. Организовал сборы политотдел армии с целью обучить нас боевой технике, находящейся на вооружении полков, и присвоить нам квалификацию 3 класса. А заодно и обменяться первым опытом работы.
 Узнав о командировке, я несказанно обрадовался. Во—первых, потому, что можно будет неплохо расслабиться в компании однокашников. Во—вторых, — побывать дома.
 Собрали нас в кадрированном, то есть в сокращенном по штату и не несущем боевое дежурство, полку, расположенном неподалеку от города Электростали. Числился полк на хорошем счету. А иначе и быть не могло, так как этот полк стоял ближе всех к трем основным штабам — Главкома Войск ПВО страны, 1 й Армии особого назначения и 6—го корпуса особого назначения. Приезд начальство всех мастей здесь было обычным явлением. И не случайно, перевооружение зенитных ракетных войск на систему С—300 (а позже — и на систему С—400) начнется именно с этого полка.
 Разместили всех нас в казарме войскового приемника, которая в это время пустовала. Радости нашей не было предела — встретились бывшие однокашники по училищу, которым было и о чем вспомнить, и чем из впечатлений о первых неделях офицерской службы поделиться! Одному из нас, бывшему сержанту сверхсрочной службы, а ныне лейтенанту Ивану Бондарю довелось уже даже побывать на полигоне Капустин Яр, где проводились боевые пуски ракет. Правда, при этом молодой лейтенант умудрился получить взыскание за нарушение режима секретности! Причиной всему оказался двугорбый верблюд. Увидев это экзотическое животное в естественных условиях обитания, Бондарь решил запечатлеть верблюда на фото. И все было бы ничего, если бы фоном для «корабля пустыни» не стала стартовая позиция полигона с боевыми ракетами! Это сейчас снимать можно практически всё и везде, «секретов» в армии не осталось. А тогда, в семидесятые, это было вполне серьезно всё было. И все равно мы Бондарю очень завидовали.
 План сборов был такой. Две недели теоретических лекций и практических занятий. В завершение — сдача экзамена на 3 класс. Естественно — семинар по партполитработе. Но какие могут быть занятия, когда однокашники собрались вместе! Потому, отсидев в классе положенные часы, вечером уезжали на заслуженный отдых. Полк был расположен очень удачно — рядом два крупных города Московской области — Ногинск и Электросталь. И разница между этими городами заключалась только в том, что первый был старым, а второй молодым. Начали отдых с Электростали, с ресторана напротив Дворца спорта «Кристалл». Администратор ресторана была сама любезность. Прознав, что мы будем находиться в здешних краях ещё две недели и наверняка не раз заглянем к ним в гости, даже предложила организовать местных девочек. Мы уже изрядно захмелели и потому одобрительно закивали головами, пообещав появиться на другой день. С последним автобусом ухали в полк. По дороге шутили и болтали обо всём без умолку. Потом принялись за «политику». И так за разговорами совсем незаметно доехали до места. На другой день, а точнее, вечер, единодушия в нашем коллективе не получилось. Часть из нас рвалась уже в знакомый нам ресторан. Другие же были против и намеревались ознакомиться теперь с «достопримечательностями» города Ногинска. А третьи вообще не хотели никуда ехать, а собирались остаться в казарме, чтобы выспаться.
 В общем, в результате разбились на мелкие группы. Я вместе с лейтенантом Куприяновым (Куком) из бывшей 6 батареи двинулись в Ногинск. Уточнив, где находиться недавно открывшийся ресторан, долго добирались до цели. Сначала на трамвае образца, по—видимому, до 1917 года, а затем по тропинке через заросший бурьяном овраг и крестьянские избы.
 В просторном зале ресторана «Ногинский» было буднично и немноголюдно. Местная публика либо не жаловала это заведение, либо в городе просто что—то случилось, решили мы. Вёрткий и услужливый официант, приняв у нас заказ и узнав, что мы не местные, кратко ознакомил нас со здешними нравами. Город — рабочий и фабричный люд в будни трудится. А если и позволяет себе после работы расслабиться, то делает это кое—как и не эстетично. Другое дело — выходной. Тут уж все вверх ногами. Есть и завсегдатаи. Если хотите повеселиться с девчатами, то не суетитесь, спокойно ешьте и пейте — они вас сами найдут.
 Когда мы приступили к десерту, за наш столик официант посадил двух молоденьких девчушек. По всей видимости, студенток местного техникума. Кук почувствовал себя светским львом, и понес какую—то чушь, выдавая себя за коренного жителя Питера. А когда он поинтересовался мнением девчонок относительно нового хита «Shugar Baby Love» рок—группы «The Rubettes», то те только глазами заморгали. Пришлось сменить тему. Девчата начали рассказывать нам про свой Ногинск, и время полетело незаметно.
 После ресторана мы гуляли по городу, тут и там встречая разрозненные группы нашего командировочного коллектива. Девчонки были рады знакомству и, наверное, надеялись на его продолжение. Но для нас в тот момент это был просто крохотный эпизод из удачно проведенного времени.
 Следующая поездка в Электросталь была неудачной. Хозяйка ресторана не простила нам «простоя», потому обслуживание было из ряда вон выходящим. Можно сказать, покинули питейное заведение не солоно хлебавши. В выходные разъехались по домам, прихватив с собой по полному портфелю свежих яблок.
 Вторая неделя пролетела быстрее первой. По вечерам мы теперь не уезжали из полка, а развлекались на месте постоянной дислокации. Так, однажды решили вспомнить детство и направились на усадьбу ближайшего колхоза. Дружно укатили оттуда телегу и поочередно впрягаясь в нее, с криками и свистом катали друг друга. Когда катание надоело, подкатили телегу к шоссе и перегородили ею путь. А сами спрятались в придорожных кустах. Можно было только догадываться о тех чувствах, которые испытал неведомый нам владелец легковушки, наткнувшийся ночью, на безлюдной дороге на то ли партизанский, то ли разбойничий завал. Визг тормозов, разворот на сто восемьдесят градусов и машина на огромной скорости удаляется восвояси. А округа сотрясается от хохота десятка молодых лейтенантов. Так мы «отдыхали» после напряженных дней учебы. Но вот закончилась командировка. Мы прощаемся. Но не только с друзьями, а может быть и с бесшабашностью, которая так понятна нам.
 Потом были и другие командировки. Поначалу мне они нравилось, поскольку появлялась возможность отвлечься от «тягот армейской службы» и при случае, пообщаться с однокашниками. Как правило, пунктами назначения были Москва, Долгопрудный и Балашиха. Но со временем, меня стали использовать не по делу и против моего желания. Это было либо сопровождение солдат в госпиталь, либо доставка документов в штабы. Но главным неудобством было то, что эти поездки сопровождались финансовыми расходами, которые мне, почему—то не компенсировались. По поводу моего возмущения таким положением дел, наши офицеры в полку реагировали своеобразно: «А зачем тебе деньги? У тебя ещё ни жены, ни детей нет. И кормить тебе некого».
 Помимо меня, в командировки часто ездил и Саша Кокорин. Но «напрягов» с деньгами у него не было. «Нас, штабных, начфин не обижает» — прояснил он мне суть дела. На очередных сборах политработников корпуса я поднял эту тему. Не успел вернуться в часть, как меня тут же встретил начальник финансовой службы полка капитан Некрасов, который уже успел получить за меня нагоняй от генерала Михалевича. И через несколько минут из полковой кассы им была выплачена солидная сумма причитающихся мне командировочных. После этого я ездил в командировки, связанные исключительно с моей служебной деятельностью, а командировочные всегда теперь платили исправно, хотя я чувствовал, что Некрасов затаил на меня обиду.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 20.07.13 13:12. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Чрезвычайное происшествие

 Прибыв обратно в полк из командировки, я узнал неприятную новость — в группе технического обеспечения (ГТО) дивизиона произошло чрезвычайное происшествие. Безобразия, происходившие в этом небольшом подразделении уже достаточно длительное время, достигли своего апогея. Оказалось, что солдаты дежурной смены ГТО ночью организовали пьянку, завершившуюся ограблением магазина в поселке 9—го торфоучастка. Поселок этот находился в двух километрах от дивизиона.
 Еще летом, пользуясь бесконтрольностью своих командиров, старослужащие солдаты ГТО приобретали спиртные напитки в магазине посёлка 9—го торфоучастка и по ночам распивали их в домике дежурной смены ГТО. Здесь надо отметить, что согласно боевому расчету дежурный офицер в ГТО не назначался, присматривать за солдатами группы полагалось дежурному по дивизиону. И если дежурным был офицер из группы ТО, то он, находясь со своими людьми, обеспечивал порядок. Но если дежурными были офицеры из батарей, то большую часть времени они проводили или со своими подчиненными на дежурных взводах или на рабочем месте — в бункере ДКП (дивизионного командного пункта). Пользуясь таким положением дел солдаты ГТО обнаглели вконец.
 В одну из сентябрьских ночей, когда в бункере ДКП дежурил мой коллега, замполит второй батареи капитан Калинин, «старики» из ГТО решили в очередной раз выпить. «Соображали» всем караулом, во главе которого был сержант Фролов. Подошло время провести смену поста. И тогда пьяный начальник караула приказывает пьяному же разводящему выставить на пост тоже пьяного патрульного рядового Николаева . Что было и сделано. Спустя некоторое время пьяное «начальство» засыпает сладким нетрезвым сном. А что патрульный? У него впереди два часа нахождения на посту, в течение которых ему нужно охранять технологические площадки. Ходить по бетонной дороге вперёд и назад. А это — скучно! Хмель нетрезвому патрульному стучит в голову и толкает на приключения. Потому оружие и патроны укладываются в кусты, а рядовой Николаев, преодолев два ряда проволочного ограждения, устремляется в сторону посёлка 9—го торфоучастка. Спустя полчаса он у цели — поселкового магазинчика. Орудуя прихваченным по пути ломиком, рядовой Николаев сбивает навесной замок и проникает внутрь помещения.
 Дед Фомич был бобылем и жил в избушке по соседству с магазином. Причиной найма деда Фомича на работу ночным сторожем послужило именно это обстоятельство. Никакого дефицита в поселковый магазин отродясь не завозили, поскольку в поселке в основном жили старики и старухи. И идти на грабёж этой торговой точки было делом совсем малоприбыльным. Впрочем, когда—то содержимое магазина уже зарились солдаты из соседней воинской части. Правда, дело было давно, и закончилось всё судом. Понятно, что и сторож в то время был другой.
 Дед Фомич выполнял свои служебные обязанности лежа на кровати. И услыхав что-то похожее на лязг металла, вздрогнул и затаил дыхание. «Ребятня какая балует али показалось?» — подумал он и стал натягивать сапоги. Потом вышел осторожно во двор, стал присматриваться к магазину и увидел, что у двери магазина возится человек в военной форме. Дед Фомич хотел было закричать и броситься к «разбойнику». Но сразу смекнул, что «разбойник может быть «с ружьем али с другим каким наганом». Пальнет, недолго думая, и «сбегёт». Так помимо добра казенного, можно и жизни лишиться. Потому, дед Фомич молча залег у забора в сырую от ночной росы траву и стал наблюдать. «Разбойник» тем временем справился с дверью и проник внутрь магазина. Деда Фомича так и подмывало выскочить из своего укрытия, захлопнуть дверь, а потом закричать, что есть мочи: «Караул!!!». Но здравый смысл снова вновь взял верх. И дед Фомич тихо продолжил своё наблюдение. А из магазина тем временем доносился какой—то неясный шум, будто бы внутри что—то передвигали или бросали. Наконец, на пороге магазина опять показался «разбойник», но теперь уже небольшим мешком в руках. В свете, как раз выглянувшей из—за туч луны, блеснула латунная бляха солдатского ремня. Немного помешкав, «разбойник» тихо прикрыл дверь магазина и нетвердой походкой пошел по тропинке в сторону воинской части.
 Дед Фомич выждал еще немного времени (а вдруг вернется?). Затем встал, отряхнулся и с замиранием сердца подошел к магазину. Хотел было уже войти внутрь, но вспомнил, что в таких случаях надо немедля вызывать милицию. Телефона на торфоучастке не было. Потому, разбудив своего соседа, электромонтера торфоучастка, Иванова, второпях стал ему излагать тому суть произошедшего. Дело в том, что электромонтёр Иванов был владельцем транспортного средства — мотоцикла с коляской. Когда тот понял, что к чему, то в свою очередь разбудил жену, чтобы она присматривала за магазином, пока он и дед Фомич будут вызывать милицию.
 Ближайший телефон находился в деревне Княжево, где располагалась военная часть — школа служебного собаководства «Звезда». Туда—то направились на мотоцикле сосед Иванов с дедом Фомичём. В части быстро смекнули, что к чему, и стали действовать. Связались милицией Дмитрова, вызвали заведующую магазином, а также предложили свои услуги — использовать для розыска преступника служебно—розыскную собаку.
 Спустя некоторое время у ограбленного магазина собралась небольшая группа заинтересованных лиц. Стали осматривать место происшествия, и почти сразу же нашли «вещдок» — ломик, которым преступник сбивал на двери замок. Ломик дали обнюхать собаке. Пес завилял хвостом и взяв след, рванул, натягивая поводок, по узкой тропинке.
 На позиции дивизиона стояла предрассветная тишина. Сладко спал начальник караула сержант Фролов, сопя ему в унисон, спал разводящий рядовой Турбин. Спал и утомленный после ночного «подвига» рядовой Николаев. Он вернулся на пост как раз к своей смене. До утра мешок с «добычей» он спрятал в кладовке, где хранился уборочный инвентарь. Но проснулся рядовой Иванов от оглушительного лая собаки, потому, открыв глаза, увидел прямо перед собой оскаленную собачью морду. А рядом милиционеры, ещё какие—то люди, сам командир полка. Только теперь стал до него доходить смысл содеянного им.
 На другой день в полк понаехала уйма начальников всех степеней. Чрезвычайное происшествие перечеркивало все планы полка завоевать на конкурсе переходящее Красное Знамя Московского городского комитета партии и Моссовета. Всем миром пытались замять скандал и избежать суда. Но вмешалась гражданская прокуратура, которая и раскрутила это дело. Следствием было установлено, что рядовым Николаевым из магазина была похищена по сути, мелочь — мыльницы, зубные щетки, какая—то бижутерия. Объяснил рядовой Иванов свой поступок алкогольным опьянением. Но главным было то, что на боевом дежурстве была совершена коллективная пьянка, в которой принимала участие практически вся дежурная смена ГТО, шесть человек. И сидеть бы на скамье подсудимых всем вместе, но по заслугам получили лишь трое главных участников. На технической базе корпуса в Трудовой состоялся показной суд, на который для профилактики собрали всех разгильдяев корпуса. Рядового Николаева осудили на полтора года. Рядовому Турбину дали два года, а сержант Фролов получил все три. Почему так? Потому что с начальников в армии спрос особый. Так то!

«Пять капель под язык»

 Осень — пора отчетно—выборной комсомольской кампании. В батарею зачастили проверяющие. Но одно дело офицеры своего полка, другое — «шишки» с верхов. Первой такой «шишкой» был для меня инструктор по комсомолу из корпуса прапорщик Воронкин. Вроде бы прапорщик офицеру не ровня, но все—таки проверяющий, и у самого генерала Михалевича в «советчиках» ходит. В общем, приехал прапорщик Воронкин на отчетно—выборное комсомольское собрание в один из взводов моей батареи. Я постарался не ударить в грязь лицом и выдал «на—гора» все, чему нас учили в вузе, насколько позволяли местные условия. Прапорщик Воронкин — человек крупного телосложения, на мой взгляд, остался доволен собранием. Во всяком случае, его лицо выражало умиротворение. После собрания он скал мне: «Увидимся позже».
 Придя вечером в общежитие, я вновь увидел своего недавнего проверяющего. Был он слегка подшофе уже и поэтому необычайно разговорчив. А увидев меня, оживился ещё больше: «Хотелось бы посмотреть быт молодого замполита». Я любезно пригласил Воронкина к себе в комнату. Тот бегло окинул глазами обстановку и сказал: «Подведем итоги проверки наедине. У тебя что—нибудь выпить есть?» Я совсем был не готов к такому вопросу, и только отрицательно покачал в ответ головой.
— Ну вот, — явно огорчился Воронкин — придется доложить генералу Михалевичу, что собрание в комсомольской группе твоей батареи прошло на низком идейно—организационном уровне. Активность была плохая, народ — равнодушен к происходящему. Плохо, товарищ лейтенант!
Я поначалу не поверил своим ушам, решил, что этот Воронкин просто так шутит, но тот был вполне серьезен. Как быть? Но Воронкин сам помог найти выход из положения.
— А может быть у тебя одеколон есть?
Я слышал, что в городке живет бывший офицер Светличный, который пьет одеколон. Но тот, понятное дело, алкоголик. Но чтобы одеколон употреблял инструктор по комсомольской работе одного из передовых корпусов ПВО! Видимо, прочитав мою мысль в глазах, прапорщик сказал:
— Да ты не подумай, что я регулярно одеколон пью, просто день сегодня такой, торжественный. Всего пять капель под язык, да и только!
Пришлось мне достать—таки флакон одеколона и кружку. Профессиональным движением Воронкин приготовил «зелье». И тут меня ждало новое испытание — испить «зелье» первому! Я в ужасе отпрянул, но Воронкин вновь напомнил мне о возможной отрицательной оценке комсомольского мероприятия. Пришлось подчиниться. Ну и мерзость же этот одеколон! Видя, как я мучаюсь, прапорщик подобрел, забрал у меня кружку и всосал её содержимое одним махом. А спустя некоторое время сказал:
— Я до партполитработы в официантах ходил. Вот и пришлось попробовать всего. — и помолчав, добавил — А собрание у тебя прошло на высшем уровне.
 Через несколько дней я был отмечен в положительную сторону среди частей корпуса по качеству проведения отчетно—выборных комсомольских собраний. Но кружку, из которой мы пили «зелье» все—таки пришлось выбросить, поскольку запах одеколона в ней был неистребим.

Посылка

 Осенью к нам в батарею пришло молодое пополнение. Чтобы побольше узнать о каждом солдате, я решил воспользоваться испытанным методом индивидуально—воспитательной работы (ИВР), и написать письма родителям. Так, мол, и так, расскажите подробно о вашем сыне. Что он из себя представляет, чем в детстве болел, какие особенности характера и что можно от него ожидать. Ксероксов тогда не было, под копирку писать, вроде бы неприлично. Пришлось все письма писать от руки.
 Несмотря на мои старания, ответов на письма пришло немного. Да и те в основном были ничего не значащими. Но один из ответов очень запомнился, потому что был в виде посылки. Из далекой грузинской деревни прислали мне «привет» родители молодого солдата по фамалии Чабрашвили. Я растерялся поначалу, стал отказываться от посылки, о чём и сказал Чабрашвили. Но тот, не очень хорошо говоря по—русски, только замахал руками, давая мне понять, что это — от чистого сердца родителей. И в случае моего отказа — они обидятся. Кроме того, командир батареи тоже получил аналогичный №ответ». Пришлось «ответ» принять. В посылке оказались сухофрукты и две бутылки из—под шампанского, наполненные чачей, виноградным самогоном домашнего приготовления. К посылке прилагалось и лаконичное послание для меня: «Товарищ командир! Спасибо за сына» И подписи: Мать Като, отец Карум. С моим соседом по комнате сухофрукты мы съели быстро, а вот чачи нам хватило надолго — уж больно крепкой она была.

Новый год

 Он подкрался так незаметно, что застал меня врасплох. О том, что такой праздник существует, я вспомнил только за неделю до Нового года. Компанией я ещё не обзавёлся, потому поначалу хотел встречать Новый год в кругу своих одноклассников, была у нас такая школьная традиция, в Северном. Но от этого варианта встречи Нового года пришлось отказаться — 1 января мне, к сожалению, предстояло быть ответственным по батарее, и при всём своём желании я успел бы добраться к утру до места. Было предложение от холостяков, находящихся в «усилении». Они предложили скинуться и накрыть стол в общежитии. Я решил, что подобное мероприятие по сути банальная пьянка, потому своего согласия на участие не дал. Третьим вариантом встречи Нового года был новогодний вечер в клубе части. Его тоже пришлось отклонить. На вечере в клубе Новый год встречали в основном семейные, а среди них, я чувствовал бы себя не «лебедем», а «белой вороной». Наступило 31 декабря, а я так и не определился, где буду встречать этот Новый год.
 Вечером по установившейся традиции командование полка объезжало дежурные смены с поздравлениями. Я тоже вызвался съездить на дивизион вместе с замполитом полка. Командиром дежурного взвода был лейтенант Сергей Усов. Его совсем недавно перевели к нам в батарею. В связи с этим он и получил «почётное право» встретить Новый год в лесу. По глазам лейтенанта очень хорошо было видно насколько тоскливо он себя сейчас чувствует. И я принял решение составить в новогоднюю ночь ему компанию. Это очень удивило замполита полка. Но своё решение я подкрепил заявлением о том, что хочу быть там, где трудно, и вместе со своими подчинёнными». Усов очень обрадовался моему решению, вдвоём в любом случае веселее. Оказалось, что его подчинённые Усова по—настоящему подготовились к празднованию Нового года. Помимо праздничной еды, они организовали много всяких аттракционов и розыгрышей, приготовили подарки, и красиво украсили домик. Словом, сами позаботились о себе, и это было правильно.
 Под звон курантов мы подняли железные кружки с лимонадом и после Гимна Советского Союза символически чокнулись со всеми. Потом были розыгрыши, аттракционы и танцы под мою, недавно приобретённую мной пластинку, одолженную Усову на праздник. Это был первый настоящий американский диск «Beatles—65», купленный за 25 рублей, очень хорошие по тем временам деньги, у капитана Абрамова из РТЦН. Рок—н—ролл в новогоднюю ночь среди подмосковных сосен был как нельзя кстати. Неожиданно к нам пришёл дежурный по дивизиону замполит майор Козлов. Был он в подавленном состоянии. Оказалось, что ему только что сообщили из городка о телеграмме, извещавшей о смерти матери. Козлов передал мне приказание командира полка заменить его на дежурстве, поскольку я нахожусь на дежурном взводе. Но не сейчас, а утром, когда пойдёт первый автобус, которым он и уедет с позиции. До утра мы смотрели «Новогодний огонёк», а потом я отправился на ДКП. Дежурный по дивизиону, как—никак.
 Сменившись с дежурства, пошёл в общежитие, но «чудильника» не узнал! Коридор и комната отдыха были украшены по—новогоднему. И по рассказам холостяков встретили они Новый весело и с размахом. И стало мне грустно почему—то…

ЕП

 Рассказ о дивизионном начальстве начну, пожалуй, с одной из самых колоритных фигур. Таким был наш замполит — майор Козлов. Звали замполита Евгений Палыч, но среди офицеров его называли ЕП.
 Телосложением ЕП напоминал Дон—Кихота, такой же длинный и тощий, с осиной талией. Но если герой Сервантеса щеголял в рыцарских доспехах, то ЕП щеголял в широченных, прозванных в народе в честь легендарного маршала «жуковскими», галифе и в майорских погонах, свисавших на его впалую грудь.
 В майоре Козлове закон Маркса о единстве и борьбе противоположностей пробрёл своё зримое воплощение. Поскольку с одной стороны ЕП среди подчинённых слыл ярым приверженцем трезвого образа, а с другой стороны сам испытывал слабость к алкоголю, причем в хронической стадии.
 Словно собака—ищейка майор Козлов часто бродил вдоль заборов и по задворкам городка в поисках использованной стеклотары. Найдя бутылку, тщательно ее обнюхивал и профессионально устанавливал дату день ее распития. В то же время майор Козлов мог учудить такое, что мало не покажется. Полковое начальство смотрело на пристрастие замполита к спиртному сквозь пальцы. Возможно потому что он после каждого запоя давал клятвенные обещания «завязать» и дослужить до пенсии, которая была не за горами.
 Родом ЕП был из Тулы. В Туле жила его старенькая мать, там же он мечтал закончить службу. В наш полк он прибыл из Забайкалья. Оттуда же привез и свою жену, симпатичную миловидную женщину, оказавшуюся баптисткой! Таким образом, под крышей дома Козловых мирно сосуществовали атеизм и религиозные предрассудки. Удивительно, но даже сам начальник политотдела генерал Михалевич пытался прибегнуть к помощи баптизма, чтобы избавить от пьянства своего младшего коллегу. Но ничего не помогало.
 Человеком ЕП был неплохим. Любил юмор, а к молодежи относился с заботою и добротой. Была у него ещё одна страсть — велосипед. Он почти никогда не расставался с ним. В отличие от большинства офицеров, для которых велосипед представлял только средство передвижения, для майора Козлова он олицетворял некое мерило ценности. Когда я купил магнитофон, замполит поинтересовался его стоимостью, услышав цифру названную мной цифру, воскликнул: «Надо же! Это же целых три велосипеда!»
 Когда в выходные дни он назначался ответственным, под его руководством в роли «затейников» оставались молодые лейтенанты. ЕП предавался любимому занятию: рассказывал историю своего первого лейтенантского отпуска, проведенного им в Сухумском военном санатории. Суть его рассказа заключалась в том, как холостой лейтенанту Козлову, которому было приказано в отпуске жениться, выполнял этот приказ. Историю первого лейтенантского отпуска майора Козлова мы уже знали наизусть, но чтобы не расстраивать «шефа», каждый раз слушали его с показным вниманием.
 Если говорить о работе ЕП как замполита, то нужно обязательно отметить его особенный метод, названный им «хождение по лезвию бритвы». Я не знаю, что за смысл он вкладывал в это оригинальное название но, по—моему, здесь налицо было сеяние элементарной паники. Поясню это на примере. Как—то вечером подходит ко мне ЕП и заговорщицки говорит: «Есть сведения, что сегодня ночью у тебя в казарме произойдет пьянка. Примите меры и будьте начеку».
В тот вечер я со своими офицерами перетряхнул всю казарму, просеял всех возможных организаторов и участников пьянки, установил за ними жесткий контроль. Ночь прошла спокойно. О чём и доложил замполиту. Но тот по—прежнему был тревожен: «Затаились вчера… Но сегодня ночью пьянка точно будет!» Идя на обед, встретился с коллегой, замполитом второй батареи капитаном Калининым. Разговорились. Он сказал, что у них была точно такая же ситуация. Впоследствии я нашел способ, как прекратить необоснованные предостережения замполитам. Однажды я зашёл в его кабинет и серьезным, даже трагическим голосом сказал: — Евгений Палыч, мне нужно серьезно с Вами поговорить!
Лицо у шефа нервно подёрнулось.
— Пьянка?
— Нет!
— Самоволка?
— Нет!
— Драка?
— Нет!
После моего очередного отрицания лицо ЕП исказила гримаса предчувствия чего—то из ряда вон выходящего, и он сорвался на крик:
— Не томи душу — выкладывай!!!
— У меня кончился ватман для оформительских работ!
Услышав мои слова, ЕП хотел нецензурно выругаться, но это было бы очень непедагогично. Потому, переведя дух, он вежливо сказал, глядя мне в глаза:
— Ты хочешь, чтобы у меня был инфаркт, да?
 Через какое—то время я вновь обратился к замполиту с просьбой, такой же пустяковой по содержанию, но «значимой» по форме. Эффект от такого обращения повторился. И вновь ЕП прочувствовал на себе, каково это напрягать людей просто так. И только тогда он угомонился.
 Помощи от майора Козлова командиру дивизиона Кабанову было немного. Работал замполит в основном языком. Стоим мы как—то с комдивом у казармы, обсуждаем серьезные проблемы с дисциплиной, возникшие в дивизионе. Неожиданно из—за столовой выруливает на своём «стальном коне» ЕП. И сразу к нам. Не успел Кабанов и рта открыть, а счастливый ЕП ему уже свою «работу» показывает: «Глянь, командир, какую я трибунку для партсобраний отхватил!» И радостно улыбаясь, показывает на фанерный ящик, привязанный к багажнику. Корректный комдив Кабанов ничего не сказал в ответ, только глубже затянулся сигаретой. И только когда счастливый ЕП с возгласом «Ну, я полетел!» завернул за казарму, озабоченный проблемами с дисциплиной и редко ругающийся матом комдив, процедил сквозь зубы: «Трибунка… твою мать…»
 В день открытия XXV съезда партии майор Козлов сидел с карандашом у телевизора и не отрываясь слушал доклад Брежнева, ловя каждое слово Генсека. Рядом с ним во всеоружии сидел «художник», который ждал только сигнала. Как только Брежнев произнёс слова, касающиеся обороны страны, ЕП на лету запомнил их, быстро записал на листок, и через пару минут этот листок уже лежал перед художником. Вечером на совещании у замполита полка ЕП похвалялся своей оперативностью, говоря о том, что крылатые слова уже можно прочесть в казармах его дивизиона. Мне же он выразил своё возмущение аполитичностью старшего электрика нашей батареи. Тот во время просмотра «съездовской» программы «Время» завалился спать в бункере, удобно устроившись на шкафах аппаратуры. На вопрос Козлова почему он не смотрит «Дневник съезда», сержант ляпнул: «А меня укачали волны съезда партии».
 Несмотря на то, что замполит Козлов был старшим офицером, он как огня боялся высшего начальства. Особенно командира полка. Если Погорелов находился в городке, то Козлов скрывался от него на дивизионе. Если Погорелов был на территории дивизиона, то ЕП, словно заяц, петлял по позициям взводов. Чтобы избавиться от присутствия замполита в домике дежурной смены, достаточно было подойти к нему и сказать: «Кажется, к нам едет командир». После этих слов замполита тут же словно ветром сдувало.
 Как я уже говорил, майор Козлов периодически напивался, находясь в дивизионе. Предварительно одолжив в долг у кого—нибудь трёшку, на своем «стальном друге» он направлялся в сторону магазинчика в посёлке 9—го торфоучастка. Проходило какое—то время, и на поле за дивизионом показывалась одинокая фигура (уже без велосипеда), напоминающая сеятеля с плаката первых лет советской власти. ЕП шёл покачиваясь и размахивая руками, и ветер развевал его редкие волосы. Однажды зимой, в пятницу после смены боевого дежурства, я торопился в городок, чтобы в числе первых попасть в столовую. Пройдя по лесной тропинке до развилки, я вдруг обнаружил впереди себя по ходу предмет, напоминающий большой серый мешок. Мешок с солдатским бельем, — подумалось мне. Но подойдя ближе, я обомлел — на середине тропинки в позе танцора—плясуна лежал наш замполит майор Козлов! Я не на шутку испугался и склонился над ним, ЕП был мертвецки пьян. Лицо у него было сизого цвета, а нижняя челюсть почему—то периодически клацала вставными металлическими зубами. В это время позади меня показались ещё офицеры нашего дивизиона, чуть позже ослышался усиливающийся гомон приближающихся следом солдат. Увидев майора Козлова в такой позе, зампотех Кирюшин сказал: «Надо срочно оттащить тело к дороге, пока его не увидели бойцы». Мы попытались взвалить ЕП на себя, но это оказалось совсем непросто, «тело» оказалось настолько бесформенным, что все время выскальзывало из рук. А солдатские голоса слышались все ближе. Тогда Ильич, обведя всех взглядом, остановился на лейтенанте Новикове. Вот что, Коля, — быстро начал он, — помнится мне, что коммунист Козлов в своих соцобязательствах записал такой пункт: помочь молодому офицеру Новикову в освоении марксистско—ленинской теории. Теперь настал момент оказать тебе ответную помощь». Новиков сбросил с себя шинель и взвалив ЕП на спину, понес его по тропе, ведущей к шоссе. Мы тоже пошли за ним следом, неся в руках шапку—ушанку, шарф и перчатки ЕП. И только дошли мы до дороги, как со стороны дивизиона показался «газик» командира полка! От подчиненных спрятали, а командиру показываем, — подумалось всем разом. Обидно. И не сговариваясь, бросаем «тело» в сугроб у обочины и присыпаем его снежком. Сами становимся в кружок, словно обсуждаем итоги недельного боевого дежурства.
На наше счастье Погорелов проехал мимо нас не останавливаясь. А через несколько минут проходившая мимо дежурная машина приняла на борт «тело» замполита и повезла его домой в городок.
 Но всему бывает предел. Наступил он и для майора Козлова. Произошло это в июле 1975 года, когда наш полк отправлялся на полигон. Ранним утром на станции провожая меня в путь дорогу, ЕП разволновался.
— Знаешь, Саша, как я тебе завидую, — говорил он мне, — это же такая романтика! При этом мне показалось, что из глаз шефа вот—вот скатиться скупая мужская слеза. Он обнял меня, и уехал в полк, чтобы уже вечером заступить на боевое дежурство с теми, кто оставался на месте постоянной дислокации. Но тем же вечером, прибывшие с проверкой боевой готовности генералы, увидели на огневой позиции в придорожном кювете близ ДКП мертвецки пьяного дежурного по ОП майора Козлова. Рядом с ним сиротливо валялся его «стальной друг» — велосипед. А в правой руке ЕП зажал, словно гранату недопитую бутылку водки. Вернувшись с полигона, мы узнали, что ЕП лечится в клинике от алкоголизма. Несмотря на его недуг, из армии его не уволили, а направили с понижением дослуживать свой срок в тульский полк. Почему ЕП так легко отделался? На этот счёт существовала версия, которую мне изложил мой коллега Миша Калинин. Согласно этой версии, в штабе Московского округа ПВО служил некий полковник, бывший сослуживец Козлова. И каждый раз, когда ЕП появлялся на ДКП, он звонил по дальней связи этому своему сослуживцу, которого уже «сто лет не видел», коротенько спрашивая: «Как жизнь?» Получив на свой вопрос односложный вежливый ответ, клал трубку. Так продолжалось год или два. По истечении этого срока, терпеливый сослуживец всё же не выдержал, и закричал в трубку: «Слушай, я сделаю всё, что ты захочешь, только умоляю: не звони мне больше никогда! Говори, что нужно!» И тут, наш ЕП выдал заветное: «Хочу закончить службу в Туле!» Очевидно, они договорились…
 Прошло два года. Я служил уже в подольской учебной бригаде, когда совершенно случайно встретился со своим бывшим шефом, а ныне начальником клуба Тульского полка Евгением Палычем Козловым. Он был такой же веселый, как и прежде, балагурил и утверждал, что с пьянством покончено навсегда. Очень хотелось ему верить…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 20.07.13 13:14. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Отзывчивый Ильич

 Заместителем командира дивизиона по технической части был майор Кирюшин, Владимир Ильич. Был он человеком добрым и отзывчивым. А прищур глаз у него был, ну, точь в точь, как у его полного тезки, Владимира Ильича Ульянова (Ленина). Одним словом — альтруист. В техническом отношении Кирюшин был профессионалом и в молодые годы даже подавал надежды. Но на каком—то отрезке времени что—то у него в жизни не сложилось. И стало ясно, что выше майорской должности он уже не прыгнет.
 Уже с первых минут знакомства Владимир Ильич располагал к себе людей. И, возможно, причиной этому был именно его «ленинский» взгляд с прищуром и мягкий баритон. Особым авторитетом майор Кирюшин пользовался у молодых лейтенантов. Довольно частенько заглядывал он в общежитие, чтобы поиграть в карты или просто пообщаться в кампании. Желанным гостем майор Кирюшин был и на офицерских свадьбах и юбилеях. Неодобрение по поводу его популярности на этих мероприятиях выказывали лишь два человека — его жена и его взрослая дочь. Кирюшины жили то вместе, то порознь, пока не развелись окончательно.
 На службе Владимир Ильич был строгим и требовательным начальником. Однажды возвращался он из Дмитрова домой с последним автобусом. На остановке в Жуковке ему на глаза попалась девушка, продрогшая от ночной прохлады. В любезной ему манере Кирюшин поинтересовался, что делает здесь девушка в стол поздний час. Девушка, еле сдерживая слезы, поведала ему о том, что приехала она в гости к одному из наших лейтенантов. Но что—то там у них с лейтенантом не сложилось и она ушла. На дворе ночь уже, последний автобус на Дмитров ушел. Как теперь быть? Кирюшин поступил в свойственной ему манере, по джентельменски. Привёл девушку к себе домой, накормил, напоил, а сам пошел спать в общежитие. Альтруист, одним словом. А наутро Кирюшин круто побеседовал с тем самым лейтенантом. Да так побеседовал, что того по—настоящему проняло.
 Как—то майор Кирюшин разговорился и со мной. «Знаешь,— сказал он, — главное в жизни — поймать удачу, не упустить счастливый случай. От него многое зависит». И рассказал мне такую историю. Лет десять назад служил он в полку под городом Клин. Заступил как—то раз в субботу дежурить на дивизионе. Лето, погода — благодать. Вечером по дальней связи сообщают, что завтра, в воскресенье, на позицию дивизиона приедет большой начальник из Москвы. Приедет собирать грибы. И хоть человек этот штатский, власть, тем не менее, над всеми имеет большую. Конечно, человека этого будет сопровождать начальство из корпуса. В общем, от Кирюшина требовалось, чтобы в дивизионе был образцовый порядок и не было потом неприятностей. Приказ есть приказ, а места у нас на позиции дивизиона, действительно, были грибные.
 Утром следующего дня приезжает на позицию дивизиона микроавтобус. В автобусе — несколько мужиков. Одеты все мужики по—походному и с лукошками для грибов. Поздоровались с Кирюшиным и пошли грибы собирать. Видит Кирюшин, что вокруг одного из мужиков все вертятся и всячески стараются ему угодить. Наверно, это тот самый начальник, — подумал Кирюшин, — о котором его предупреждали. Росту «тот самый начальник» был небольшого, седоватый, одет в кожаную куртку. И лицо у него очень знакомое. А вот, где видел Кирюшин этого человека, вспомнить он никак не мог. Ближе к обеду грибники стали собираться в обратный путь. Сели в свой микроавтобус, а у КПП подозвали к себе Кирюшина. Тот, что в кожаной куртке, спрашивает у него, кто он такой и откуда. В ответ Кирюшин доложил четко и по—военному. «А какие у вас, товарищ старший лейтенант, личные просьбы есть или пожелания по службе? — спрашивает его знакомый незнакомец. — Говорите смело и не стесняйтесь, поможем. А что говорить? Желание одно, чтобы поскорее уезжали, пока какой—нибудь беспорядок на позиции не высмотрели, а то еще и боевую готовность надумают проверить. Тогда хлопот не оберешься! Потому Кирюшин ответил, что всё у него хорошо, что жалоб и просьб он не имеет. «Ну, — говорит в кожаной куртке, — как хотите. Спасибо за порядок. До свидания». На том и расстались. Кирюшин сразу же доложил наверх об отъезде гостей. А заодно поинтересовался личностью гостя. «Ну, ты даешь! — ответили Кирюшину на том конце провода. — Это же член Политбюро ЦК КПСС, секретарь Московского городского комитета партии товарищ Гришин!» Только тут до майора Кирюшина, тогда ещё старшего лейтенанта, дошло, что шанс свой он упустил. Хотя проблем у него было хоть отбавляй — и бесквартирный, и звание задерживают, и в академию не пускают. Гришину решить эти проблемы ничего бы не стоило…
 Спустя несколько лет с секретарём Московского городского комитета партии товарищем Гришиным довелось встретиться и мне. Служил я тогда уже в Подольской учебной бригаде. И как—то в один из выходных личный состав всех частей окружного подчинения были отправлен в Москву для оказания помощи плодоовощным базам столицы. Мне пришлось сопровождать солдат от политотдела бригады. Трудиться, правда, нам пришлось не на овощной базе, а на мясокомбинате где—то на севере Москвы. Во второй половине дня местное начальство вдруг лихорадочно забегало. По мясокомбинату молнией пронеслась весть — Гришин едет! Уже через час все попрятались кто куда, а я с командиром взвода остался на разгрузочном дебаркадере. И вот высокое начальство приближается к нам. В центре — сам Гришин, в шляпе и плаще болонья. Выглядит так, как будто только что сошел с портрета. Бойцы, разгружавшие вагоны с мясными тушами, при виде начальства стали демонстрировать трудовой энтузиазм. Я соответствующим образом доложился Гришину и его свите. Кстати, Гришин, помимо всего прочего, был и членом Военного Совета Московского округа ПВО. «Спасибо! — кивнул мне в ответ на мой доклад Гришин. — Я попрошу, чтобы Командующий округом объявил вам всем благодарность!». С тем и отбыл. Был ли это мой шанс? Вряд ли. Через несколько месяцев Гришин был снят с должности и оказался в опале. А у меня от той встречи в служебной карточке осталась только благодарность «за успешное выполнение задания командования»

Кое—что про штаб

 Следующий в галерее образов дивизионного начальства сам командир дивизиона майор Кабанов. Был майор Кабанов каким—то уж очень правильным. Выдержанный, тактичный, немногословный. Я почти не слышал от него нецензурных выражений. Ко мне он всегда обращался только на «Вы». Может быть, потому что в дивизионе только мы с ним носили синие ромбики высших военных училищ. Чувствовалось, что майор Кабанов дорожит своей репутацией и думает о своей карьере. И из—за этого он очень редко отстаивал свою точку зрения перед полковым начальством. Для него это было приемлемо, а для нас было не очень хорошо.
Также не любил майор Кабанов в нашем присутствии обсуждать приказы командира полка, и лишь по выражению его лица можно было догадаться, когда он был не согласен с решением командования. Внутри него явно происходила некая борьба, которую он не хотел нам показывать. Лишь один только раз он немного открылся. Находясь в хорошем, минорном настроении, он рассказал мне об одном случае из своей жизни. Случай этот, похоже, словно заноза сидел в его душе и не давал ему покоя. Печальное известие о смерти отца Кабанов получил, когда в полку ждали приезда комиссии. Чтобы съездить на похороны отца, он обратился к командиру полка с просьбой об отпуске по семейным обстоятельствам. Ко всеобщему удивлению, полковник Погорелов отказал в отпуске, ссылаясь на серьёзность проверки. И как Кабанов его не просил, командир полка остался непреклонен. Кабанов оказался перед дилеммой, как ему быть. Уехать, несмотря на отказ, или остаться? Выбрал Кабанов второе. Комиссия приехала и уехала. А он с тех пор не мог себе простить то, что не проводил отца в последний путь. Через несколько лет Кабанова назначат начальником отдела кадров нашего корпуса.
 С заместителями командиру дивизиона явно не повезло. Ну, если заместитель по технической части майор Кирюшин ещё тянул лямку, то двое других заместителей вместо помощи доставляли комдиву только проблемы. Один замполит ЕП чего стоил!
От начальника штаба дивизиона майору Кабанову тоже проку было мало.
 Начальником штаба дивизиона был майор Царюк, Иван Порфирьевич. В отличие от своей жены, хохлушки, майор Царюк весь день пребывал словно во сне, хотя круг его обязанностей был достаточно широк. Бывало, начнёт Иван Порфирьевич что—нибудь рассказывать и в течение рассказа постепенно начинает замедлять свою речь. То ли забыл, что хотел сказать, и мучительно вспоминает, то ли переходит на беседу только с самим собой. А потом и вовсе замолчит. «Ау! — каждый раз в таких случаях хотелось сказать майору».
 Как майор говорил, так он и работал. Свои усилия, как начальник штаба дивизиона, Иван Порфирьич прилагал на двух, ключевых, направлениях: в борьбе с грызунами (лесными мышами) и в составлением своего знаменитого графика дежурств. Если в первом случае страдали только мыши, то во втором случае усилия начальника штаба портили нервы каждому офицеру дивизиона. Дело в том, что майор Царюк свой график дежурств составлял в черновике и карандашом, а потом доводил всем такой график под роспись.
Если кто—то из его друзей просил изменить дату его дежурства, Царюк кивал головой, доставал ластик и исправлял в графике дату. При этом он не затруднял себя обязанностью поставить кого—либо в известность о внесённых им изменениях. В связи с этим, среди офицеров дивизиона часто имели место настоящие скандалы. И когда потом шли разбираться к Царюку, тот невозмутимо доставал свой график делал изумленные глаза. Но вскоре этому безобразию пришел конец. При каждой нестыковке в графике, командир дивизиона стал отправлять на дежурство Царюка. Тот один раз сходил на дежурство, второй. Ему это совсем не понравилось. И все стало на свои места.

«Должники»

 В полку служили офицеры, выполнявшие интернациональный долг в других странах. Кто кому при этом был должен, выяснить не представлялось возможным. Но называли этих офицеров между собой не иначе, как «должниками». Я уже упоминал про своего шефа Любинецкого, воевавшего во Вьетнаме. «Должники» Майор Шумский и капитан Щербин, участвовавшие в боевых действиях на Ближнем Востоке, служили на малом дивизионе, а старший лейтенант Рябов, тоже воевавший на Ближнем Востоке, — служил в группе технического обслуживания нашего дивизиона.
 Майор Шумский и старший лейтенант Рябов вернулись с Ближнего Востока с деньгами, на которые приобрели личные автомобили. Майор Шумский приобрёл себе «Москвич», а старший лейтенант Рябов воплотил в жизнь мечту советского человека, стал обладателем синей «копейки». Командир полка полковник Погорелов страшно завидовал своим подчинённым — автомобилистам. И чинил им всевозможные препятствия. Чтобы выехать на собственной машине из городка свободное от службы время или в выходной день требовалось личное разрешение командира. Это было явным самодурством Погорелова, но офицерам приходилось его терпеть. Первым не выдержал майор Шумский, и написал жалобу на командира полка. В жалобе он написал, что в свободное от службы время он следует по шоссе, связывающем военный городок с позицией малого дивизиона, в котором служит. И при внезапном объявлении тревоги, автомашина позволяет ему прибыть на место быстрее всех. Старшие начальники сделали полковнику Погорелову внушение, после которого в отношении Шумского дискриминация прекратилась. Что же касается старшего лейтенанта Рябова, то здесь Василий Михайлович Погорелов был непреклонен. Однако старший лейтенант Рябов большую часть времени держал свою «копейку» на позиции ГТО, откуда мог беспрепятственно выезжать по надобности. А дивизионное начальство, которое он при случае подвозил, препятствий ему никаких не чинило.
 Старший лейтенант Рябов мужиком был компанейским и был любителем юмора. У меня, например, всегда вызывала восхищение его огромная медная медаль, полученная им за выполнение интернационального долга от правительства Арабской Республики Египет. Несмотря на то, что отношения между арабскими странами и СССР ухудшились, он с гордостью носил ее на парадном мундире. Это очень раздражало командира полка Погорелова, словно Рябов носил не заслуженную медаль, а, по меньшей мере, железный крест с дубовыми листьями.
 В полку был еще один бывший офицер, воевавший на Ближнем Востоке. Это был известный когда—то всему корпусу капитан Светличный. Когда я получал назначение в штабе корпуса, на стенде передовиков видел его фотографию. Как потом оказалось, это была дань прошлым заслугам капитана Светличного. Прибыв в полк, я узнал, что капитан Светличный спился и в ближайшее время его уволят из армии. Я не знаю, что было истиной причиной такого падения некогда образцового офицера, но краем уха я слышал об одной, ходившей в полку, версии. Будто бы во время боевых действий в Египте, позиция дивизиона, в котором служил Светличный, подверглась ракетному обстрелу израильской авиации. Несколько офицеров погибло, а часть получили ранения. При этом Светличный перенёс тяжелый психологический стресс, который и привёл его к алкоголизму.
 Однажды в дверь моей комнаты кто—то нервно постучал.
— Кто? — спросил я, не открывая двери.
— Пожалуйста, дайте прижечь! — взмолился за дверью неизвестный.
Я открыл дверь и увидел на пороге изможденного и худого человека с острыми скулами и ввалившимися чёрными глазами. При этом он прижимал к груди кисть своей руки.
— Что у Вас случилось? — спросил я.
— Дайте прижечь, дайте прижечь! — почти стонал мужчина, кривясь от боли. Я решил, что он порезал руку и просит обработать рану. Но ни йода, ни зелёнки у меня в комнате не было.
— А одеколон? — с надеждой спросил раненый. Флакон одеколона «Саша» стоял у меня на тумбочке, его я и предложил пострадавшему. А сам стал искать салфетку или платок, чтобы наложить повязку. Внезапно, мой незваный гость молниеносным движением схватил со стола кружку, вылил в неё содержимое флакона и рванул в умывальник. Я выглянул в коридор и с изумлением увидел, как дёргается кадык незнакомца, судорожно поглощавшего содержимое кружки. Я остолбенел. А тот, уже с признаками некоего умиротворения на лице, подошел ко мне и сказал: «Спасибо, прижёг. Я — Светличный». Такое вот вышло у на знакомство с ним.
 Ну, а капитан Щербин вскоре ушел от нас на повышение. Лет через десять я увидел его уже подполковником. Он был назначен перспективным командиром электростальского полка. Того самого, где проходила моя первая командировка. Казалось бы, всё складывалось у Щербина успешно. Как вдруг… Последняя новость о Щербине повергла меня в шок. Он был уволен из армии за гомосексуальную связь с солдатом. Видать, непростой он, этот интернациональный долг…

«Прошники»

 На территории полка с начала 70—х годов расположилась малюсенькая часть связи противоракетной обороны. Всё их «хозяйство» размещалось в небольшом, но современном одноэтажном здании, огороженном забором из «колючки». У ворот всегда стоял часовой, вооружённый автоматом, в то время как в наших полках на вооружении солдат находились ещё карабины СКС.
 В этой части служило человек десять офицеров и, наверное, столько же солдат. Офицеры жили в двух новых, благоустроенных домах, специально построенных для них. А оставшиеся в домах квартиры, по блату занимали офицеры, жены которых работали в службах обеспечения городка. Тем самым имея отношение и к «прошникам». Здесь жил и особист, сюда же вскоре переселился и мой комбат Гамрекели, у которого жена работала в службе тыла и таким образом обслуживала «соседей». Гамрекели, квартира которого располагалась на первом этаже, даже умудрился выкопать себе погреб!
 У «прошников» даже форма отличалась от нашей: вместо фуражек — пилотки, вместо сапог — туфли. Прямо, как у офицеров ракетных войск стратегического назначения. Все свободное время их офицеры проводили на спортивной площадке, играли либо в волейбол, либо в футбол. А площадка эта находилась как раз напротив здания штаба полка. Игры всегда раздражали наше полковое начальство, а мы, идя в очередной раз на совещание, с завистью поглядывали на отдыхающих соседей. Кстати, их командир, моложавый подполковник, всегда был приветлив. И в то же время мы понимали, что противоракетная оборона — это намного серьезней, чем наша ПВО. И потому с уважением относились к «товарищам по оружию».

Легендарный Андрюшин

 В каждой компании всегда есть и свой хохмач. В нашей батарее эту роль успешно исполнял командир 4—го взвода лейтенант Валерий Андрюшин. Внешностью своей он напоминал кота—жениха из детской киносказки в исполнении актёра Бориса Сичкина. Впрочем, этот персонаж не только внешностью походил на лейтенанта Андрюшина, поскольку тоже отличался повышенным интересом к женскому полу. За два года своей офицерской службы Валера Андрюшин перезнакомился со многими девушками и женщинами города Дмитрова и его окрестностей. При этом объяснял он свой повышенный интерес к прекрасной половине человечества поисками некоей изюминки. Чем же привлекал женщин лейтенант Андрюшин? Попытаемся в этом разобраться.
 Начнем с его жилища. Комната в общежитии, где он проживал по праву лидировала по чистоте и уюту, также, и интимной обстановке. Модная по тем временам, хотя и самодельная, цветомузыкальная установка, магнитофон «Маяк», цветное, как говорили тогда,«богатое», покрывало на кровати, на столе — вышитая скатерть, на полке — набор мужской косметики на полке, чайный сервиз, и дежурный запас напитков и закусок. Немаловажную часть обстановки комнаты составлял интеллектуальный антураж — раскрытый посередине объемный научный труд под названием «Аэродинамика». Посмотришь на такой, и подумаешь о том, что даже после службы хозяин комнаты посвящает себя науке! Лично я никогда не слышал от Андрюшина фраз «не знаю» или «не умею». Даже в том случае, когда он совершенно не представлял сути вопроса, в ответ он нес всякую околесицу. Но получалось у него довольно—таки правдоподобно. Но тот же день он обязательно принимал все меры к тому, чтобы досконально разобраться в возникшем вопросе. Если в другой раз вы опять касались этого вопроса, то обнаруживали в Андрюшине уже знающего специалиста. Причем, полученные им знания он не держал в себе, а непременно старался передать другому. Мне, например, доставляло удовольствие бывать на политзанятиях, которые он проводил.
 Служил Валера Андрюшин неплохо, и если бы не его амурные похождения, быстро продвинулся бы по служебной лестнице. А между тем в Дмитрове о нем слагали легенды. Да это и понятно, поскольку знакомясь с женщинами, Андрюшин окружал себя ореолом таинственности. То он представлялся опальным врачом, выпускником Военно—медицинской академии, то засекреченным Героем Советского Союза, получившим это звание за «предотвращение взрыва межконтинентальной баллистической ракеты». Это в Подмосковье—то! Завеса таинственности и секретности делала его в глазах глупеньких провинциалок великолепным и неотразимым парнем. Они слушали они его, открыв рот, и были согласны делать всё, что он ни пожелает. Что доставляло Андрюшину огромное удовольствие.
 Как правило, накануне визита очередной подруги Андрюшин обходил всех обитателей общежития и просил их громко не выражаться, соблюдать чистоту и порядок в местах общего пользования. Это, конечно, было положительным моментом в нашем «чудильнике». И все же настал момент, когда тайное стало явным. Ведь Дмитров, город небольшой, а увеселительным заведений в нем — раз, два и обчелся. А завсегдатаи таких заведений всегда делятся своими впечатлениями. И вот однажды в ресторане «Волгуша» произошла шумная разборка Андрюшина со своими поклонницами. Я не был свидетелем разборки, но эхо её докатилось и до нашего гарнизона. В один из дней на автобусной остановке в деревне Жуковка появилась огромная надпись масляной краской: «АНДРЮШИН — БЫК ПРОИЗВОДИТЕЛЬ». Свидетели рассказывали, что одним из первых эту надпись увидел проезжавший мимо командир полка Погорелов. Прочитал, и громко засмеялся. Прознав о компрометирующей его надписи, Валерка Андрюшин решил избавиться от позора. Раздобыв ведро бензина, и взяв в помощь одного из своих солдат, он направился к автобусной остановке. Облив скандальную надпись бензином, он чиркнул спичкой. Автобусная остановка запылала. Но когда бензин прогорел, а дым рассеялся, оказалось. что на фоне черной копоти надпись стала видна еще лучше! Обескураженный этим «поджигатель» собрался идти обратно в часть, но прихваченный солдат заупрямился, так как ему за то, что он будет нести ведро бензина, Андрюшин пообещал увольнение. В общем, пришлось Андрюшину в тот день ещё и за солдатом по деревне побегать. Такие вот амурные похождения.
 Однажды появился в нашем общежитии «опальный» офицер взвода связи Стёпа Болкуневич. Через некоторое время Андрюшин сошелся с ним, и они вдвоём стали периодически выезжать в Долгопрудный. И после того, как однажды, он объявил всем, что они «ездили в Долгоп со Стефаном», наш старшина Павликов дал Андрюшину прозвище «Андрэ Зашмандольский».
 Прошло ещё некоторое время и Валера Андрюшин угомонился. Причиной этому стала его новая, непохожая на прежних, девушка из подмосковного города Долгопрудного. Андрюшин резко посерьезнел и стал больше уделять внимания своему авторитету. А с дмитровчанками он напрочь завязал. О наступившей семейной идиллии мне как—то поведал Миша Калинин:
— Иду я мимо дома Андрюшина и вижу такую картину: в кустах стоит его жена и собирает какие—то ягоды.
— Ой! — неожиданно вскрикивает она.
— Что с тобой, крошка? — участливо интересуется Валера.
— Укололась немножко, — отвечает жена…
 Солдаты своего взводного Андрюшина любили. Мне вспоминается характерный пример. Отдыхал как—то он в Сухумском военном санатории МО ПВО. Вернувшись с юга, вечером позвонил из общежития в казарму батареи. Дневальным в это время рядовой Рустамов, солдат его взвода. Андрюшин, приглушив голос, спросил:
— Как дела, Рустамов?
— Это Вы, товарищ лейтенант? Откуда?
— Издалека. Из Сухуми! — соврал Андрюшин, — Не могу спокойно отдыхать, волнуюсь о делах в нашем взводе.
— Да у нас все в порядке! — радостно воскликнул в ответ Рустамов. — Все у нас хорошо. Отдыхайте и не беспокойтесь!
— Ну, спасибо! — сказал в ответ Андрюшин. — Передавай всем привет. Скоро приеду.
И повесив телефонную трубку, пошел спать, покручивая свои кошачьи усы. А в это время весь 4—й взвод гудел, словно улей, оживленно обсуждая звонок командира «из Сухуми». Командир о них даже на Черном море не забывает! И невдомек было бойцам, что по этому телефону дальше полка не дозвониться. Впрочем, я думаю, что даже если бы бойцам объяснили в тот момент, что к чему, они все равно бы не поверили, возразив в ответ: «Наш командир, если захочет, — все сможет!»

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:52. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Друг Костя. Часть 1. Падение

 Я быстро перезнакомился почти со всеми обитателями общежития. Почти, потому что оставался еще один офицер, — лейтенант Константин Зимин из 2—й батареи. Хотя и жили мы с ним в одном общежитии, и служили в одном дивизионе, виделись только мельком. То Зимин безвылазно «сидел на боевом дежурстве», то разъезжал по частым командировкам. В полку про Костю Зимина ходила дурная слава, считался он ленивым и бестолковым офицером. Фамилия его не сходила с уст начальства, и стала почти нарицательной, когда речь заходила об упущениях и недостатках. Критика в адрес Кости Зимина достигла апогея через год после моего прибытия в полк. Вот тогда—то и пересеклись с ним наши пути—дороги. Но сначала — немного истории.
 Константин Зимин был родом из—под Горького. Простой и свойский парень, он, окончив училище и попал в наш полк, поначалу с рвением взялся за службу. Определили его во 2—ю стартовую батарею, в которой царила своеобразная офицерская «дедовщина». В отличие от нашей 1—й батареи, офицеры во 2—й батарее были в преклонном возрасте. Потому на плечи молодого парня стали взваливать все и вся. Где какой прорыв — там и Костя. Единственный во 2—й батарее холостяк зачастил по командировкам, по нарядам и по две—три недели кряду нес боевое дежурство в лесу, подменяя своих «старших» сослуживцев. Все это привело к тому, что кривая успехов и достижений за год его службы с верхней точки сползла вниз. Появились недочеты в работе. О Косте Зимине всё чаще и чаще стали говорить, как об отстающем офицере.
 Верхом его «нерадивости» стало происшествие, случившееся во время боевого дежурства. Рядом с домиком дежурной смены 2—й батареи находился дивизионный класс технической подготовки. Как правило, он пустовал. За всё время моей службы я был там раза два, да и то, на партийных собраниях. Но, тем не менее, класс, а по существу — отдельный домик, имел водяное отопление, которое в соответствующий период обслуживалось солдатами дежурной смены. Но солдат — есть солдат. Не проконтролируешь его, он обязательно подведёт. Так и случилось в одну из октябрьских ночей. Вместо того, чтобы поддерживать нужную температуру в системе отопления и топить печь, солдаты уснули. Мороз и прихватил чугунные радиаторы водяного отопления, все они лопнули. На командира дежурного взвода лейтенанта Зимина градом посыпались взыскания. А дальше — пошло и поехало. Его начали склонять при каждом удобном случае, по поводу и без. Вскоре дело дошло до суда офицерской чести, на котором было решено ходатайствовать перед командованием о снижении Зимина в воинском звании на одну ступень, то есть лишить его одной «звёздочки». Это в наше время считалось наивысшим позором.
 Зимину перестали доверять ответственные поручения и стал он как бы «на подхвате». Фамилия его теперь почти нигде не упоминалась, да и сам он на глаза попадался крайне редко. Даже мы, обитатели общежития, видели очень редко. А если кто его и видел, то сообщал об этом с соответствующим комментарием. А между тем, Зимин стал морально деградировать. Перестал следить за своим внешним видом, всё свободное время он проводил в своей комнате, валяясь на койке и просматривая полуистлевший журнал «Крокодил». И курил. Причём делал Зимин это весьма своеобразно. Окурки он не выбрасывал, а «складировал» их снайперскими броска в посылочный ящик, стоявший на шкафу. После того, как ящик наполнялся, его содержимое вытряхалось на стол с целью воспроизводства табачных изделий в виде самокруток. Этакий табачный сэконд хэнд.
 Вот как описал первую встречу с Костей Зиминым лейтенант Плахов, которого попытались к нему подселить.
— Я толкнул дверь и со словами «Здравствуй Костя, встречай гостя!», вошёл в комнату. Меня окутал мрак. Когда глаза немного привыкали к тусклому свету синей лампочки, я попытался оглядеть жилище. Мне показалось, что я здесь один. Но через минуту на одной из коек возникло некое движение. Затем из—под одеяла высунулась худощавая рука жильца. По всей видимости, для рукопожатия. «Константин» — донёсся из—под одеяла тихий голос. Так мы и познакомились.
 Но лейтенант Плахов не смог привыкнуть к образу жизни своего соседа, и вскоре перешёл жить в комнату отдыха, где было намного комфортнее. А Костя Зимин так и продолжал жить отшельником…

Друг Костя. Часть 2. Восхождение

 В это же самое время другой офицер, живший в этом же общежитии, задумался о своём образе жизни. Был этим офицером, конечно же, я. Уже прошёл почти год, как я служил в полку, но кроме серых служебных будней, я больше ничего не видел. А между тем, Москва была совсем рядом. В письмах, которые я получал от своих бывших однокашников, разбросанных по всей стране, сквозила зависть по тем огромным возможностям, которые сулила близость к столице, отсутствующим в отдалённых гарнизонах. Ребята в письмах советовали мне времени зря не терять и по возможности чаще бывать в Москве, ходить в театры, на выставки и в музеи. А то ещё зашлют куда—нибудь в Тмутаракань, и вспомнить будет нечего. К сожалению, это было правдой. Я уже неоднократно подумывал о смене своего образа жизни, но хотелось это сделать не в одиночку, а с хорошим напарником.
 Я было попытался сагитировать кого—нибудь из соседей по общежитию, но таких желающих не нашлось. Отказываясь от моего предложения, все в основном ссылались на загруженность служебными делами или на то, что «вино, кино и домино» в плане духовных потребностей их вполне устраивают. И тут я вспомнил о Косте Зимине. Надежды у меня было совсем немного, но я решил попробовать и этот вариант. К моему удивлению, Костя согласился с моим предложением. И мы с ним приступили к планированию вылазок в Москву.
 В один из ближайших вечеров, словно полководцы перед сражением, мы развернули карту Москвы и стали её рассматривать. В результате решили, что в ближайшие выходные дни мы выезжаем в столицу и там 1) посещаем музей или актуальную выставку, 2) обедаем в модном кафе или посещаем модный баре, а на 3) завершаем свою поездку хорошим ужином в фирменном ресторане. В качестве точки отсчёта, по предложению Кости, выбрали Красную площадь, а направление — улицу Горького (ныне Тверскую).
 Когда мы, как и запланировали, в ближайшие выходные оказалось в Москве, выяснилось, что Зимин Москвы не знает абсолютно, хотя прослужил в полку уже два года. Роль гида потому пришлось играть мне. Сейчас, по прошествии с тех пор многих лет, мне трудно вспомнить, где в тот день мы с Костей побывали и что с ним посмотрели. Но точно помню, что наш первый выездной блин не стал комом. А костя меня даже поразил. На последний автобус мы с ним опоздали, потому от Орудьево до Жуковки нам пришлось добираться пешком, но несмотря на это, Костя буквально светился радостью. А в его глазах я заметил даже какую—то искорку, которой раньше не было. Прошло немного времени, и мы с ним вновь совершили вояж в Москву. Потом это для нас стало нормой. Помимо культурно—просветительской части, мы старались приобрести и расширить наши гастрономические знания, а также обзавестись новыми знакомствами.
 Понятно, что на наши культурно—развлекательные поездки в Москву требовались деньги. И когда деньги подходили к концу, мы просто меняли географию наших поездок: заменяли Москву Дмитровом и его окрестностями, а театры и музеи — танцевальными вечерами. Мы с Костей таким образом объездили не только все основные культурно—развлекательные точки Дмитрова, включая ДЗФС, но побывали и в совсем неблизкой деревне Пересветово, до которой добираться пришлось по мартовской грязи и в кромешной темноте. К слову, в наших планах, которым, к сожалению, не суждено было осуществиться, был даже танцклуб в Мельчевке, что была по ту сторону канала имени Москвы, и до которой можно было добраться только на пароме.
 Утраченный было Костей вкус к жизни стал понемногу возвращаться. Костя снова стал за своим внешним видом и за своей речью. Конечно, это не могло не отразиться и на его отношении к службе, у него вновь появился к ней интерес. Его стали отмечать в лучшую сторону. Вскоре даже отменили постановление суда офицерской чести о снижении воинского звания. А через некоторое время Зимин вывел свой взвод в передовые. В результате этого получил назначение на вышестоящую (капитанскую) должность в соседний полк, что под Загорском. Отбывая на новое место службы, Костя сказал мне: «Ты научил меня чувствовать вкус к жизни. Спасибо тебе!»
 Через полгода службы на новом месте, Костя надумал жениться, и пригласил меня быть свидетелем на его свадьбе. Невеста его была из Запрудни. Там же гуляли и свадьбу. Так что, с Костей мы были напарниками не только по совместным поездкам, но и при его переходе от холостой к семейной жизни.

Весна!

 Весна! Самое прекрасное время года. Природа оживает, а воздух, наполненный особенным ароматом свежести, так и щекочет ноздри. В всей стране выходной день, а я — на боевом дежурстве, которое, к счастью, подходит к концу. И чем ближе смена с дежурства , тем больше волнения. Служебная документация вся уже оформлена, нехитрый скарб — собран. Вот—вот подойдет рейсовый автобус, который и привезет сменщика. Ритуал сдачи дежурства упрощен до предела, поскольку нужно уложиться в те несколько минут, в течение которых автобус доезжает до конечной остановки и возвращается обратно.
 Ну вот, наконец—то едет, родимый! Еще несколько томительных мгновений и автобус трогается. Пассажиров в автобусе больше нет, только заспанная кондукторша. Но сейчас она выступает в качестве доброй феи из сказки, исполняющей моё заветное желание — побыстрее вырваться из этого дремучего леса. Вырваться туда, где «море огней».
 Через пару остановок выпрыгиваю из автобуса и рысью направляюсь в общежитие. Наскоро переодеваюсь гражданскую одежду, при этом продумываю себе алиби, а потом с особыми мерами конспирации вновь выхожу на автобусную остановку, на ту, которая находится в Жуковке. Выхожу вовремя, прямо к автобусу. От Жуковки до Орудьево, там пересадка на электричку «Дубна— Москва». Расслабление от дежурства приходит только в вагоне электрички, и лес особого назначения уходит куда—то далеко—далеко. В полудрёме под стук колёс приходит предвкушение суеты и маленьких радостей столичной жизни. К сожалению, это сценарий только на тот случай, когда впереди воскресенье. А если впереди понедельник, то Москва, конечно, отменяется, и следующая остановка — Дмитров. Это, понятно, не столичный уровень, но, как говорится, на безрыбье…
 В ресторане «Волгуша», ну, а где же еще, коллеги по общежитию, уже немного раскрасневшиеся, встречают приветливо. Их подружки стараются исполнить любое желание. Хорошо! И на дворе весна! Правда, есть небольшая проблема. Как быть замполиту в плане его морального облика, если алкоголь и женщины ему вроде как противопоказаны? Замполиту вполне могли простить недостатки и упущения по службе, но не пьянство и не беспорядочные связи с женщинами. Это могло нанести служебной карьере замполита непоправимый урон. А молодой, здоровый и холостой организм всё равно требует своего! Как быть? И тогда на помощь молодому, здоровому и холостому организму приходили «старшие» товарищи. Которые старались или как можно поскорее его поженить… или составить ему компанию. «Саша, — увещевал меня замполит дивизиона майор Козлов, — не пей с подчиненными или в одиночку, иначе пропадёшь. Ну, а если же тебе совсем невмоготу станет, бери бутылку и беги ко мне в любое время дня и ночи. Я тебе, как старший товарищ, компанию составлю».
 Весна!

«Волгуша»

 «Волгуша» назывался известный на всю округу ресторан. В Дмитрове в ту пору ресторанов было два, но привокзальный «ГДР», головной дорожный, по существу был забегаловкой и пользовался спросом только у командированных и транзитных пассажиров.
Другое дело «ДРВ» — Дмитровский ресторан «Волгуша», названный в честь небольшой подмосковной речки Волгуши, притока матушки Волги. Здесь по вечерам собирались и стар и млад, чтобы хорошенько расслабиться, встретиться с приятелями, потанцевать. Напротив ресторана, через дорогу, стоял кинотеатр с пафосным названием «Октябрь». Автобусная остановка располагалась не у ресторана, а у кинотеатра, но соблюдая приличия того застойного времени, пассажиры автобуса просили притормозить у кинотеатра. А выйдя из автобуса, дружно переходили через дорогу в сторону ресторана.
 Я не был завсегдатаем этого заведения. Но когда дежурство выпадало на выходной или праздничный день, и потому день считался потерянным, можно было позволить себе провести остаток вечера в «ДРВ». Для этого нужно было просто в автобус, который спустя сорок минут доставлял к цели. Несмотря на очередь у входа, зайти внутрь офицеру можно было свободно. Чтобы составить компанию тем офицерам, которые пребывали в заведении уже несколько часов. Кроме того, офицеры в те времена были людьми состоятельными людьми, а значит и желанными клиентами. Внутри тебя быстренько усадят за столик, наливают штрафную рюмку водки или бокал вина, и твои заботы от уходящего дня, словно по мановению волшебной палочки, исчезнут неизвестно куда. И жизнь уже не будет казаться такой плохой, как это было всего пару часов назад… Возвращаешься обычно с последним автобусом. Иногда заночуешь у знакомых в Дмитрове. Поначалу, когда знакомыми еще не обзавелся, ночь приходилось проводить в городской заштатной гостинице, находившейся неподалеку от центрального универмага.
 Но был в году один особенный день, когда посещение ресторана являлось обязательным для всех холостяков. 23 февраля, после торжественного собрания, мы всем наличным составом холостяков в парадной форме выезжали из части отмечать свой профессиональный праздник в ресторан «Волгуша». Это был наш день, потому и гуляли мы на полную катушку. В полк возвращались на такси и далеко за полночь. А потом и в общежитии продолжали отмечать праздник.
 Вскоре появилось ещё одно заведение — кафе «Янтарь». Туда собиралась в основном эстетствующая молодёжь Дмитрова. Мы тоже иногда наведывались в это кафе, но всё же у «Волгуши» статус был круче.

От дисциплины до геройства

 От дисциплины до геройства — один шаг. Эта крылатая фраза служила названием для тематических утренников, посвященных воинской дисциплине. Считалось, что только дисциплинированный солдат способен на героический поступок. Но случай с рядовым Корюкиным напрочь опроверг это суждение. Ох уж, этот Корюкин! За год службы в логановской батарее он успел несколько раз сходить в самоволку и поучаствовать в пьянках. Любил поскандалить и помахать кулаками. Но именно Корюкину выпала честь стать героем армейского масштаба.
 Дело было так. В конце сентября солдат второй батареи рядовой Корюкин находился на боевом дежурстве. В одну из ночей он заступил патрульным, по существу — часовым, по охране позиции 7—го дежурного взвода. Кутаясь в поднятый воротник шинели, с карабином наперевес, сжав в «замок» озябшие от ночного холода руки, рядовой Корюкин медленно продвигался по установленному маршруту. А маршрут — это сто метров в один конец по бетонной дороге вдоль трех пусковых установок, на которых в дежурном (горизонтальном) положении закрытые брезентом боевые ракеты. Накрапывает дождик. Дежурные светильники тускло освещают маршрут. До смены постов остается меньше часа. «Скорей бы уже, — думает Корюкин, — ходишь тут под дождем туда—сюда без толку. Неужели кому—то взбредет в голову забраться сейчас сюда, через двойной забор колючей проволоки?» Глядя на бетонную дорогу под ногами, Корюкин поравнялся со средней пусковой, потом сделал еще несколько шагов, как вдруг позади, в придорожном малиннике, раздался треск. Корюкин вздрогнул и обернулся. В нескольких шагах от себя в кювете он увидел спрятавшегося человека! Корюкин развернулся и стал вглядываться в незнакомца. Тот понял, что обнаружен. Резко, словно пружина, выпрямился и взмахнул рукой. Маленький топорик для рубки мяса, нацеленный в голову патрульного, ударил по карабину, поранив ему руку. Но Корюкин оружие не выронил, а взял его наизготовку для стрельбы стоя. Увидев это, незнакомец выскочил из кювета на бетонку и побежал к ограждению. «Стой!» — закричал ему вслед Корюкин, и передернув затвор карабина, почти не целясь выстрелил в убегавшего. Тот упал. Но через секунду вновь вскочил и со стоном побежал дальше. Корюкин снова выстрел. И снова попал. Неизвестный упал и уже больше не двигался. Всполошившиеся от стрельбы солдаты дежурного взвода высыпали из казармы и бросились к месту происшествия.
 Когда четверть часа спустя на позицию примчалась полковая санитарная машина с командованием, их взору предстала такая картина: на крыльце дежурного домика в луже крови лежал и стонал от боли небритый мужчина лет сорока. Одет он был в сапоги и поношенную куртку. Патрульный Корюкин попал в него дважды, в плечо и в правый бок. Перепуганный командир взвода лейтенант Зимин в который раз задавал незнакомцу один и тот же вопрос: «Зачем пришел?» Поначалу ответом были только стоны, но превозмогая боль, незнакомец, наконец процедил: «Ружье нужно было… жену с тещей…гадюк… хотел порешить. Они… мне… жизнь сгубили. Эх, жизнь моя… разнесчастная...»
 Неизвестного перевязали и увезли в Дмитров. А командование вместе с «особистом» приступили к расследованию происшествия. Вызвали милицию и доложили «наверх». На другой день из штаба корпуса приехала комиссия, которая спустя некоторое время установила, что нападавший — некий гражданин П. — нигде не работал, а только пьянствовал и дебоширил. За что и был выгнан из дома женой. За это он и решил рассчитаться с ней и тещей. Для осуществления своего преступного замысла ему потребовалось оружие. Для этого он дважды (!) по ночам пробрался на позицию 7—го дежурного взвода, и сидя в кустах, изучал маршруты движения патрульных. Так, что завладей он оружием … Теперь в полку только и говорили о том, как разгильдяй рядовой Корюкин сумел обезвредить преступника. Растерявшийся от свалившейся на него известности, новоявленный «герой», жестикулируя забинтованной рукой, по нескольку раз в день пересказывал всем о происшествии. Личностью Корюкина заинтересовались в политотделе корпуса. Но подвиг подвигом, а с образом героя явно не все было ладно по дисциплине. «Как беспартийный? — опешил генерал Михалевич, интересуясь биографией солдата. — Немедленно принять его в комсомол!» Сказано — сделано. Между тем, командующий армией хотел было объявить герою десять суток отпуска, но Погорелов отговорил его, поведав ему обо всех корюкинских проступках. Поэтому наградой парню стали только наручные часы «ЗИМ». «Отпуск, конечно, был бы лучше» — рассудил Корюкин и принялся за старое. И в то время, как в других полках активно пропагандировали поступок героический солдата, его самого разбирали на собрании, уже комсомольском, за очередное нарушение воинской дисциплины.
 Через год после этого происшествия нападения на часовых в воинских частях Подмосковья участились. А летом уволенные в запас солдаты соседней части в Княжеве напали на своего сослуживца, который, нарушив Устав, допустил их на свой пост. За что и поплатился жизнью — бандиты смертельно ранили солдата, захватив автомат Калашникова и скрылись. В ту же ночь сотрудники КГБ и милиции подняли весь полк и осмотрели каждого солдата, проверяя возможную причастность к нападению. Мы усилили бдительность, вырубили заросли у пусковых установок, соорудили сторожевые вышки, оснастив их прожекторами. Теперь в ночное время патрульные забирались на вышки и оттуда зорко всматривались в ночную тишину. «На посту, как на войне — будь бдителен вдвойне!»

Особенная тема

 В 70—е годы наша страна представляла собой общество воинствующих атеистов. Считалось, что религия — удел стариков и старух. И по мере их ухода в мир иной, количество верующих будет неуклонно сокращаться. А немногочисленные сохранившиеся храмы станут либо музеями, либо превратятся развалины. Но, конечно, это было не так.
 Неподалеку от нашей части, на высоком холме близ деревни Очево, стояла прекрасная церковь. В обычные дни прихожан там было действительно, немного. Лишь одинокие фигурки старушек поднимались в храм, чтобы помолиться. Но был один день в году, когда эта церковь буквально расцветала в своем великолепии и манила к себе людей всех возрастов. То был праздник Святой пасхи. О приближении Светлого Воскресения я узнал от полкового начальства.
 Замполит части, исключительно в профилактических целях, на совещании строго предупредил: «Прошу обратить самое серьезное внимание на то, чтобы никто из офицеров и прапорщиков не появился в церкви. Узнаем — накажем самым строжайшим образом по партийной и комсомольской линиям. Особо предупреждаю холостяков!». Для меня, вынужденного по долгу службы заниматься атеистической пропагандой, религия и все то, что с ней было связано, представляла некую запретную область. Так же, как и для всей советской молодежи того времени. Пропагандистская машина государства накануне Пасхи включалась на полную катушку. Во всех кинотеатрах в ночь с субботы на воскресенье крутили развлекательные фильмы. А центральное телевидение, обычно вещавшее до 23.00, продолжало вещать за полночь, показывая развлекательные программы типа «Волшебный фонарь» или «Бенефис». Могло в эту ночь даже снизойти до того, чтобы показать выступление всеобщих кумиров — групп «АBBА» или «Boney— М». В тот субботний вечер в нашем лесном гарнизоне с развлечениями было плохо, не было ни танцев, ни кино. Только одна тоска «зеленая» была. Потому холостяки сидели рядком на крыльце общежития и курили. В это время мимо проходил Славка Бойчук, офицер РТЦН. «Эй, молодежь, чего киснете? — сказал он. — Айда в церковь. Порадуемся празднику!» — И добавил, — Между прочим, все наши туда ежегодно ходят». Мы переглянулись, памятуя строгое внушение замполита полка, а потом разом, словно сговорившись, встали и пошли одеваться. По—праздничному.
 Уже за забором части, по дороге к церкви догнали девчонок из нашего городка. И так, с шутками и прибаутками, не заметили, как дошли до церкви. Храм был ярко освещен. А народу—то, народу! Пришли все — и стар, и млад. И тут уж не разберешь, кого здесь больше, старушек или молодёжи. Здесь же и милиция с дружинниками, стоят чинно у церковных ворот, следят за порядком. Но «в свете указаний» На людей преклонного возраста внимания не обращают, а на молодежь — смотрят весьма пристально. И пропускают в храм почему—то парами. Парень и девушка. Прямо, как в кинофильме «Республика ШКИД»! Пришлось и нам разбиться на пары. И все бы ничего, да только лейтенанту Володьке Поначевному пары не досталось. Тогда он с важным видом вынул из кармана удостоверение личности офицера и предъявил милиционеру. Вот вам! Но эффект это возымело совсем обратный. «А, ты еще и офицер?! — вскричал ретивый дружинник. — Вот мы завтра и доложим командиру полка, что ты сюда пришел!» Володька не на шутку струхнул. Мы же всем составом вступили в перебранку милиционерами и дружинниками, загородив вход в храм. А поскольку народ все прибывал и прибывал, стала образоваться давка. Увидев это, милиция и дружинники махнули на нас рукой, и мы все вместе зашли в храм.
 В храме взору нашему предстала картина удивительной красоты и гармонии. Заботу и усталость, как рукой сняло. Опьяненная запахом ладана, слегка начала кружиться голова. Кругом мерцают свечи. От того, что всматриваешься в лики святых на иконах, начинает охватывает внутренняя благодать. Все присутствующие как бы становятся связаны невидимой, но очень прочной нитью, которую — как, ни стремись — не разорвать. «Но почему это только здесь и сейчас, а не везде и всегда?» — подумалось тогда мне. Несмотря на предупреждение замполита, в церкви было много наших офицеров и прапорщиков. А некоторые даже пришли семьями.
 Возвращались мы в городок полные впечатлений. И что—то совершенно новое появилось во мне, — офицере—политработнике, призванном вести решительную борьбу с «религиозными предрассудками», — от посещения храма в ту пасхальную ночь.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:54. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Там, где кончается асфальт

 «Там, где кончается асфальт» — называние фильма, снятого в 1956 году, и повествовавшего о водителях грузовых машин, которые по труднопроходимым дорогам Бразилии перевозили грузы с запада на восток и с севера на юг, и связывали самые отдаленные города и посёлки этой далёкой от нас страны. Содержание фильма я почти уже не помню. А вот его название у меня всегда будет ассоциироваться с дорогой, которая вела к нам в полк. Точнее, с одним её участком — от деревни Жуковка и до автобусной остановки у КПП в военный городок, эти триста метров дороги давно требовали капитального ремонта и устройства асфальтового покрытия. Но Дмитровское дорожно—строительное управление наотрез отказывалось проводить ремонт дороги. И понять дорожников было можно. Больше двадцати лет почва под полотном дороги на этом участке ходила, что называется, ходуном, а причиной такого странного поведения почвы под дорогой была течь водопроводной сети военного городка. По рассказам старожилов, все эти долгие годы наши полковые «спецы» пытались найти и устранить эту течь водопроводной сети, но безрезультатно. Искусственное болото рядом с дорогой постоянно подпитывалось неиссякаемым «источником». Весной дорога совсем «раскисала», сообщение между Дмитровом и Княжевым временно прерывалось. Дорогу ежегодно укрепляли, подсыпали грунт. Но все это было напрасными хлопотами.
 Первым не выдержал командир соседней, княжевской, части. Он предложил полковнику Погорелову скооперироваться и совместными усилиями не только капитально отремонтировать дорогу, но и покрыть её асфальтом. При этом соседи обязались обеспечить асфальт и инженерную технику, а от нашей части требовалась только рабочая сила. Казалось бы, толковое предложение. Но наш «полковой удельный князь» полковник Погорелов напрочь отверг его, и громогласно объявил свой план. Суть его плана сводилась к следующему: засыпать злосчастный участок дороги золой и шлаком, скопившимися за время отопительного сезона за зданием котельной, и которые в любом случае нужно было вывозить с территории части. Тем самым сразу убить двух зайцев.
 Претворять в жизнь план командира полка пришлось солдатам моей батареи. В один из воскресных дней, начиная с самого утра, закипела работа по прокладке «дороги жизни». Ревел дивизионный тягач, переоборудованный под самосвал, над городком висело серое облако пыли от золы и шлака, скрежетали совковые лопаты. Словом, началось! В процессе работы «дорожных дел мастер» Погорелов постоянно ускорял темп работ, стараясь поспеть везде, при этом он назвал солдат бездельниками (в чем, приходится признать, доля правды, и весьма существенная, была). И благодаря его усилиям, уже к пяти часам дня «ремонт» дороги завершился. Ленточки не разрезали, банкета по поводу завершения работ не устраивали, но во время построения личного состава части на плацу Погорелов, довольно потирая руки, похвалялся тем, что он ловко утер нос нашим соседям из Княжева, сэкономив средства и выполнив работу в рекордные сроки. Но если бы в это самое время он стоял не на строевом плацу, а рядом с «отремонтированной» им дорогой, то его полковничьи уши наверняка бы свернулись в трубочку от потока ругательств из уст водителей автобусов, грузовиков и легковушек, пытавшихся проехать по дороге, поскольку участок дороги от Жуковки до городка был теперь… заминирован!
 В топках полковой котельной, помимо угля, жгли и всевозможный хлам, который мог гореть. А в хламе этом чего только не было! Проволока, гвозди, штыри, куски арматуры. Теперь всё это «добро» так и норовило воткнуться в покрышки проезжавших по дороге автомобилей. Словно подбитые немецкие танки, рвавшиеся во время войны к Москве, стояли теперь вдоль дороги машины с пробитыми покрышками. А водители машин на чем свет крыли неизвестного «дорожных дел мастера». На следующий год по весне, как обычно, мы вновь принялись за ремонт нашей дороги…

Покорение Волги

 Когда наступает лето, люди обычно стремятся к воде. Ибо нет ничего лучшего в жару, чем окунуться в прохладу какого—нибудь водоёма. У жителей нашего гарнизона в летнее время особой популярностью пользовался канал имени Москвы, проходивший недалеко от позиции малого дивизиона. Днём здесь можно было прекрасно купаться и загорать, а вечером — рыбачить. Лично для меня канал имел более весомое значение, чем просто возможность искупаться и позагорать. Подобно поручику Ромашову из повести А.И. Куприна «Поединок», я приезжал на берег канала, чтобы взглянуть на «другую жизнь». Но если поручик Ромашов наблюдал за проходившими мимо него поездами, то советский лейтенант наблюдал за проплывавшими мимо него по каналу круизными теплоходами, на верхней палубе которых танцевали беззаботные пассажиры, играла красивая музыка, а мужчины ухаживали за нарядно одетыми женщинами…
 Канал имени Москвы связывал Москву с Волгой. Я всегда считал, что великая русская река находится где—то далеко от столицы, и вряд ли мне придется когда—нибудь её увидеть. Но от соседей по общежитию я узнал, что доехать до Волги можно на Дубненской электричке всего за час. И я загорелся идеей увидеть матушку Волгу, потому стал подыскивать себе компаньона—проводника. Этим компаньоном—проводником стал техник из РТЦН лейтенант Женя Миронов, который был небольшого роста и чуть картавил. Женя уже неоднократно бывал в городе Дубна, где канал имени Москвы соединяется с Волгой. И даже переплывал Волгу, что делало его в моих глазах уважаемым человеком. Я тоже, по примеру Жени, решил покорить знаменитую реку.
 И вот в один из солнечных летних дней мы с Женей отправились в давно запланированное путешествие. Сели в Орудьеве на следовавшую в Дубну московскую электричку. Прибыв на станцию, мы не мешкая первым делом продегустировали местное пиво, и только потом отправились на прогулку по городу учёных. Набрели на ресторан с импортным названием, хотели стать его посетителями, но ресторан был закрыт на в «спецобслуживание» — обслуживал иностранных специалистов, которых в Дубне было пруд пруди. Перекусили в кафешке с каким—то лирическим названием, а затем направились к главной цели нашего приезда в Дубну — к реке Волге. Летний день был в самом разгаре, на городском пляже яблоку негде было упасть. Впрочем, также, как и в воде.
 Став у края воды, мы с Женей прикинули в этом месте ширину реки, и решили переплыть на тот берег. Местный спасатель, догадавшись о наших намерениях, предупредил нас о том, что «на вверенном ему участке он нам этого не сделать не позволит, потому что отвечать за нас не собирается». Но если нам всё—таки невтерпёж, то нужно вверх по реке пройти метров пятьсот. Место там дикое. Как раз для таких, как мы. Сказано — сделано. Аккуратно сложив на берегу свою одежду, попросив приглядеть за ней одинокого рыбака на берегу, мы с Женей решительно вошли в волжскую воду.
 Ширина Волги в том месте, где мы вошли в воду, была примерно метров двести. Чтобы не растратить понапрасну силы, поплыли мы не спеша. А чтобы не сбить своё дыхание, общались только короткими фразами. И так не спеша доплыли мы до середины реки. Вдруг заметили, что справа к нам движется баржа. Чтобы баржа не прошлась по нам, мы посильнее заработали руками и ногами. Тут местное пиво, которое пару часов мы с Женей дегустировали на станции, стало настойчиво проситься назад. Пришлось ко всему прочему, прилагать еще усилия для того, чтобы не захлебнуться этим пивом. Между тем, расстояние между нами и баржей стремительно сокращалось. Видел ли капитан наши головы, торчавшие из воды прямо по курсу его судна, сказать трудно. Мы же всеми силами старались пересечь этот курс, и показали очень неплохой результат, поскольку баржа осталась у нас позади, а опасность миновала. Скоро мы уже на противоположном берегу. Но как только мои ноги ощутили дно, силы неожиданно покинули меня. Я смог сделать еще несколько шагов, и, словно герой рассказа «Последний дюйм», рухнул на мокрый песок, туловище на суше, а ноги — в воде.
 Так я лежал на спине и ничего не соображал, тупо глядел на синее небо и береговых ласточек береговушек, летавших надо мной. Женя, в отличие от меня, быстро пришел в себя, и скоро заскучал от того, что я не могу разделить с ним удовольствие от состоявшегося заплыва. Несколько раз Женя склонялся надо мной, вежливо справлялся о моем самочувствии и намекал на необходимость возвращаться назад. В себя я через некоторое время пришёл, но меня словно заклинило — я стал боятся того, что на обратный путь у меня не хватит сил. И ничего я с этим страхом поделать не могу. Неподалеку от нас на воде покачивалась прогулочная лодка с какой—то девушкой, увлечённо читавшей книгу. Женя стал попросить её оказать нам содействие в перемещении на противоположный берег. Но девушка, очевидно подумав, что мы к ней кадримся, коротко отрезала: «Как сюда добрались, так и назад доберетесь!» И отплыла от нас.
Летний день, между тем, начал клонился к закату. Рыбака, сторожившего на том берегу нашу одежду, больше не было видно, одежда осталась без присмотра, лодка с девушкой тоже исчезла из виду. Если вскоре не найдём выход, то в худшем случае придётся нам ночевать на этом берегу, голышом, а в лучшем случае — тоже на берегу, на противоположном, хоть и одетыми, поскольку скорее всего уже уйдет последняя электричка на Москву. Делать нечего — хочешь не хочешь, а нужно плыть.
 Входим в воду. Силы экономим, плывём медленно, только по сторонам внимательно поглядываем, не появилась ли опять у нас по курсу какая—нибудь речная посудина. На этот раз фарватер был свободен. Хоть и медленно, но верно приближается родной берег. Еще немного усилий, и заплыв окончен! Время не тратим, одеваемся на ходу, а потом бегом на вокзал.
 Последняя электричка на Москву уже готова отправиться в путь, и подрагивает как бы в нетерпении, стоя у перрона. Только запрыгиваем с Женей в вагон, как двери за нами закрываются. Всё! Едем домой! Несколько минут спустя, наступает некоторое расслабление, и мы начинаем подводить итоги дня — несмотря на некоторые издержки, покорение Волги всё—таки состоялось!

Коммунисты, вперёд!

 В нашей батарее, как у всего советского народа, тоже была своя руководящая и направляющая сила — партийная организация. Почти все офицеры в батарее были коммунистами. Это было вполне естественно, так как принадлежность к партии являлась непременным условием для продвижения по служебной лестнице. Но помимо офицеров и прапорщиков, коим коммунистами, так сказать, по штату быть положено, коммунисты были и среди солдат. В партийной статистике они проходили, как «коммунисты, живущие в казарме». Считалось, что они смогут оказать влияние на несознательных и проинформировать старших товарищей по партии о негативных проявлениях. На худой конец — сами не будут сами участвовать в нарушении дисциплины.
 Выращивание коммунистов из солдатской среды делом было очень ответственным. Поэтому в члены партии принимали в основном достойных и толковых ребят. А если «казарменный коммунист» был к тому же и ведущим специалистом (оператором наведения, электриком) — это было для дела хорошо вдвойне. Но, странное дело, в армии старались принять в партийные ряды тех, кто в партию не особенно и стремился. И наоборот — отказывали тем, кто в партию всеми силами стремился. Как правило, это были либо представители славной советской интеллигенции, либо выходцы с Кавказа и Средней Азии. Но поскольку КПСС всегда считалась партией рабочего класса, отношение к этим группам населения людей было предвзятое.
 Нашей батарее с «казарменными коммунистами» явно не везло. Уже в октябре мы исключили из партии за пьянство и самовольные отлучки старшего сержанта Чумаченко. Оставался еще только ефрейтор Любчик, солдат с Западной Украины. Маленький, тихий и настолько забитый, что даже разговаривать с ним было сложно. В основном он молчал, словно партизан, попавший в плен к немцам. Сослуживцы подсмеивались над ним. «Хоть сам не напьется, и то хорошо!» — сделал вывод замполит майор Козлов, давший ему рекомендацию для вступления в партию. Но вот уволился в запас и ефрейтор Любчик. Опустела клеточка в таблице роста партийных рядов батареи. Стали думать о преемнике. Посовещавшись, остановили свой выбор на заместителе командира 4—го взвода сержанте Дорофееве. Родом — из подмосковного Красногорска. До армии работал на заводе. Требовательный к подчиненным, технику знает. В теории, правда, слабоват. Я начал было просвещать его в плане теории, но наш партийный секретарь Филиппов, в качестве аргумента «за» приводил пример с ефрейтором Любчиком. Сержанта Дорофеева кандидатом в члены КПСС приняли единогласно. Я стал понемногу посвящать его в свою работу. И доверял ему больше, как коммунисту, а не как сержанту. Не скажу, что он был идеальным коммунистом, но серьезных претензий к нему по службе не было. И вот однажды зимой, когда на дворе стоял двадцатиградусный мороз, на ближайшую к нам железнодорожную станцию Орудьево пришел вагон с углем для нашей части. От нашей батареи было назначено дежурное подразделение. Комбат Гамрекели, ответственный за парко—хозяйственный день, попросил меня возглавить команду по разгрузке угля. А подобрались в эту команду в основном старослужащие солдаты, да еще и разгильдяи. «Учти, — напутствовал меня перед выездом комбат, — работа работой, а глаз с хлопцев не спускай. И никого никуда не отпускай, как бы ни упрашивали. А в помощь я тебе нашего коммуниста дам, Дорофеева. Думаю, вдвоем вы справитесь».
 И вот мы на месте разгрузки. Заиндевевший вагон с черным углем стоит напротив платформы станции «Орудьево». Высыпав из полкового автобуса, команда воинов ПВО в черных робах и с лопатами тоскливо прикинула объем работы. И после небольшой раскачки, начала разгрузку угля. А мы с Дорофеевым, забравшись на платформу, стали посматривать, чтобы ни одна живая душа не перемахнула через забор и посетила поселковый магазин, торгующий исключительно пивом, вином и водкой. Между тем, начало темнеть. Мороз становился еще крепче. И работа подвигалась медленно. Уже несколько раз мои подопечные предлагали послать гонца в магазин за конфетами и печеньем, но я оставался непреклонен. Не мог сходить в магазин и сам — рядом железнодорожные пути, по которым снуют электрички и товарняки. Тут глаз, да глаз нужен. И в то же время, вспомнив, как сам когда—то курсантом разгружал уголь, захотелось проникнуться заботой к людям. Даже если они и разгильдяи. Я заколебался.
— Ну, пусть тогда Дорофеев сходит, — предложил компромиссный вариант рядовой Сучков, тут же обосновав его. — Он ведь коммунист. Вы же ему доверяете?»
— И впрямь, — оживился сержант Дорофеев. — Давайте я схожу и куплю ребятам что—нибудь сладкого.
Я согласился и подумал, хорошо, что нас здесь двое коммунистов. И ЧП не допустим, и о людях позаботимся. Собрав у бойцов деньги, мой помощник ушел в магазин, находившийся в ста метрах от платформы. Вернулся сержант Дорофеев из магазина минут через десять. Шинель за пазухой оттопырена, оттуда торчат бумажные свертки.
— Купил? – спросил я.
— Так точно, купил! — улыбаясь, подтвердил он.
 Объявили перекур. Дружной гурьбой солдаты повалили за Дорофеевым в автобус, стоявший неподалеку. Я не пошел к ним, посчитав, что заглядывать людям в рот верх неприличия. Прошло минут пятнадцать. Пора продолжать работу, но моя команда не торопится. Приходиться подгонять. Тогда все тот же рядовой Сучков и говорит: «Сейчас мы это вагон враз очистим, вот увидите!» Я засомневался, но чудо! Бойцы теперь работали лопатами, как заводные. А потом кто—то из них, основательно разогревшись, захотел раздеться. Жарко, мол. И это в тот момент, когда термометр показывал минус 25 градусов! Дачникам, приехавшим очередным электропоездом из Москвы, предстала картина, повергшая их в изумление. У платформы в клубах пара сгрудилась дюжина по пояс голых раскрасневшихся чумазых молодцов, которые в бешеном темпе орудовали лопатами. Укутанные в шарфы дачники начали возмущаться. Мол, офицер просто издевается над солдатами, раздев их донага на морозе. Но мои бойцы на это отвечали шутками и прибаутками. Покачав головой, дачники уходили. Но с прибытием следующей электрички, всё повторялось.
— Да, за нашу армию можно быть спокойным, не подведет! — сказал какой—то дед, закутанный с головы до ног. А я с гордостью подумал, что совместный полезный труд делает из разгильдяев положительных людей.
 Но вот уголь весь разгружен, габариты вагона очищены. Садимся в автобус, в полк въезжаем уже в сумерках. О выполнении поставленной задачи доложил ответственному по части. Тот поблагодарил меня и сказал, что баня для солдат уже натоплена. Я побежал в казарму. Весь светясь от радости, собираюсь поделиться подробностями «трудового подвига» с комбатом. А тот мне выдает:
— Ну, спасибо тебе Сергеич, что на разгрузке пьянку организовал!
Я так и остолбенел: что это за шутка такая?
— Не может быть! — только и смог вымолвить. — Я же с них глаз не спускал!
— А Дорофеева в магазин отпускал?
— Да. Только ему и доверил.
— Ну, вот он—то и купил спиртное. Хотя сам и не пил. Коммунист наш …
Я сел на стул и стал прокручивать в памяти возвращение Дорофеева из магазина со свертками. Ведь я же верил ему! Ведь он же — коммунист! Словно прочитав мои мысли, Гамрекели сказал:
— Он такой же военнослужащий срочной службы, как и все остальные солдаты. И тот же Сучков, кстати, организатор пьянки, намного ближе ему, чем мы — коммунисты, что бы там не говорили. Ладно, чего уж там. Разберемся. Готовьте с Филипповым партсобрание. А сейчас иди, отдыхай. Какой тут отдых, когда настроение было испорчено. Потрудились на славу под допингом!
 Кого мне теперь не хотелось видеть, так это — Дорофеева. Если бы можно, применил бы к нему рукоприкладство. Увидевшись с ним в понедельник, высказал все, что я о нем думаю, и что нет теперь ему веры. Партсобрание не заставило себя долго ждать. Я требовал применить к Дорофееву «высшую меру», но комбат смягчил обстановку. Объявили Дорофееву «строгача». В оставшееся до увольнения в запас время, Дорофеев старался загладить свою вину, и хлопот нам больше не доставлял. И теперь, когда в качестве положительной характеристики, мне сообщали о принадлежности кого—то к партии, на память всегда приходил этот случай, произошедший зимним морозным днем на станции «Орудьево».

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:42. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Праздник для офицера

 Праздник для офицера, что для лошади свадьба — весь в цветах и в мыле. Была такая армейская поговорка. И если весь советский народ с нетерпением ждал праздников, командиры и политработники поглядывали на красные дни календаря с нескрываемой тоской. Ибо так уж заведено в боевых частях: когда вся страна отдыхает, военные должны быть начеку.
 Как хорошие хозяйки, которые заранее, уже досконально продумав меню праздничного стола, в походах по магазинам закупают необходимые им продукты, так и командиры в воинских частях, приняв соответствующие решения, заняты составлением всевозможных планов, приказов и распоряжений, проводят проверки и инструктажи. В состав дежурных расчётов, караулов и нарядов назначаются наиболее дисциплинированные и подготовленные люди. А уж сколько ответственных всех степеней назначалось в преддверии праздников, уму непостижимо!
 О необходимости назначения разного рода ответственных, то есть дежурных командиров, в то время жарко спорили на разных собраниях, партийных конференциях и в курилках. Принимала участие в обсуждении и «Красной звезде». Практически все соглашались, что никакие ответственные не нужны, нет в них практической необходимости, но ответственные так и продолжали назначаться повсеместно. Началось это давно, когда, неизвестно по чьей инициативе, явочным порядком стали отстранять от их прямых обязанностей следить за дисциплиной и отвечать за её состояние младших командиров — сержантов. Произошло это, конечно, не вдруг и, разумеется, не по приказу. Но так или иначе, в приказах и директивных документах, поступавших сверху, все чаще рекомендовалось офицерам для подстраховки брать командование солдатами на себя. При этом от сержантов в подразделениях никаких действий предпринимать не требовалось. Если рядом с солдатами постоянно находится ответственный офицер, то в сержантах в принципе нет необходимости, и весь спрос о состоянии дисциплины с этого офицера. Из—за такого двусмысленного положения сержанты постепенно утратили авторитет командиров и растворились в солдатской массе. И зачастую вместо того, чтобы следить за соблюдением дисциплины, стали сами её нарушать. К началу моей службы в полку большинство младших командиров таковыми в принципе не являлись. Исправить такое положение не были в состоянии ни сержантские школы, «учебки», ни выращивание младших командных кадров на месте.
 Выход был один — в корне изменить сложившееся в течение длительного времени отношение к младшим командирам, по—настоящему, то есть не на словах, а на деле, поднять их авторитет, уйти от мелочной опеки и дать реальную самостоятельность. Думаю, что при системном подходе, проблему с младшими командирами вполне можно было решить. Конечно же, не сразу, потребовалось бы на это некоторое время, но результат обязательно был бы. Но, к сожалению, военным и партийным руководством страны, наряду с одобрением предложений, поступающих из войск, мер никаких не принималось. Проблемы решались исключительно за счет увеличения времени пребывания офицеров в казармах и введения в повседневную жизнь разного рода дежурных командиров — ответственных.
 Обычно в обязанности такого ответственного входил постоянный контроль за личным составом, выполнением распорядка дня и разными мероприятиями. То есть один офицеров подразделения в качестве ответственного появлялся в казарме к подъему, после выхода на службу остальных офицеров подразделения, он мог немного расслабиться от ответственности, так как с личным составом занимались и его коллеги, а вот после их ухода со службы домой, вновь должен был быть ответственным до самого отбоя. Те, кому выпадала участь быть ответственным в выходные дни, находился в казарме от подъёма до отбоя. Также ответственный выполнял роль своеобразного громоотвода. Если случалось какое—нибудь ЧП, то было с кого спросить.
 Как будет чувствовать себя офицер, если из—за того, что он вынужден постоянно быть разного рода ответственным, выходных дней у него не бывает, а отгулы у руководства он вынужден выпрашивать, словно милостыню? Плохо будет себя чувствовать офицер, а также и унизительно. Плохое настроение офицеров подразделения, конечно, передавалось и солдатам, которые тоже чувствовали себя несладко от бесконечных построений и проверок их наличия. Доходило иногда до абсурда. Есть дежурный офицер в казарме, значит там порядок, если офицер отсутствует — порядка в принципе не может быть. А как на самом деле — совсем неважно.
 Чтобы подстраховаться, командиры частей в праздничные дни назначали ответственных из числа командиров подразделений и их заместителей. Потому все праздничные дни мы делили на троих: на комбата, на замполит и на зампотех. Когда должность зампотеха в батареях упразднили, праздничные дни мы вынуждены были делить только на двоих. А ведь кроме назначений ответственными, были также и дежурства по дивизиону. Так что, если ты не ответственный, то тогда обязательно дежурный. Токая это была тоска…
 Как— то заканчивалось предновогоднее совещание офицеров полка. Огласив длинный список офицеров, назначенных ответственными и дежурными в праздничные дни, командир полка говорит: «Многим из нас в Новый год предстоит поработать. Давайте посмотрим на тех, кто все—таки будет отдыхать. Встаньте, пожалуйста». Присутствующие в зале завертели головами, в надежде увидеть этих счастливцев. Через несколько мгновений все дружно рассмеялись. Правда, смех был, что называется, сквозь слезы, потому что по просьбе командира поднялся всего лишь один молодой лейтенант!
 Для меня же настоящими праздниками были, как это странно ни прозвучит, партийные и комсомольские конференции, на которые я избирался делегатом. Во—первых, дни работы конференции рабочими днями по сути не были. Во время заседаний, удобно устроившись в мягком кресле конференц—зала и не отвлекаясь на происходящее, можно было от души наговориться с друзьями и однокашниками, прочитать интересную и дефицитную книгу, купленную здесь же. Обычно конференции проводились или в Долгопрудном или в Балашихе, иногда — в Москве, но было это редко. Во—вторых, во время конференции день можно было завершить и дома, и в тесной дружеской компании. А уж как кормили делегатов конференций! Кстати, моё очередное делегатство однажды помогло мне выйти из неприятной ситуации. Дело было так. Подходило время проведения партийной конференции Московского округа ПВО. Я традиционно был избран на неё делегатом, получил соответствующее удостоверение, которое вложил в удостоверение личности офицера. Впереди маячили выходные. Неожиданно командир полка запретил все выезды из расположения полка. Все холостое население общежития маялось от безделья. Возникла мысль, хорошо посидеть, организовать какой—никакой праздник, но только, чтобы на столе стояли напитки не местного разлива. Напитками не местного разлива считались те напитки, которые продавались в больших фирменных гастрономах в Москве. Причём о собой популярностью пользовался гастроном «Новоарбатский» на проспекте Калинина. Я как мог, пропагандировал среди сослуживцев этот гастроном и его ассортимент. Я тогда был лёгок на подъём, в усилении чего-либо не был задействован, потому предложил в приобретении напитков свои услуги. Мы скинулись и я поехал в Москву. Времени до закрытия магазина было в обрез, и пока я добирался до проспекта Калинина, оно неумолимо приближалось. Потому от станции метро «Арбатская» к магазину я бежал не разбирая дороги и расталкивая прохожих. Ныряю в подземный переход, что напротив гастронома, и пулей лечу к другому его концу, и только начинаю подниматься по ступенькам на другом выходе, как слышу жёсткий и властный окрик: «Товарищ лейтенант, стойте!» Резко торможу, оборачиваюсь на окрик и вижу перед собой патруль. Начальник патруля в чине майора и с ним двое патрульных в сержантских званиях: «Вы задержаны за не отдание воинской чести офицерам и патрулю. Предъявите ваши документы». Неохотно лезу в карман шинели и достаю удостоверение личности офицера. Майор просматривает удостоверение и начинает выписывать из него мои данные в свой блокнот. Это уже серьёзно, подумал я. И вспомнил, как в такой же ситуации оказался лейтенант Андрюшин. Его тоже задержал патруль, но за нарушение формы одежды. Потом из комендатуры Москвы в часть пришла бумага, предписывающая наказать офицера. Что, конечно, было выполнено. И тут из моего удостоверения личности неожиданно выпало удостоверение делегата партийной конференции Московского ордена Ленина округа ПВО. Один из сержантов поднял его и передал майору. Майор взял удостоверение в руки, прочёл, и тут понял, какая важная птица по фамилии Лебедев попала в его руки. Майор начал меня стыдить. А я возьми, да и ляпни в ответ: «Товарищ майор! После случившегося я обязан сообщить партийной комиссии округа о том, что недостоин быть делегатом партийной конференции. Более того, мне было поручено выступить на ней с опытом работы. Поэтому я недостоин дважды». Майор от моих слов опешил, то, что я сказал, явно озадачило его. Он немного поколебался и вернул мне оба моих удостоверения. А потом даже попытался успокоить меня. Разорвал на клочки листок из блокнота с моими данными. И сказал: «Ладно, лейтенант, не расстраивайся! Про тебя докладывать не буду. Но впредь учти: на Калининском либо в «гражданке» бегай, либо по сторонам гляди. Здесь же рядом всё начальство!»
Прервав на полуслове свою речь, майор резко переключился на двух сержантов, как и я, не заметивших патруль и потому тоже не отдавших пресловутую воинскую честь ни патрулю, ни мне. Вот ротозеи! Майор взял этих «вояк» в оборот, а я рванул в «Новоарбатский». Но на дверях уже висела табличка «ЗАКРЫТО»…

Иду в отпуск

 Служба службой, а отпуск раз в году всё же бывает. Если обычные граждане становятся отпускниками, как правило, летом, то у военнослужащих всё совсем по—другому. Как по—другому, можно узнать даже из армейского фольклора:
На дворе январь холодный
В отпуск едет Ванька—взводный.
Птица мерзнет на лету —
В отпуск гонят техноту.
Ну, а в марте для потехи
В отпуск едут зампотехи.
Солнце светит и палит,
В отпуск едет замполит.
Износив сапог до дыр
В отпуск едет командир.
 Как бы то ни было, но лето 1975—го года в нашем полку отменялось. В августе нам предстояло ехать на полигон, поэтому всех офицеров и прапорщиков полка отправляли или задолго до этого мероприятия, или уже после него. Кроме того, мой комбат собирался поступать в Калининскую академию ПВО и из начальства мы оставались вдвоем с Филипповым. В связи с этим, было принято решение отправить меня в отпуск в мае, сразу после празднования 30—летия Победы. И вот звонок из штаба о том, что мне можно забирать отпускные документы. Официально отпуск начинался с понедельника, но уже в субботу я намеревался исчезнуть из Жуковки. Неожиданно меня вызвал комдив и извиняющимся тоном попросил заменить на дежурстве офицера ГТО. Это было некстати, но учитывая, что у меня впереди целый месяц безделья, а дежурство пролетит быстро, я согласился. Но получилось совсем не так. Уже с вечера пошли разные вводные. Ко мне в бункер вбежал сержант из ГТО и испуганно сообщил, что одному из его подчиненных стало очень плохо. Днем этот солдат занимался очисткой резервуара для окислителя . По химическому составу напоминает азотную кислоту. Все бы было нормально, если бы этот солдат во время работы пользовался специальным противогазом. А ему почему—то выдали обычный противогаз, который от паров окислителя не защищал. И это было грубейшим нарушением правил техники безопасности Я срочно вызвал на позицию начальника медслужбы и через некоторое время солдата увезли в городок.
 Дальше — больше. На вечерней поверке, опять же в ГТО, замечаю отсутствие старослужащего солдата. Начинаю разбираться. Его товарищи начинают нести мне что—то несуразное: мол, он где—то тут рядом ходит—курит—спит. Время идет, а солдата нет. Нужно докладывать наверх. А это значит, что начнется разбирательство, и мой отпуск может отодвинется на несколько дней. В то время как оформленные документы лежат в моём кармане и чемодан уже собран. Потому докладывать о случившемся не стал. После отбоя собрал на ДКП старослужащих солдат и стал разбираться с уже ними. Один из них доверительно рассказал мне, что солдат, которого мы ищем ушел на танцы в клуб 9—го торфоучастка. Якобы такое уже случалось, но дежурные этого не замечали. Танцы закончатся, солдат прибежит назад. Сижу и жду солдата .На часах 23:30,а солдата все нет. Надо докладывать! Но тут подходит один из старослужащих и просит разрешения сбегать за самовольщиком. На свой риск отпускаю его. Время прошло, и теперь уже нет двоих. Что делать? И тут меня осенило. Надо объявить боевую тревогу! Но не саму настоящую тревогу, а ее имитацию. Потому что каким бы ни был солдат разгильдяем, а боевая тревога — дело святое.
 Я вызвал дежурный тягач, якобы с целью проверки караулов, и с включенным дальним светом стал ездить по левой объездной дороге, так как злосчастный торфоучасток № 9 находился с этой стороны. Расчет мой был прост. Увидев движение в дивизионе, бойцы решат, что объявлена боевая готовность и живо прибегут на позицию. Так оно и случилось. Запыхавшиеся и мокрые от ночной росы, оба разгильдяя прибежали в домик дежурной смены ГТО уже через несколько минут. Особенно меня возмутил добровольный помощник. Оказавшись за оградой дивизиона, он встретил деревенских девчонок и за разговорами с ними забыл про все на свете. Дав волю эмоциям, я воспитывал этих раздолбаев до самого утра, решив доложить о случившемся командованию дивизиона лично. Но на другой день никто из начальства так и не появился. А воскресенье прошло спокойно.
 Сменившись с дежурства, я вернулся в общежитие. К сожалению, отпускное настроение разделить было не с кем, все сидели в своих комнатах какие—то грустные и подавленные. Оказалось, что в субботу произошел конфликт между «стариками» (майор Веремей) и «молодёжью» (Филиппенко, Усов, Новиков), которые не поделили Татьяну— Комиссаршу — своеобразную и независимую молодую женщину из Жуковки, работавшую проводницей поезда дальнего следования. Татьяна носила пальто из кожзаменителя и обладала грубым голосом, что делало её похожей на комиссара гражданской войны. К ней был неравнодушен майор Веремей, однако она не отвечала ему взаимностью. Поскольку все конфликтующие были нетрезвыми, то субординация не соблюдалась, и Веремей получил в глаз от младшего по званию. Обиженный Веремей вызвал на подмогу дежурного по полку майора Челышева. Но и тот тоже получил, но уже в челюсть. Словом, выходные дни были напрочь испорчены, и все с тоской ждали понедельника, когда командир полка начнет разбор полетов.
 Кроме того, обстановку осложнила акция подруг «молодежи». В отместку за испорченный выходной они, словно стадо слонов, вытоптали до основания грядки офицерских огородов, располагавшихся напротив общежития. Можно было только догадываться, каким будет завтрашний «плач Ярославн» у поруганных грядок. И хотя я уже не услышал его, отпуск мой начинался с некоторым оттенком грусти.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:43. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Дела семейные

 Периодически к нам в полк направлялись для службы семейные солдаты. В основном это были те, кто призывался после длительной отсрочки, связанной с учебой в институте. Выпускников вузов, в которых была военная кафедра, призывали в армию после окончания учебного заведения уже в качестве офицеров, Те же, кто оканчивали вузы, в которых отсутствовала военная кафедра, отправлялись служить в армии солдатами, но тоже только после того, как они заканчивали учёбу. И в том и в другом случае срок службы составлял два года. Люди это были уже взрослые, потому — ответственные. И часто На них всегда можно было положиться. Конечно, ничто человеческое было им не чуждо, например, возможность отлынуть от нарядов или работ, они тоже, конечно, не упускали.
 Свежеиспеченные инженеры, призванные после институтов в армию, служили, как правило, в РТЦН. У нас же в батарее преобладали в основном специалисты по аграрному делу. Помню двоих таких специалистов — ефрейтора Грубого и рядового Фоменко. Они были даже старше меня по возрасту и имели, понятно, больше жизненного опыта. В неслужебной обстановке мы обращались друг к другу по имени—отчеству. Я не считал это нарушением субординации. Напротив, видя в них в какой—то степени своих коллег, учился у них общению с людьми. А их доброжелательные замечания помогали мне понемногу избавляться от моего мальчишеского поведения в общении с солдатами. Сложнее было с молодоженами. Парню пришёл срок в армию идти, а он накануне женится. Зачем так спешить? Не на войну же уходит? Вот и получается, что такой свежеиспеченный муж отправляется в армию, а дома надолго оставляет молодую жену. Через некоторое время начинаются у такой пары проблемы. Для них самих, и для нас — отцов—командиров.
 Рядовой Соловьев был призван в армию в конце мая. А немного раньше, в День Победы, он сыграл свадьбу, и женился на Лене — первой красавице в их деревне. Отгулять медовый месяц молодожены не успели. Потянулись томительные дни вынужденной разлуки. Рядовой Соловьев в начале службы в общей массе молодых солдат ничем не выделялся, но чувствовалось, что парень с норовом, потому требует к себе повышенного внимания. Пока он находился в течение месяца в карантине, его молодая жена приезжала к нему дважды. После принятия Военной присяги, Соловьёв сдал экзамен на 3—й класс и стал нести вместе со всеми боевое дежурство. С этого времени и начались с ним проблемы. Был уже вечер, когда ко мне в общежитие зашел Гамрекели. Было видно по его лицу, что он чем—то встревожен.
— Слушай, комиссар, мне сейчас звонил Андрюшин с дежурного взвода, — обратился ко мне комбат, там что—то неладное происходит с Соловьевым. Бьется в истерике и говорит, или повешусь или вены себе вскрою, а жить больше не хочу.
— Что—то дома у него случилось? — высказал я догадку.
— Да, случилось, с женой. Соловьёв получил от нее письмо. Едем на дивизион, и там разберемся. Комдив уже в курсе и едет с нами.
 В УАЗике по дороге на позицию, я подумал о письмах. Но не о тех письмах, желанных весточках из дома или от любимой девушки, которые ждет и не дождется во время службы солдат, а о тех письмах, в которых на сложенном вдвое листке написано всего несколько фраз, а в конце слова, что—то вроде: «Прости меня и забудь, больше мне не пиши». Казалось бы, обычное житейское дело, которое касается в принципе только двоих. Но это так — только на гражданке. А в армии такие письма — это обязательно сигнал о грядущей опасности, часто предвестник надвигающейся непоправимой беды. После получения подобного письма от любимой девушки или от молодой супруги, у только начинающих служить солдат, по сути — мальчишек, в головах обычно наступал полный сумбур. Отсюда и возникают мысли о том, что жизнь стала не мила и жить больше не зачем. А в это время нужно в караул заступать или на боевое дежурство. Возьмёт солдат в руки автомат и… Продолжать смысла нет, все хорошо знают, что, к сожалению, подобные трагедии случаются и не так уж редко.
 Чтобы минимизировать риски по подобным случаям, существовал строгий приказ, солдатам, заступающим в караул, письма выдавать только после смены караула. Во время инструктажа караула, офицеры были обязаны как лично, так и через своих активистов, поинтересоваться состоянием каждого человека, заступающего в караул. Эти меры помогали избежать гибели многих солдат, остро переживавших семейные коллизии.
 Злополучное письмо Соловьёву лежало на столе в канцелярии. Рядом с письмом — несколько измятых фотографий, на которых Соловьев снят в день присяги пару недель назад. Фотографии он отсылал свой жене Лене. Привели в канцелярию самого Соловьева, белобрысого взъерошенного парня, с немного пухлыми губами и с красными, опухшими глазами. Потирая глаза, Соловьёв нам рассказал, что поначалу у них с женой всё было хорошо. А потом от неё долго не было писем. А вчера он наконец получает от жены письмо. В письме, вложенном в конверт вместе с отправленными раньше фотографиями короткое письмо, жена пишет, что больше не любит его, что зря за него замуж вышла, что нужно им расстаться.
— А ведь я её так люблю! Мне теперь и жить не хочется! — закончил свой рассказ Соловьёв, и всхлипнул.
— Ну, это ты брось, Женя, — попытался успокоить его комбат. Я тоже стал ободрять парня. Отпустили мы Соловьёва покурить, и когда он вышел, стали думать, как же решить эту проблему.
— Надо бы разобраться, что у него там на самом деле происходит в семье, — сказал командир дивизиона майор Кабанов. — Откуда он родом?
— Подмосковный. Из—под Орехова—Зуева, — выдал информацию взводный.
— Тогда поступим так, — сказал дальше комдив. — Сейчас снимаем Соловьева с боевого дежурства. А в выходные посылаем его домой. Пусть встретиться с женой, поговорит. Может быть все и образуется. Ну, а для того, чтобы он не натворил чего—нибудь лишнего, отправим с парнем командира взвода. Чтобы и для нас была ясная картина.
После этих слов комбата, лицо взводного Андрюшина исказилось тоскливой гримасой.
— Ну, товарищ майор, — жалобно и трагично начал взводный. — Я и так уже две недели из лесу не вылезаю. В бане не был. С невестой не виделся…
Комдив в ответ хмыкнул, и переведя свой взгляд с Андрюшина на меня, сказал:
— Ну, а Вы, — он всегда обращался ко мне на «ВЫ», — как смотрите на поездку? Как холостяку, думаю, будет полезно набраться опыта. Для будущих семейных отношений.
— Действительно, Сергеич, — вступил в разговор Гамрекели, — езжай сам, разберись что к чему.
 На том и порешили. Соловьева сняли с боевого дежурства. Поездку наметили на субботу. А накануне, в пятницу, я был ответственным. Вечер. Сижу в канцелярии, составляю план культурно—массовой работы на выходные дни. Из ленинской комнаты доносится игра на баяне. Но внезапно игра обрывается и через пару минут в коридоре слышится невообразимый шум. Я выглянул из канцелярии на шум и увидел картину, напоминающую бой гладиаторов. В кругу сослуживцев, обступивших их со всех сторон, дрались два солдата. В одном из солдат я узнал рядового Соловьева.
— Немедленно прекратить! — рявкнул я. Но куда там! Отреагировала лишь часть «зрителей», драка так и продолжалась.
— Разнимите их! — потребовал я, подбежав к толпе. Кто—то возразил: «Сами разбе…» И не договорив, осекся. У дерущихся в ход пошли солдатские ремни с латунными бляхами, которыми можно покалечить противника или даже убить. Я сам бросаюсь вперед и пытаюсь разнять дерущихся. В этот момент получаю по шее от кого—то из дерущихся сильный удар бляхой по шее. Взвываю от боли так, что мой вопль подействовал на зрителей отрезвляюще. Решив, что драчуны уже добрались до замполита и, возможно, уже убивают его, собравшиеся бросились растаскивать всех в стороны. К счастью, ни моя, ни «гладиаторов» кровь не пролилась, отделались только синяками.
 Остаток вечера пятницы посвятили разбирательству случившегося. Оказалось, что причиной драки оказался… баян! А точнее, репертуар, исполняемых нашим батарейным баянистом. Как оказалось, у драчунов были разные музыкальные вкусы. Вот они и немного на этот счёт «поспорили». Прошло еще немного времени и драчуны примирились, вражды друг к другу больше не испытывали, только извинялись за то, что и мне от них досталось. И умоляли меня не докладывать о случившемся начальству. Особенно усердствовал в этом рядовой Соловьев, которому предстоящее свидание с женой вполне могло быть заменено гауптвахтой. Поэтому я решил рассказать о драке уже после поездки.
 На другой день с первым автобусом, мы выехали с Соловьевым из части. Всю дорогу до Москвы мой подопечный молчал. И видимо не только потому что ещё отходил от вчерашнего «поединка», но и потому что обдумывал предстоящую встречу с женой. Я тоже молчал и в душе ругал солдат, вчерашних «зрителей». Вмешайся они вовремя, в самом начале ссоры, точно удержали бы этих петухов, и драки бы никакой не было. Но нет, всем очень хотелось зрелищ! Скучно!
 На Казанском вокзале Соловьев встретил своих знакомых из деревни. Вместе с ними мы сели в электричку, в которую народу набилось до отказа. Это москвичи ехали на дачи. Тем более, что выходные совпали с каким—то церковным праздником. Через некоторое время Соловьев попросил разрешения выйти покурить с приятелями в тамбур. Я не хотел его отпускать, памятуя вчерашнее, но народ, сидевший вокруг, стал возмущаться и неодобрительно гудеть. И я ненадолго отпустил Соловьёва, о чем вскоре пожалел. Поскольку в тамбуре Соловьёва «маленько угостили» спиртным. Может быть, я зря разнимал драку? Наконец, приехали. Сошли на какой—то станции, неподалеку от Куровской. Дальше — по тропинке, вдоль железной дороги. Вскоре показалась деревня, название которой я уже и не помню. Деревня, как деревня. Своего дома у молодоженов, естественно не было. Поэтому молодая Соловьева жила у своих родителей. К ним мы сразу и направились. Но дома молодой супруги Соловьёва не оказалось. Теща сказала, что возможно, она в гостях у тетки, в Люберцах. И было заметно, что приезд зятя не вызвал у родителей жены радости.
 Соловьев расстроился пуще прежнего. Делать нечего, пошли теперь к его родителям. Дом у них оказался добротным. Несмотря на то, что старшие Соловьевы работали в городе, хозяйство держали крепкое: скотина, птица, огород. У калитки нас встретил отец. Увидев сына в сопровождении офицера, восторга не выказал и настороженно спросил:
— Что случилось?
— Мы с товарищем лейтенантом в командировке. Вот попутно пригласил его к нам в гости, — скороговоркой выпалил Соловьев младший, не дав мне и рта раскрыть. Поздоровались, вошли в дом.
— У Ленки был? — спросил отец.
— Дома нет. Встретимся вечером, — процедил сын и вышел из дома.
Тут пришла с работы хозяйка дома, приятная и добродушная женщина. Узнав, кто я, пошла хлопотать на кухню.
— Пошли во двор, поговорим, — предложил мне отец Соловьёва. Но разговор у нас явно не клеился. После традиционных расспросах об армейской жизни, отец сказал:
— Чувствую, что вы не непросто так приехали. Говорите, как есть.
— Дела тут семейные… — начал было я, но отец вздрогнул и прервал меня.
— Я так и понял. Ведь говорили мы ему — не пара она тебе! Разные вы люди. Что у вас общего? Да нет, вы не подумайте, она не какая—нибудь там вертихвостка или что—то в этом роде. Девчонка неплохая и уж очень видная. Многие наши деревенские парни пытались ухлестывать за ней, не получалось! И наш туда же. Вбил себе в башку, что любит её и все. Учились они вместе. Весной в армию идти, а он всю зиму за ней по пятам ходит. Не нытьем, так катаньем, уговорил все—таки. Как у них там все это получилось — не видел, но зная характер сына, догадываюсь. В общем, в апреле объявил он нам с матерью: «Готовьтесь к свадьбе. Женюсь».
— Куда же спешить, сынок? — говорим мы ему. — Тебе же вот—вот в армию на целых два года. Охота тебе начинать семейную жизнь с разлуки? После армии — другое дело: чувства за это время проверите.
— Да куда там! — махнул рукой отец. — Боялся, что пока служить будет, не дождется она. Другой дорогу перебежит, «сокровище» заберет…
Сыграли свадьбу в канун Дня Победы. Все было, как у людей — денег не пожалели. Молодые жили попеременно то у нас, то у невестиной родни. Да много ли там деньков было. А вскоре проводили мы Женьку в армию. Первое время Лена часто заходила к нам. Потом все реже. Чувствую: загрустила наша невестка. Подружки—ровесницы с парнями гуляют, на дискотеки ходят, а наша уже не моги. Потому, как жена. И потом, в деревне свои законы. В общем, задумалась юная жена о своей семейной жизни. Перестала совсем к нам заходить. Конечно, поводов для бабских пересудов пока не дает, но мы—то чувствуем, что дело неладно. Мать изревелась вся, ночами не спит. Такие вот дела, замполит, — закончил отец.
 Что я мог ответить ему? Хотя по должности обязан был подсказать, как поступить в данной ситуации, но, откровенно говоря, — не знал. Ведь по существу я сам был еще мальчишкой. А такие понятия, как брак и семья я собирался постигать отнюдь не в этой пятилетке. Поэтому, прежде чем давать какой—то совет, я должен был обстоятельно поговорить с Леной. Тогда и будет ясно, что к чему. Тем временем хозяйка позвала к столу. Собралось все семейство Соловьевых, включая и самого младшего, шестиклассника Витьку. По русскому обычаю, выпили за встречу. Рядовому Соловьеву пить не полагалось. В беседе он не участвовал, молча ковырял вилкой в тарелке. Потом незаметно вышел из—за стола и исчез.
 Был уже вечер, когда хозяин дома предложил прогуляться по деревне, чтобы «подышать воздухом». Мы вышли на улицу. Стояла изумительная погода. «Соловьи, не пойти песен больше, соловьи …» — донеслась вдруг из поселкового репродуктора песня популярного ансамбля «Ариэль». Казалось, что вся деревня тоже высыпала дышать воздухом. Ежеминутно мы здоровались с сельчанами и Соловьев—старший представлял меня всем, как командира Женьки, приехавшего познакомиться с родителями «образцового солдата». Я тут же получал приглашение в гости. И незаметно основная цель нашего приезда отошла на задний план, а потом и забылась…
 Проснулся я, когда солнце уже заглянуло в горницу. И хотя все уже проснулись, старались не потревожить сон «командира». Я быстро привел себя в порядок. Узнал, что Лена вчера так и не приехала, а молодой муж всю ночь не сомкнул глаз. Все курил, да громко бранился, что при встрече «ей покажет». Решили ждать до вечера. А если Лена не приедет, придется возвращаться в часть. А по пути заехать в Люберцы, к тетке жены. Между тем, домашняя обстановка действовала расслабляюще. На дворе стояла изумительная погода. Принесли крынку козьего молока. Пил его впервые — понравилось. Соловьев—младший куда—то запропастился. Отец пояснил:
— Бегает по деревне. Не волнуйтесь — угомонится». — И неожиданно добавил, — А знаешь, ты нашим понравился!
Оказалось, что вчера на прогулке я перезнакомился почти со всей деревней, потому стал здесь уже за своего. А в одном из домов растрогавшийся хозяин, даже пообещал выдать за меня дочку замуж! Как школу закончит. Вот так.
 День перевалил за вторую половину, а наша миссия так и не была выполнена. А тут еще и мой подопечный очередной номер выкидывает. Заявляет, что пока со своей не повидается, в часть не поедет. Мне это уже не понравилось. Но тут свое слово сказал отец:
— Не волнуйся, замполит, если что — свяжем и я его своими руками приволоку.
Но до крайних мер не дошло. Остыв, Соловьев поутих, и мы стали собираться в обратный путь. В Люберцах сошли с электрички и двинулись по нужному адресу. И вот долгожданная встреча состоялась. Лена была, действительно, привлекательной внешности. Но наше появление не вызвало у неё радости.
— Зачем приехал? Зачем офицеров от дел отвлекаешь? — начала она. Соловьев что—то пробормотал в ответ. В этот момент я решил оставить их одних, сел на кухне и стал болтать с теткой Лены. Между тем, время работало уже против нас, и я стал беспокоиться о возвращении в Дмитров к последнему автобусу на Жуковку. Вдруг из комнаты, где «совещались» молодые, донеслись глухие рыдания. Мы с теткой поспешили туда и увидели настоящую картину «семейной драмы». На диване, скрестив на груди руки, сидела Лена. А перед ней стоял на коленях Соловьёв и всхлипывая, бормотал что—то про свою любовь. Вид его был несчастен.
— Товарищ командир! — обращаясь ко мне, сказала Лена — Ну, хоть Вы ему скажите, чтобы он вел себя, как мужчина!
Я смотрел на стоявшего на коленях Соловьева и никак не мог представит его дерущимся в казарме, выпивающим в электричке и бегающим по деревне, грозя расправой с женой.
— А если он любит Вас? — возразил я.
— Любит? — переспросила Лена. — Хвастался нашим деревенским парням, что я с ним гулять буду. Что замуж за него от радости выскочу. Всю зиму ныл. Жалко мне его стало. Не помню, как и уговорил… Переспали, в общем. Уж очень он хотел ребенка. И не потому, чтобы отцом стать. А чтобы привязать меня к пеленкам. Чтобы пока он служит, я дома сидела и его дожидалась. Но Бог, как говорится, уберег. Ну, а как он ушел в армию, я и задумалась. Люди мы совершенно разные. Да, и не любит он так меня. А я его.
И уже обращаясь к Соловьеву: «Будем разводиться!»
Комментарии были излишни. Теперь можно было и возвращаться в полк. Лена тоже засобиралась в деревню и потому мы все вместе пошли на станцию. Соловьевы шли впереди, я чуть отстав, надеясь, что они все—таки помирятся. На платформе «Люберцы» наши пути расходились. Тут Соловьев сделал еще одну попытку наладить семейную жизнь. Он отвел меня в сторону и с жаром заговорил:
— Товарищ лейтенант, давайте еще задержимся на ночь. Я с ней переговорю. Она поймет меня. Вернемся в деревню?
У меня пред глазами уже стояли комдив с комбатом. Небось, нервничают, что мы до сих пор не вернулись, подумал я. А Соловьев все убеждал и убеждал меня. Поколебавшись, я всё—таки согласился.
 В пустом вагоне электрички едем обратно к ним. Молодоженам не мешаю, подсел к двум молоденьким девчушкам из Рошаля и стал байки травить. Так что время для меня пролетело быстро. При сходе с платформы у нас случилось маленькое ЧП. Соловьев в темноте, зацепившись за проволоку, порвал свои форменные парадно—выходные брюки. На этот раз остановились у родителей Лены. Мне ужасно хотелось спать. Тем более, что завтра чуть свет нужно было собираться в обратную дорогу. Пожелав Соловьевым спокойной ночи, я отправился спать на отведенную мне веранду. Рассвет ещё только чуть забрезжил, когда Лена разбудила меня. Ее муж сидел на крыльце и штопал свои брюки. Как ни уговаривал он жену разделить с ним брачное ложе, чтобы попытаться образумить жену, ничего не получилось. Она закрылась в маленькой комнате и легла спать, в то время как ее муж тихонько всхлипывал у двери.
 Всю обратную дорогу до части мы с Соловьёвым молчали. Я думал о том, как опустив некоторые подробности, обстоятельно доложить о результатах командировки. Рядовой Соловьев скорее всего думал о том как жить дальше. Прошло время. И мой подопечный успокоился, мы уже не боялись ставить его в караул и отправлять на боевое дежурство. А спустя еще некоторое время, он сам обратился ко мне по личному вопросу: «Будем оформлять развод. Другого пути уже нет.
 Все—таки семейная жизнь — дело серьезное!

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:44. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Боевой экзамен. Часть 1. Сбор

 Все, кому выпала судьба служить в зенитных ракетных войсках, мечтали хотя бы раз побывать на полигоне и принять участие в боевых стрельбах. Именно на полигоне проверялись боевая выучка войск, позволявшая, в случае необходимости, уничтожить воздушного противника. Мне повезло. Уже через год моей офицерской службы наш полк провёл «тактические учения с боевой стрельбой на государственном центральном полигоне». И хотя учения эти намечались на август, уже с января началась интенсивная подготовка к ним. Регулярно проводились дополнительные занятия по технической подготовке. А конкурсы по боевой работе (специальной подготовке) стали обязательным мероприятием каждого выходного дня. Полки С—25 проводили боевые пуски ракет, боевые стрельбы, на полигоне Капустин Яр в Волгоградской области. Периодичность стрельб — каждые два года. Это было связано с продолжительностью сроков службы солдат. С учетом местных погодных условий, стрельбы полков проводились с мая по сентябрь. Но бывали и исключения. Иногда какой—нибудь полк по «высочайшему повелению» внезапно снимался с места и перебрасывался на полигон, где сдавал свой «экзамен на боевую зрелость». С нашим полком полтора года спустя случится тоже самое, о чем читатель тоже узнает, позже.
 А пока к выезду на полигон начала готовиться и наша стартовая батарея. Надо сказать, что расклад был совсем неважным. Во—первых, мы оставались без командира. Наш комбат Гамрекели собрался поступать в Калининскую академию ПВО. И вступительные экзамены по времени совпадали с учениями. Потому Гамрекели и прибывший на подмогу новый старшина прапорщик Павликов оставались на месте дислокации. Командование батареей легло на плечи нашего зампотеха Филиппова. По технической части Филиппов был профессором. Но вот по командирской линии, как я уже упоминал, он слыл либералом, в этом—то и заключалась проблема. Так как личный состав батареи, привыкший к стилю командования комбата Гамрекели, у Филиппове вполне мог пойти, что называется, в разнос. Допустить же это ни в коем случае нельзя было. Во—вторых, из всей нашей офицерской братии на полигоне раньше были только двое — Филиппов и Никитенко. А переведенный к нам из второй батареи командиром пятого взвода лейтенант Сергей Усов был новичком. Ему самому ещё учиться надо было, а не солдат учить. Но Геннадий Николаевич взял над ним такое «шефство», что мало нам не показалось.
 Я тоже начал подготовку к поездке на полигон. Понятно, что сколько бы я для важности не надувал щеки, оценка за выполненные стрельбы будет зависеть совсем не от меня, а от личного состава батареи и командиров взводов. Моя же задача — помогать им во всём. В надежде почерпнуть передовой опыт замполитов ПВО на учениях, я перелистал учебник по партийно—политической работе. Но в нём была сплошная теория, изобилующая глаголами «мобилизовать», «направить», «расширить», «углубить», «поднять и т.д. В аналогичной ситуации оказался и мой коллега из второй батареи капитан Калинин, прибывший к нам в полк из радиотехнических войск.
Давно не был на полигоне и замполит дивизиона майор Козлов. Впрочем, командование посчитало, что ему на полигоне нечего делать, и его оставили на месте постоянной дислокации усиливать тылы. По этому поводу Козлов часто сокрушался, говоря, что завидует нам, молодежи, черной завистью. После длительного перерыва ехал на полигон и замполит полка майор Любинецкий. Но у него за плечами был Вьетнам. Вот где были настоящие стрельбы! Вместо полигона — непроходимые джунгли, вместо мишеней — «летающие крепости» Б—52 и «Фантомы». И оценка стрельб — орден Красной звезды.
 Опыт работы перенимали где только могли. Позаботились о материальной базе — музыкальных инструментах, учебниках для политчасов, агитплакатах, книгах, подшивках журналов прошлых лет. Конечно, не забыли про канцелярские принадлежности, вымпелы и т.п. Все это «богатство» было сложено в походный ящик, который тут же был окрещен, как замполитский. Были еще зампотехский и старшинский. Сколотили несколько щитов для наглядной агитации.
 Надо отметить, что каждый год в нашей стране случалась какая—нибудь очередная знаменательная дата, вокруг которой и крутилась вся текущая агитация. Так, в апреле был установлен День Войск ПВО страны, а в мае отмечали юбилейную дату — 30—летие Великой Победы. Это, действительно, был знаменательный праздник. Этому юбилею и были посвящены наши стрельбы. Естественно, что в год юбилея такого получить низкую оценку за стрельбы, считалось бы позором. И тут я хотел бы упомянуть об одной «традиции», которая существовала в частях, выезжающих на полигон. Речь идет о так называемых «символических подарках», предназначавшихся для офицеров полигона, от которых зависела оценка за стрельбы. Точнее, не сама оценка как таковая, а ее многочисленные составляющие. В обязательный ассортимент «подарков», например, у каждого командира взвода входила бутылка хорошего коньяка, банка дефицитного растворимого кофе и разные сувениры. Эти «символические подарки»подарки рассматривались, как уважение к офицерам полигона, проходящих службу в трудных климатических условиях. Мы как бы воздавали должное своим полигонным товарищам, которые в ответ на это нам не мешали в работе и по пустякам не вредничали. Помимо традиционных «мелочей», в ассортимент «подарков» от полка на этот раз были дополнительно включены: пусковой стол, краска, березовые веники, черви для рыбной ловли и т.п. Но самым ценным подарком был породистый щенок восточно—европейской овчарки, предназначавшийся для начальника полигона. Щенка выпросили в питомнике «Звезда». Правда, в дороге за подарком не доглядели — отдавили щенку лапу. А дарить «брак» посчитали неприличным. Конечно, все это не играло большой роли в определении итоговой оценки. Отстреляйся мы на «тройку» или, не дай Бог, промахнемся, уже никакие «подарки» не спасут от позора.
 «Тактически учения с боевой стрельбой» условно делились на три этапа:
1—й этап — передислокация полка железнодорожным эшелоном на полигон;
2—й — выполнение боевых стрельб;
3—й возвращение железнодорожным эшелоном к месту постоянной дислокации полка.
 Учения с применением нашей стационарной «старушки» С—25 существенно отличались от учений с применением других типов ЗРК. Самым главным отличием было то, что мы не брали с собой на полигон боевую технику, ее при всем желании с собою не возьмешь! Эшелоном ехали только люди, автотранспорт, да вспомогательное оборудование. К примеру, полевая кухня. С точки зрения бытовых условий для прибывающего личного состава частей, полигон Капустин Яр был прекрасно оборудован. Шикарный военный городок, многоэтажные казармы, гостиница, клубы, магазины, спортивные площадки. И хотя люди сюда приезжали не на отдых, нормальные бытовые условия были совсем не лишними.
 На полигон полк выезжал ранним августовским утром. Подъем сыграли в четыре часа утра, хотя, например, тыловики в эту ночь совсем не спали. Всю ночь они отправляли в Москву машины, груженные военным имуществом, продовольствием, дровами. Машины следовали в район Павелецкого вокзала, где на запасных формировался эшелон, который доставит нас на ГЦП. Что касается личного состава и офицеров полка, то к месту погрузки они следовали своим ходом. Нас подвезли только до платформы «Орудьево». Тут же я получил личный наказ от ЕП: «Всё запоминай и всё записывай!» После он обнял меня и глаза его сентиментально заблестели. Дождавшись электрички на Москву, мы дружно её оккупировали и поехали на Савёловский вокзал. От Савеловского вокзала до ближайшей станции метро «Новослободская» шли строем. В метро меня ждал первый сюрприз. Выяснилось, что половина солдат моей батареи в метро оказалась впервые, и оно для них было в диковинку. Москвичи, спешившие на работу в эти утренние часы, надрывались от смеха, глядя на моих бойцов, которые, словно сайгаки, перепрыгивали турникеты, шарахались на эскалаторе и препятствовали закрытию дверей в вагонах. Наконец мы прибыли на Павелецкий вокзал. Понятно, что воинские эшелоны обычно отправляются не от перронов вокзалов, а с какого—нибудь запасного пути, на котором эшелон и формировался. Наш эшелон состоял из одного плацкартного вагона для начальства, нескольких товарных вагонов для подразделений полка и открытых платформ для автотехники. Нашей батарее предстояло ехать в товарном вагоне, в который до этого загружали что—то сыпучее. Пришлось спешно наводить своими силами мало—мальский порядок внутри вагона.
 Задолго до отъезда солдат проинструктировали, что дата выезда на полигон является военной тайной. Касалось это в первую очередь, конечно, москвичей. Но несмотря на это, возле формирующегося эшелона стали появляться отдельные гражданские лица из числа родителей и близких родственников, оповещенные своими чадами по телефонам—автоматам о месте отправки эшелона, чтобы снабдить их домашними харчами на дорожку. Командир полка, увидев это безобразие, высказал сильное недовольство, эхом разошедшееся до всех командиров рангом пониже. Родителей и родственников удалили с путей, а сыновьям и внукам сделали по первому серьезному предупреждению.
 Между тем, погрузка эшелона подходила к концу. Связисты протянули вдоль вагонов телефонную линию, штабисты развесили свои инструкции, тыловики раздали в каждый вагон электрические и керосиновые фонари, командиры пересчитали своих людей. «Потерь» не было! Все заняли свои места. Дав пронзительный гудок, эшелон дернулся и, постукивая колёсами на стыках, медленно покатил от Москвы в юго—восточном направлении. Незаметно подошел к концу первый день нашего марша. Ехать же нам предстояло целую неделю. Поэтому, несмотря на массу разных неудобств, в том числе и бытовых, ощущавшихся в дороге, нужно было среди личного состава поддерживать дисциплину и соблюдать правила техники безопасности, о чём Филиппов сразу же, как тронулись, объявил всем.
 Стали готовиться к первому ночлегу в вагоне. И тут выяснилось, что у нас только две солдатские койки! Одна койка, конечно, для по званию и возрасту — для Филиппова. Вторая — для меня. Но я сразу же от такой чести отказался. Как уже говорил, раньше в нашем вагоне перевозили что—то очень сыпучее, то ли мешки с цементом, то ли с минеральными удобрениями, и несмотря на все наши попытки приемлемой чистоты навести не удалось. Как только вагон стало потряхивать на стыках, в воздухе повисла густая пыль. Койку, от которой я отказался, решили разыграть по жребию командиры взводов. Удача выпала Андрюшину. А мы с Никитенко устроились на дощатых нарах—настилах второго яруса. Постелили солдатские одеяла, завернулись с головой в плащ—накидки, и завалились спать.
 Нормальный человек вряд ли смог бы уснуть в такой обстановке. Грохот в вагоне стоял такой, словно снаружи черти железными палками стучали по нему изо всех сил, а сам вагон при этом ходил ходуном. И нас перекатывало от стенки до стенки. Но мы так за день умаялись, что все нам было нипочем. Уже засыпая, я услышал, как задребезжал зуммер полевого телефона. Это командир полка из штабного вагона обзванивал своих командиров, интересуясь и них состоянием дел.

Боевой экзамен. Часть 2. В пути

 На мир мы теперь смотрим через открытую дверь нашего «дома на колесах». На стоянках, которые наш эшелон делает буквально, у каждого столба, мы дружно спрыгиваем на землю, чтобы немного размяться. Внутренний наряд по вагону бегом бежит на кухню получать пищу для личного состава или относит на кухню грязную посуду. Солдаты очень довольны своим временным положением: ни строевой подготовки, ни караулов, ни утомительных занятий в классах. Спи, ешь, да глазей на мир из двери вагона.
А мире, пока мы едем, происходят разные события. В Хельсинки открылось совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. В Москве утвердили новые общевоинские уставы Вооруженных сил. В на песенном конкурсе «Золотой Орфей» в Болгарии первое место заняла тогда ещё никому неизвестная Алла Пугачева. Об этих и других событиях мы узнавали из газет, которые покупали на станциях по пути следования. По вечерам, лежа на нарах, я настраивал свой транзистор «Сокол» на Москву, и сквозь помехи слушал последние новости.
 Тем временем, расстояние до конечного пункта следования нашего эшелона неумолимо сокращалось. Менялся по сторонам ландшафт и становилось достаточно жарко. Однажды где—то под Мичуринском эшелон остановился как раз напротив самого настоящего цыганского табора, который был разбит у самых путей! Мужчин в таборе не оказалось, только женщины и ребятишки. Но будто по чьей—то команде, весь табор пришел в движение, и началась «работа». Цыганята бросились к вагонам стрелять мелочь и еду у разомлевших от безделья и жары солдат. А черноглазые красавицы прямиком направились к штабному вагону предсказывать судьбу начальникам. В другой раз мы были свидетелями, как некая «воровская артель» на протяжении нескольких перегонов активно освобождала подцепленные к нашему эшелону вагоны, от спелых арбузов.
 Подъехали к Волгограду. Великая русская река Волга поразила нас своим размахом и неестественной синевой. Город эшелон обходил стороной, но памятник «Родина—мать зовёт!» на Мамаевом кургане увидеть на всё же довелось. Правда, памятник было видно только до половины и в основном со спины, но всё равно было приятно увидеть памятник.
 Чем ближе подъезжали мы к полигону, тем больше наступало расслабление. Появились и первые отставшие от эшелона. В городе Волжском группа «бывалых» офицеров из РТЦН в поисках горячительных напитков местного производства слишком далеко ушла от своего вагона. Но потом отставшие быстро нагнали нас на пассажирском поезде. Окружавший эшелон ландшафт изменился совсем. Теперь, до самого горизонта простиралась желто—бурая степь. Изменилась и окружающая фауна, теперь на телеграфных столбах вдоль дороги восседали внушительных размеров стервятники. Населенных пунктов становилось все меньше и меньше. А если и были, то большие военные городки, именуемые здесь «площадками». Это начиналась полигонная вотчина. Вот наш эшелон в последний раз дернулся, и замер. Приехали!
 Пришвартовался эшелон в тупике у железнодорожной рампы. Дороги дальше не было. Появились первые встречающие — группа черных от загара офицеров Н—ского полка нашей армии, для которых стрельбы уже были пройденным этапом. По установленному порядку, мы должны были передать им эшелон, который доставит их обратно в Москву. Командир нашего полка, ожидая пока с платформы выгрузят его машину, хотел встретиться со своим коллегой. Но нигде не мог его найти, у разгрузочной рампы под присмотром офицера в полевой форме находилась лишь зачехленная боевая техника какого—то дивизиона системы С—75. Наконец, коллега объявился. Оставляя за собой клубы пыли и визжа тормозами к рампе подкатил уазик. Из него вылез приземистый толстый полковник, который тут же суетливо принялся выгружать из багажника огромные спелые арбузы. Погорелов, презрительно посмотрев на коллегу, бросил своим заместителям: «Да… видно в этом полку нет командира!» И разговора у них не состоялось. А тем временем, началась разгрузка эшелона. Раскрепляли машины, выгружали имущество. Офицеры упаковывали свои «тревожные» чемоданы, солдаты увязывали свои походные вещмешки. Предстояло совершить последний бросок к месту назначения, но уже своим транспортом. До военного городка (площадки) было километров десять. С волнением и любопытством смотрю по сторонам из окон штабного автобуса. Все точно, как в песне поётся — степь, да степь кругом… Правда, природный пейзаж живописно дополняли разные указатели, проволочные ограждения, металлические вышки, на горизонте виднелись большие белые шары — сферические обтекатели антенны станций дальнего обнаружения. Прямо по курсу автобуса показался настоящий оазис — утопающий в зелени жилой городок полигона. Позже мы узнали, какой кропотливым уход необходим за зелеными насаждениями, поскольку каждое деревце и каждый кустик берегут здесь, как зеницу ока. Наглядная агитация в городке отдавала столицей — повсюду были кремлевские башни и прочий Московский антураж. Это и понятно, поскольку на полигоне тогда выполняли боевые стрельбы в основном полки 1—й Армии особого назначения. Личный состав полка разместили в двухэтажной добротной казарме, а офицеров и прапорщиков расселили в специальной гостинице. Начался второй этап учений!

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:45. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Боевой экзамен. Часть 3. Полигон

 За мной и Калининым закрепили технику — грузовые ЗИЛы. На них мы доставляли личный состав на позицию и обратно. Это было традиционной обязанностью политработников на полигоне. И не менее важной обязанностью, чем оформление разной наглядной агитации, выпуск стенгазет и боевых листков. К тому же, начальник «лаборатории» (так официально назывался полигон) категорически запретил нам развешивать «всякие бумажки». Потому что, когда по степи гуляет ветер, наглядная агитация «срывается с места, словно стая белых голубей, и основательно засоряет территорию объекта».
 Признаться, нас этот демарш местного начальства против обычной практики политработы нисколько не огорчил, напротив, поскольку мы освобождались от лишних забот. Другое дело, казарма. Личный, прибывающий на отдых после напряженного дня, должен был знать что произошло за день и кто был сегодня лучшим. В свое распоряжение политработники «получали» личный состав лишь поздно вечером. Что удивительно, в отличие от офицеров, валившихся с ног от усталости, у бойцов энергия перехлёстывала через край. До самого отбоя в казарме не утихали разговоры и смех, стук костяшек домино и шахматные баталии, в курилке надрывались гитары. В такие минуты вся политработа сводилась к разговорам и задушевным беседам о том, что сделано за этот день, что, к сожалению, не удалось сделать, и что еще предстоит сделать, что интересного у наших «соседей». А также нужно было проявить внимание к именинникам и не забыть их поздравить. Подошла к концу первая неделя на полигоне. За это время мы успели принять от полигона боевую технику и провести на ней регламентные работы. На этом этапе к нам у проверяющих серьезных замечаний не было.
 В выходные дни мы не работали, а отдыхали. И не потому, что нам этого хотелось. Просто офицеры полигона на выходные уезжали домой на Большую землю — на другую площадку полигона, представлявшую собой почти город, находящуюся на значительном и безопасном удалении от нашей позиции. Днем солдаты играли в спортивные игры, а вечером смотрели кино. В импровизированном летнем кинотеатре, напоминавшем стадион, одновременно размещались солдаты из нескольких воинских частей, как прибывших на полигон, так и местных. После тридцатиградусной жары в течение дня, дуновение вечернего ветерка воспринималось, как высшее наслаждение. Помню, показывали советско—итальянский фильм «Подсолнухи» с Софией Лорен и Марчелло Мастрояни в главных ролях. Фильм был не новый, но солдаты смотрели его с неподдельным интересом. И переживали за героев картины. В темноте «кинозала» здесь и там виднелись огоньки зажженных сигарет. А когда в следующий раз показали «Ходжу Насреддина», то над полем стоял такой шум и хохот, словно мы оказались на рынке славного города Ходжента! Поскольку личный состав процентов на восемьдесят состоял из призывников из Средней Азии.
 Наступила вторая неделя пребывания на полигоне — решающая. Скоро ожидались боевые пуски. Как стартуют зенитные ракеты, я уже видел. Правда, издалека. Помимо плановых стрельб, полигон регулярно проводил испытательные пуски опытных образцов ракет. Не знаю, чем они отличались от серийных ракет, но по внешнему виду они точно ничем не отличались от тех ракет, что имелись в нашем огневом дивизионе. На время пусков, людей укрывали в бункера или отводили с огневой позиции. Удобно расположившись в кузове своего ЗиЛа, я смотрел на позицию пятого взвода, откуда обычно производились пуски «изделий». На таком расстоянии, ракеты выглядели, словно игрушечные. Под ракетой вспыхивало желтое пламя, ракета отрывалась от стартового стола и уходила ввысь, набирая скорость. Несколько секунд и ракета исчезает в безоблачном небе. Вскоре эти пуски стали настолько привычными, что мы перестали обращать на них внимание. Пока не настал уже наш черёд «стрелять».

Боевой экзамен. Часть 4. Всё решали секунды

 Это утро внешне ничем не отличалось от других. Но каждый из нас, от командира полка полковника Погорелова до повара рядового Ибрагимова, думал об одном, о том, что сегодня — главный экзамен и на карту поставлен итог двух лет работы. И мы должны этот экзамен обязательно сдать. Иначе нам и нашим усилиям грош цена.
 Очень велико было желание посмотреть пуски «своих» ракет, находясь на стартовой позиции. Но к нашему огорчению, в этот день на позиции оставили только тех, кто непосредственно участвовал в боевой работе. Все остальные наблюдать за происходящим могли только издалека. Больше всего при этом возмутило, что руководить этим «мероприятием» было поручено замполитам батарей. За час до объявления тревоги весь личный состав, включая хозяйственников, вывели из городка и пешим строем отправили на заброшенную позицию бывшего технического дивизиона, которая находилась в двухстах метрах справа от дороги, соединявшей РТЦН и дивизион. Зрительские места заняли на обваловках, имевшихся на бывшем техническом дивизионе, причём так, чтобы была хорошо видна позиция дивизиона, и где должны были происходить главные события. Установленные в боевое положение ракеты, отсюда представляли из себя маленькие серебристые иголочки. Потянулось томительное ожидание. Глаза ужу устали от напряжения, а пусков всё нет. Но громадные антенны—мельницы РТЦН вращались, просматривая в своём секторе воздушное пространство. И тут, кто-то крикнул: «Полетели!» Поворачиваю голову и вижу, как сначала одна ракета, а секунду спустя и вторая, отрываются от земли, оставляя за собой бурый шлейф дыма и пыли. Сопровождаю ракеты только одним глазом, а вторым стараюсь смотреть вперед по траектории полета ракет. В ясном голубом небе появляется крохотная чёрная точку, идущая на средней высоте встречным курсом. Это — цель, радиоуправляемая мишень, имитирующая вражеский самолет. Первая ракета сближается с ней и, еле заметная отсюда алая вспышка, и сменившее её маленькое белое облачко, говорят о том, что цель поражена! Вторая ракета, описав дугу, тоже устремляется к мишени, уже разваливающейся на части. Вновь подрыв! Так сказать, «контрольный выстрел» по обломкам. Поскольку, отражающая поверхность этих бесформенных кусков металла невелика, навести на них ракету считается высшим пилотажем. Первая часть задачи выполнена. Мы кричим «ура», обнимаемся и подбрасываем вверх пилотки и фуражки.
 Теперь предстоит сбить мишень, летящую на большой высоте. Новая цель в зоне ответственности полка появилась через пару часов. Вновь на позиций стартует пара ракет. Томительное полуминутное ожидание, и первая ракета успешно поражает цель. Вторая ракета, не найдя цели, вертикально уходит на максимальную высоту и летит пока не кончится топливо. Затем срабатывает самоликвидатор и ракета, рассыпавшись на мелкие куски, падает на землю. Невооруженным глазом увидеть это, к сожалению, невозможно.
 Всё! Finita la comedia! И мы строем двинулись в городок, чтобы начать сборы к отъезду домой. К обеду мы уже знали нашу оценку за стрельбы — «отлично»! Правда, окончательный балл мы будем знать намного позже, уже прибыв в расположение полка. Поскольку итоги тактических учений оформлялись соответствующими документами, затем отсылались в Москву, где их утверждали в Главном штабе войск ПВО. Мы поздравили стартовые расчеты, ракеты которых поразили цели. При этом я обратил внимание на рядового Мхсяна, который как бы и не рад был случившемуся. Естественно я поговорил с парнем, и он мне доверительно сообщил, что во время установки ракеты в боевое положение, от крыла отвалился красный защитный чехол, закрывавший один из датчиков. Мхсян, улучшив момент, когда проверяющий отвернулся и, подняв с земли «запчасть», пристроил её на прежнее место. И пока ракета не поразила цель, не находил себе места.
 Кстати, не знаю, байка это или нет, но ветераны нам рассказывали о таком случае. Во время установки ракеты на пусковой стол, один из номеров расчёта не смог найти алюминиевую «боевую чеку», закрепляющую стаканы опорных болтов, и вставил вместо неё гвоздь. Когда ракета стартовала и из сопла двигателя вырвалось бушующее пламя, оно не смогло через соответствующий механизм перекусить этот гвоздь. Два стакана из четырёх не раскрылись и не освободили от захвата болты. И ракета взлетела вместе пусковым столом, вырванным из земли. Улететь далеко ракета, конечно, не смогла, и вскоре рухнула на землю. Правда это или нет, я поручиться не могу. Но каждому стартовику мы напоминали об этом случае, чтобы они относились серьёзно даже к мелочам, от которых порой может зависеть выполнение боевой задачи. Поэтому мне были понятны переживания солдата.
 Сборы в обратный путь были недолги и прошли на одном дыхании. На уже знакомой нам железнодорожной погрузочной рампе нас ждал сюрприз — менять нас приехали товарищи по оружию — полк из—под Клина, которым командовал полковник Пустовойтов. В этой части служил мой однокашник и земляк из Северного Славка Ефремов. Мы с ним обнялись и тут же, у вагонов, начали обмен впечатлениями и первым опытом. Кстати, клинчане ехали на полигон не так, ка мы, а как белые люди — в плацкартных вагонах. Это была заслуга их начальника тыла, который был ни чета нашему бездельнику.
 После всех пережитых нами нервных напряжений, удобства в дороге были очень кстати. Потому настроение всю дорогу у нас было прекрасным. Мы отсыпались, читали запоем книги и журналы. Отдельная компания «расписывала пульку» в преферанс. И все было хорошо. Но, как позже очень быстро выяснилось, кроме хорошего настроения домой мы привезли также и дизентерию.

Форма одежды — полевая

 Худые, с черными от грязи и загара лицами, в серой от степной пыли форме, мы все походили мы на солдат, только что вышедших из окружения. Не успели мы как следует порадоваться своему возвращению, как уже были огорчены пренеприятнейшим известием: из—за возникшей эпидемии дизентерии в полку объявлялся карантин.
 Во время обратной дороги несколько солдат из РТЦН ели немытые яблок и заразились дизентерией. В чём дело, не сразу, сочли это просто обычное расстройство желудков. Но когда подъезжали к Москве, заболевших был уже целый вагон. Чтобы эпидемия дизентерии не охватила разом весь полк, включая и жителей военного городка, было принято решение об установлении в части строжайшего карантина. Все прибывшие с полигона, включая офицеров, подлежали временному расселению на позициях. Устанавливался строгий медицинский контроль и профилактические меры. А все контакты с внешним миром исключались. Полковой врач разъяснил нам, что карантин может продлиться целый месяц. После такой изнуряющей командировки, это было бы весьма некстати. Поскольку срывались такие долгожданные отгулы и отпуска. А на дворе начало сентября — самый разгар бархатного сезона. В общем, дали нам ночь на сборы, а утром всем полагалось отбыть «в лес». В связи с этим к исходу дня настроение у обитателей общежития было очень неважным. И тут появляется Андрюшин, на лице плутоватая улыбка, глаза блестят.
— Ребята, — говорит он нам, — есть идея! Нам нужно расслабиться и отметить наш приезд. Сейчас все дружно едем в «Волгушу». Обстановку я вам обеспечу. Форма одежды — полевая.
 Поскольку с завтрашнего дня нам предстояло многодневное лесное безделье в изоляции от цивилизации, идея Андрюшина была воспринята на ура! В этот будничный вечер нас «Волгуше» совсем не ждали. Тем более, что до закрытия ресторана оставался всего один час. Но Андрюшин, — «почетный завсегдатай заведения», — не мешкая решительным шагом направился к администратору.
— Ва—а—а—ле—е—е—ра! — приветливо растянула хозяйка заведения, блондинка с пышными формами, — Где же ты с ребятами пропадал так долго?
На вопрос хозяйки Андрюшин ответил не сразу. Отработанным приемом он посмотрел по сторонам, словно остерегаясь кого—то. Затем убрав с лица улыбку заговорщицким голосом сказал в полголоса:
— Тс—с—с! Ты газеты читаешь?
— Да, а что? — непонимающе ответила блондинка.
— А то! Знаешь, что на Ближнем Востоке делается?
— Слыхала. Арабы с евреями воюют.
— Так вот, — уже с укоризненной интонацией произнёс Андрюшин, — мы только что… оттуда. Приглядись—ка повнимательнее.
 При этом он так выразительно оглядел свою просоленную и запыленную полевую форму с потертым ремнем—портупеей и нечищеные яловые сапоги, как бы предъявляя их в качестве вещественных доказательств своим словам. Мы выглядели не лучше.
 В те далёкие теперь уже годы наши военные специалисты по всему миру постоянно помогали кому—то воевать. Это было время великого противостояния. Об участии в боевых действиях наших военных советников официально не распространялись. Но в народе об этом догадывались. И когда в прессе сообщалось о военных победах наших «друзей», почти все знали, что это дело рук в том числе наших офицеров.
 Розыгрыш Андрюшина удался! Мы беспрепятственно прошли в зал и Нина, так звали администратора, закрыв ресторан, вместе с официантками организовала банкет в честь «участников боев». И да простят меня те, кто действительно воевал во Вьетнаме, на Ближнем Востоке или в Африке, поскольку не из корыстных побуждений поддержали мы розыгрыш нашего приятеля. В те годы, мы — молодые офицеры войск ПВО, — завидовали вам по—чёрному. И мечтали хотя бы один раз побывать в настоящем «деле». А вы при встречах с нами, обычно скупились на рассказы, мол, военная тайна, и с каким—то стеснением надевали полученные вами «за войну», за сбитые вами «Фантомы» и «Миражи», не наши ордена и медали.
 Весь тот вечер Андрюшин был просто в ударе. И посидеть в «Волгуше» нам удалось на славу, и теперь предстоящий карантин уже не казался нам какой—то трагедией.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 14.09.13 19:48. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Целебный корень

 В отличие от офицеров, личный состав полка карантину был рады. Потому что для солдат казарма, караулы, наряды и прочая «служба» откладывалась на неопределенный срок. И вообще, как показала практика, всякие отклонения от размеренной армейской жизни и обязательно возникающий при этом беспорядок личным составом только приветствуется.
 Нас разместили в домике дежурной смены. Теперь домик, рассчитанный на тридцать человек, теперь вместил в себя втрое больше людей, чувствовавших себя в нём словно сельдей в бочке. Офицеры разместились в канцелярии, а солдатам выделили спальное помещение, бытовку и ленинскую комнату. В домике замелькали люди в белых халатах, резко запахло хлоркой. На лужайке за домиком установили котел, в котором теперь постоянно кипятилась вода для термической обработки столовой посуды. Котел обнесли проволочным заграждением и выставили дневального для охраны. Все дверные ручки были обмотаны марлей и наш нештатный медик обильно поливал их какой—то дезинфицирующей гадостью. При этом, из гигиенических соображений даже отменили рукопожатия.
Поначалу солдаты относились ко всем этим и другим мерам профилактики неодобрительно, требования врачей игнорировали. За это пришлось бойцов немного погонять. И даже наш «либерал» Геннадий Николаевич Филиппов вышел из себя, до хрипоты убеждая солдат не пить сырую воду. Ничего не помогало. Тогда он собственноручно «отравил» колодец, высыпав в него полведра хлорки. Только после этого бойцы вынужденно перешли на компот и чай и компот, доставлявшиеся в качестве третьего блюда из столовой городка. Мы же по вечерам баловались в основном кофе. А когда он закончился, стали засыпать в кофеварку лесные ягоды. Витаминная добавка, как—никак.
 Каждые три дня к нам в полк наезжали медики из Долгопрудненского корпусного госпиталя. Они занимались сбором анализов, и за это их прозвали «сеятелями». Процедура для нас была не из приятных. Сделав свое дело, «сеятели» уезжали, и наступало время томительного ожидания. Если бы в последующие три дня не появились вновь заболевшие, то карантин мог быть снят. Но к нашему огорчению, эпидемия дизентерии продолжалась и, как правило, в последний из трёх контрольных дней заболевало ещё несколько человек. Лидером был естественно радиотехнический центр наведения, откуда и пришла вся эта «дизентерийная зараза».
 В нашей батарее в первую очередь заболевали те, кто работал на пищеблоке. Пищу для нас готовили в городке и привозили к нам в лес на машине. Пищу оставалось только разогреть и раздать. Для этого ежедневно назначался маленький наряд. Он же мыл посуду. Поначалу все было хорошо. Но однажды очередной наряд в полном составе был увезен в госпиталь с признаками дизентерии. На следующий день история с нарядом повторилась. Солдаты запаниковали и стали отказываться от работы на пищеблоке. Мы тоже встревожились не на шутку. И хотя инфекция еще не добралась до нашего офицерского коллектива, никто из нас не был уверен в том, что из нас никто не заразится. И собрались на совет. С немым вопросом «Что делать?», обратили все смотрели на Филиппова. Геннадий Николаевич немного подумал, потом тяжело вздохнул и сказал:
— Есть средство! — Помолчал немного, встал, и коротко бросив. — Ждите меня здесь, — вышел из домика. Возвратился он через полчаса.
— Вот целебный корень, — сказал он, указывая на зажатый в кулаке пучок пожухлой травы. — Стопроцентная гарантия профилактики от хворобы! — Положил траву на стол и продолжил. — Да вот незадача: корень нужно соответствующим способом приготовить, то есть настоять. Главное здесь — настой!
— На чём настоят?! — дружно воскликнули мы.
— На чём, на чём, — передразнил нас Филиппов, поражаясь нашей несообразительностью, — конечно же, на спирту. Только вот, где же его взять?
 Здесь я вынужден сделать одно пояснение. Всякий, кто имел какое—либо отношение к эксплуатации радиоаппаратуры, то знает, что при её обслуживании используется спирт, и к расходованию его в армии во все времена отношение было очень трепетное, поскольку всем хотелось, чтобы появилась возможность использовать спирт по другому назначению. В этом плане очень повезло офицерам РТЦН и не очень нам, стартовикам. А тот, который выдавался, находился под неусыпным контролем Кирюшина.
— Но ведущие люди говорят, — обнадёжил нас Филиппов, — что в крайнем случае для приготовления настоя можно использовать и водку. Какие по этому поводу будут суждения?
 Покинуть территорию дивизиона никто из нас не имел права. И хотя начальство в связи с карантином нас не посещало, а общение с ним происходило исключительно по телефону, риск засветиться был очень велик. Тем более, после того, как семейный Коля Никитенко, соскучившись по жене, в одну из ночей сходил в городок и на обратном пути попался на глаза командиру дивизиона. Было много шуму. И тут все разом вспомнили про магазинчик на 9—м торфоучастке. Ох, уж этот магазин! Подвергшийся ровно год назад ограблению, он по—прежнему не давал покоя некоторым горячим солдатским головам. Сейчас же он просто обязан был выручить нас. Доставить необходимое для изготовления лекарства средство вызвался Андрюшин. Он уже так засиделся в лесу, что его явно тянуло на приключения. Мы собрали деньги и соблюдая полную конспирацию, снарядили Андрюшина в дорогу. Предусмотрительно перейдя проволочное ограждение подальше от расположения дежурного взвода, и помахав нам рукой, Андрюшин отправился в магазин. Возвратился он уже в сумерках, когда мы все стали уже беспокоится и сгорать от нетерпения. После возвращения Андрюшина мы сразу собрались за столом в канцелярии. Солдаты в это время смотрели по телевизору какой—то приключенческий фильм.
 Филиппов принялся за приготовление настоя. Сначала он тщательно промыл свою траву—корень, дальше опустил её в чашку, наполненную водкой, подержал там минуту и вынул. А потом со словами «Ну, будем!», влил содержимое чашки в себя. В данном случае Филиппов поступил, как настоящий фармацевт, опробовав действие лекарства в первую очередь на себе. Выдохнув из себя воздух, Филиппов произнес: «Следующий!» И с этими словами опять наполнил водкой чашку. Поскольку по рангу теперь была моя очередь лечиться, я взял чашку в руку, но Филиппов почему—то не погрузил в чашку свою траву.
— А корень? — спросил я недоуменно.
— Корень? — Переспросил меня уже чуть раскрасневшийся целитель. — Корень нам больше уже не нужен. Давай, Сергеич, не задерживай народ!
 Не знаю, как к нашему «лекарству» отнеслись бы медики, но как профилактическое средство дело оно своё сделало. Личный состав батареи практически весь заразился, и только офицерский состав выстоял. Впрочем, эпидемия не затронула и нескольких старослужащих солдат. Похоже, что они тоже принимали в качестве профилактики аналогичное нашему средство.

Пионерская помощь

 На служебном совещании начальник связи полка майор Михайлов получил от командира очередной нагоняй. Командир, как обычно, распекал майора Михайлова за плохую связь. Михайлов кряхтел и в который раз пытался оправдываться.
— О связи вспоминают только тогда, когда ее нет, — любил повторять он. — Это как воздух: дышишь им и не задумываешься, что он есть.
Между тем, в техническом отношении средства связи в полку по срокам создания недалеко ушли от средств Системы—25. На вооружении наших доблестных связистов находились полевые телефоны образца 1943 года (!), штекерный коммутатор (телефонистка: «Соединяю!»), латанные—перелатанные кабели и «воздушки» — провода, протянутые по веткам деревьев. Радиосвязь находилась на складе НЗ и разворачивалась только на показных учениях. В остальных же случаях работали по старинке. И если телефонная связь вырубалась, то весь полк становился глухонемым, а связисты выходили на линию искать и устранять неисправность. Недаром в эмблеме войск связи присутствовали пять молний: «пять приказаний и все — в разные стороны».
 Когда неполадки со связью возникали в ходе боевой работы, то в оперативном зале КП нашего полка стоял мат—перемат, потому как было не до шуток. Начальник связи полка готовился к выходу на пенсию, и с нетерпением ждал начала оформления документов. Но замену в полк всё не присылали, а беспокойное связное хозяйство постоянно требовало присутствия хозяина и отнимало много времени и нервов. Взвод связи располагался в казарме нашей батареи. Начальник связи своим бойцам спуску не давал и дисциплина во взводе была на должном уровне. Вот только материальная часть подводила.
 Шла тренировка расчетов, когда в очередной раз пропала телефонная связь с «малым» дивизионом. Лицо командира полка налилось кровью. Тут же от него последовал приказ: устранить неисправность в короткий срок лично начальнику связи. В противном случае, командир полка грозился уволить Михайлова без пенсии. Тяжело вздыхая, майор пошел к нам на дивизион. Откровенно говоря, в оперативном зале, где находилось рабочее место Михайлова, было очень душно. Тут за день одуреет и молодой лейтенант, не говоря уже про почтенного майора. Другое дело у нас на дивизионе! Благодать. В бункерах находились лишь электрики. А расчеты под присмотром офицеров обычно занимались специальной подготовкой на открытом воздухе. Сюда и направился начальник связи. Уже на позиции майор Михайлов смекнул, что неисправность, по всей видимости, обрыв кабеля «воздушки», произошла где—то в районе между нашим и «малым» дивизионом. Помощник Михайлова прапорщик Сурков вызвался было идти устранять неисправность, но в этот момент по громкоговорящей связи раздался грозный голос Погорелова: «Михайлов чинит связь?» Прапорщику Суркову пришлось ответить Погорелову утвердительно, а Михайлов, махнув рукой, двинулся проверять линию.
 Пройдя лесом почти половину пути до «малого» дивизиона, он обнаружил—таки место обрыва кабеля. Но странное дело, кабель не только был оборван, но также исчезла и его значительный часть длиной в несколько метров. Майор Михайлов внимательно осмотрел место обрыва и обнаружил следы. Причём, много следов, в этом месте явно прошёл не один человек. Уходили следы вправо, и Михайлов пошел по ним. «Хорошо, что накануне прошел дождь, — подумалось он. Вскоре лес кончился, а следы вывели Михайлова на проселочную дорогу, которая привела его к воротам пионерского лагеря. Начальник связи вошел в ворота и стал приглядываться к детворе. И в руке одного из пионеров увидел свой кабель, уже превращенный им в ажурный ремешок. Мимо пробежал другой пионе, в его руке была плетка, сделанная из того же «материала». За несколько минут Михайлов увидел куски своего в руках десятка мальчишек.
 С подрастающим поколением майор Михайлов решил воспитательную работу. Построил с помощью вожатых на весь лагерь. А потом объяснил построившимся пионерам, чем занимаются доблестные войска ПВО и не менее доблестные войска связи. В конце поведал им, какую важную роль выполнял кабель, который стянули пионеры. Пионерлагерь в полном составе дружно заверил Михайлова, что такое больше не повториться. После этого на машине майора Михайлова из пионерлагеря доставили к нам на дивизион. И уже через час связь была полностью восстановлена.
 Спустя месяц, в выходной день, начальник связи полка решил вновь пройтись вдоль линии. Одна смена в лагере закончилась и не мешало бы провести разъяснительную работу с новой сменой. А заодно и грибов набрать. Только он добрался до места, как раздался окрик: «Стой, кто идет! Руки вверх!» Пожилой майор даже поперхнулся от неожиданности. Он остановился, но рук поднимать не стал. А через секунду был окружен ватагой мальчишек—пионеров с игрушечными автоматами в руках. Его приняли за шпиона и взяли в плен. Михайлов поддержал игру ребят, и пошел с ними в «штаб», который находился в уже знакомом ему пионерлагере. Там его встретили улыбающиеся вожатые. Они рассказали Михайлову, что после той встречи Совет дружины постановил оказать помощь Советской Армии. И взять под охрану телефонный кабель нашего полка. Теперь днем на участке, где проходил кабель находились часовые, которые бдительно несли службу до сентября. Все—таки, что ни говори, а воспитание молодежи — дело творческое!

Двенадцать

 В каждом полку обязательно имелось свое подсобное хозяйство, позволявшее иметь резервы для обеспечения части продовольствием. Поэтому даже в самой плохонькой части был свой свинарник и теплица. А там, где подсобным хозяйством «заведовали» не только крепкие мужики с Украины, но и сам командир части принимал в этом участие, там всякой живности хватало. В нашем полку было даже стадо коров. Но поскольку лугов для их выпаса на территории части не было, а летом с «пастухами» наступала напряженка, приняли решение запустить буренок к нам на дивизион. Пусть себе мирно пасутся в лесу, а через ограждение они никуда не уйдут. Ведь не лоси! Сказано — сделано. Спустя неделю после этого я заступил на дежурство. Сдав мне документацию, Кирюшин, как бы между прочим, обмолвился о коровах: «Ты, замполит, разберись сколько их тут. Я сам точно не знаю: то ли одиннадцать, то ли двенадцать».
 Коров я увидел вечером, делая обход дежурных смен. Они разбрелись по всей позиции и считать их по головам мне показалось занятием бесполезным. Знать бы на перёд, каким боком выйдут мне эти парнокопытные!
 На другой день неподалеку от нас, на дороге между нашим и «малым» дивизионом, грузовая машина сбила отбившуюся от стада, корову. Об этом доложили командиру полка. Возник вопрос: чья корова, колхозная или наша, с дивизиона? Утреннюю тишину оперативного зала ДКП прервал оглушительный звонок дальней связи.
— Товарищ лейтенант, — учтиво начал Василий Михайлович, — стадо на месте?
— Так точно, на месте!
— Хорошо! А кстати, сколько всего коров у вас на позиции?
Потом наступила пауза, в течение которой я раздумывал, какую цифру назвать, и брякнул:
— Двенадцать!
— А вы уверены в этом?
Опять пауза. Соображаю — угадал или нет. Может лишнюю приплел? Командир полка не унимается:
— Не слышу ответа.
— Да, — замямлил, было я, но Погорелов прервал меня.
— Ну, вот что. Сейчас же пойдите и разберитесь, сколько коров находиться у вас на дивизионе. Доложите мне через полчаса.
Из бункера я вылетел пулей и помчался по центральной бетонке, высматривая коров в лесном массиве. Нашел я их в березняке второго взвода. Но радоваться было рано, так как завидев меня, коровы бросились врассыпную, скрываясь за деревьями. Словно сторожевая собака, пытался я согнать коров в кучу, чтобы сосчитать их.
— Одна, две, три, — начал было я счёт. Но как только мой счет приближался к десяти, коровы начали устраивать хоровод, и пересчитать их до конца у меня не получалось. Я обращался к коровам и с ласковыми словами и материл их на чём свет стоит, но всё было без толку! Между тем время, отведенное командиром полка на подсчёт коров в стаде, стремительно сокращалось. Так никого не сосчитав, я вернулся на ДКП. В бункере, на рабочем месте дежурного, сидел улыбающийся Кирюшин. Увидев меня, взмыленного и усыпанного листьями и лесными иголками, засмеялся.
— Ну, — сказал он, — разобрался с коровами? Командир уже ждет доклада.
Я в ответ только тяжело вздохнул, но Кирюшин тут же снял возникшее напряжение:
— А ты угадал, коров у нас действительно двенадцать, а на тот свет отправилась колхозная. От них уже люди приезжали с фермы. Так что, — кивнул он на телефон, — смело докладывай командиру!
Выслушав мой рапорт, Погорелов подвел итог:
— Вот, товарищ лейтенант, будем считать, что и Вы прикоснулись к решению Продовольственной программы. Дело это нужное.
 Я вышел из бункера наверх подышать свежим воздухом. Неподалеку от меня по центральной бетонке медленно брели мои бурёнки. Было их ровно двенадцать!

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 14.09.13 19:49. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Неожиданный визит

 Летом 1976 года начальником политотдела 1—й Армии особого назначения был назначен полковник Костин. Но у нас в части на новость о его назначении как—то промелькнула и зразу забылась. А новый начальник политотдела армии, тем временем, начал по выходным дням наезжать в полки и знакомиться с людьми.
Как—то в одно из воскресений довелось мне быть ответственным. Накануне этого воскресенья, в субботу, я довольно бурно провёл время. Естественно не выспался и даже не очень хорошо побрился. Подумал, в воскресенье начальства обычно не бывает, потому я спокойно приду в себя от вчерашнего и приведу себя в порядок. Но в полдень мне неожиданно звонит дежурный по полку пропагандист майор Елезов, и говорит: «Встречай Костина. Он сейчас к тебе в гости придёт». К нам в группу ТО месяца три назад пришёл служить капитан Костин, и я решил, что Елезов имел в виду его, и подумал: «Пусть приходит, поболтаем и время скоротаем». В общем, вместо того, чтобы спешно наводить марафет и готовиться к встрече армейского начальника, я сидел в ленкомнате и пребывал в состоянии «после вчерашнего». А когда я увидел в окно полковника, приближающегося к моей казарме в сопровождении дежурного по полку, тут—то я понял, о каком Костине сообщил мне Елезов.
 У входа в казарму прокричали команду «Смирно!» Как и положено, я встретил начальника и отрапортовал ему. Но отрапортовал хитро — не указал по какой я части служу. Но Костин сразу постарался это уточнить. А когда понял, что я его непосредственный подчинённый, очень оживился. Представился и попросил показать ему мои владения. Прошли в ленинскую комнату. Костин сразу же посмотрел на стенд «Политбюро ЦК КПСС» и спросил:
— А почему вы Дмитрия Фёдоровича ещё не переодели? Почему он у Вас форму одежды нарушает?
— Какого… Дмитрия Фёдорыча? — не сообразил я.
— Товарища Устинова, — уточнил Костин. — Нехорошо это!.
 Только тут до меня дошло, что Костин имел в виду нового Министра обороны СССР Дмитрия Федоровича Устинова, назначенного на эту должность весной вместо скончавшегося маршала А.А. Гречко. А поскольку Д.Ф. Устинов до назначения был гражданским, типографии ещё не успели напечатать его портрет в военной форме в достаточном количестве. Но новый начальник политотдела армии расценил данный факт, как отставание от жизни в моей работе. Когда экскурсия по казарме была закончена, мы с Костиным вышли на крыльцо. При ярком солнечном свете, Костин сразу обратил внимание на то, что я плохо выбрит: «А почему это… Вы не бриты?» Пришлось сослаться на тяготы и лишения военной службы.
— А где Вы живете? — продолжал неугомонный Костин.
— В офицерском общежитии.
— Вот и прекрасно, — сказал он, — проводите меня туда, посмотрю, как живут офицеры—холостяки.
Как живут офицеры—холостяки, можно было бы догадаться и без посещения нашего «чудильника». И именно сейчас, в воскресный день, офицеры—холостяки меньше всего готовы к встрече такого высокого гостя. Я думал об этом, пока мы шли с Костиным к общежитию. И мне хотелось только одного, чтобы в общежитии сейчас никого не оказалось. Зашли в общежитие. Костин осмотрел коридор и предложил начать осмотр с моей комнаты. Понятно, что мою комнату, оставшуюся после вчерашнего, как была, предъявлять к осмотру было нельзя. Пришлось соврать. Я сказал Костину, что в данный момент ключей от комнаты у меня нет, что их по ошибке якобы забрал мой сосед по комнате, дежурящий сейчас на малом дивизионе.
— Ну что ж, — сказал Костин и собрался было уходить, но тут в одной из комнат раздался женский смех. Костин заинтересованно остановился, а потом постучал в дверь.
— Входи, не бойся! — раздался голос из—за двери. Костин открыл дверь и увидел в комнате Кольку Новикова с его подругой, которые разом смутились.
— А что вы делаете здесь? — спросил Костин, указав на девушку.
— А это … моя невеста, — доложил начальству нерастерявшийся Колька.
— Да? — переспросил Костин у девушки, и тут—же поздравил будущих «молодоженов» от имени политотдела армии. Настроение у него приподнялось и он, попрощавшись с нами, пошел дальше знакомиться с городком.
 Вскоре Дмитрия Фёдоровича Устинова я «переодел» в военную форму, Костин получил звание генерала, а «молодожены» — поженились. И я гулял на их свадьбе в Орудьеве. Но это — уже другая история.
 Через некоторое время Костина назначат Членом Военного совета Московского округа ПВО, изберут делегатом XXVI съезда КПСС и он приедет в Можайский полк делится своими впечатлениями о съезде. Там мы с ним встретимся во второй раз. В последний раз мы с ним увидимся и тесно пообщаемся на сборах пропагандистов округа. Вопрос будет касаться моей жалобы по поводу «автомобильного дела». Но это уже совсем неинтересно.

Власть сменилась

 После карантина, который продолжался целый месяц, жизнь вновь стала входить в привычную колею. Офицеры получили долгожданные отпуска и обещанные отгулы, а отличившиеся на полигоне старослужащие солдаты и сержанты начали подготовку к дембелю. Наконец—то, были подведены окончательные итоги нашим стрельбам. Общая оценка — «отлично». Хотя и с оговоркой, поскольку эпидемия дизентерии была той «ложкой дёгтя», которая испортила всю «бочку мёда». Так как по существу, часть была выведена из строя в связи с недисциплинированностью личного состава. Поэтому наш полк ругали на подведении итогов сначала в корпусе, потом в армии и, конечно, в округе. Теперь полковник Погорелов мог с чистой совестью уйти на пенсию. Тем более, что стал известен его преемник. Им оказался командир «малого» дивизиона майор Иван Сачавский. Офицеров малого дивизиона мы видели редко. Их в дивизионе было немного и потому все они были нарасхват, и если не дежурили, то значит занимались обустройством. Даже на читках приказов от малого дивизиона присутствовал только какой—нибудь «делегат».
 Иван Петрович Сачавский был родом с юга. Украины. Высокий, словно жердь, черноволосый. Взгляд — исподлобья. Когда стоял за трибуной, то опирался на неё обеими длинными руками, словно лыжными палками. Про таких, как Сачавский, говорят — служака. Училище закончил с красным дипломом, а военную академию — с золотой медалью. Но шагнуть сразу из командира дивизиона в командиры полка было непозволительно. Поэтому И.П. Сачавского назначили на промежуточную должность, начальником штаба полка. Должность начальника штаба во многом бумажная, но позволяющая разобраться в организации всей службы войск. И засучив рукава, Сачавский принялся за дело. Да так рьяно, что стал раздражать и своим рвением, и новым подходом к делу даже нашего Погорелова. Они часто вступали в пререкания и даже наделили друг друга прозвищами. Так раздраженный Погорелов, однажды обозвал высокого и худощавого Сачавского «фитилем». Тот в долгу не остался и окрестил плотного и приземистого Погорелова «пончиком». Конечно, каждый из них понимал, что терпеть друг друга им осталось недолго. Так и случилось. Не прошло и года, как Погорелов стал пенсионером, а Сачавский был назначен командиром нашего полка.

Архитектор

 Свою деятельность в качестве командира полка Сачавский начал с изменения внешнего вида вверенного ему гарнизона. Архитектурный стиль нашего военного городка, возможно мог бы вызывать восхищение в конце 50—х — начале 60—х годов. Но в середине 70—х годов глаз уже явно не радовал. Все строения в городке, дороги и заборы обветшали и стали выглядеть совсем непрезентабельно. И только ежедневная уборка территории городка, парко—хозяйственные дни и постоянные субботники по поводу и без, как—то скрашивали совсем уж неприглядную картину. И если жителей военного городка, эти проблемы почти не волновали, то нового командира полка они прямо—таки задевали за живое. Потому Сачавский и решил провести в городке революционные преобразования.
 Преобразования начались с, так называемых, малых форм. Сначала перед зданием штаба появилась стела с барельефом Ленина. Эта идея Сачавского была претворена в жизнь секретарем комитета комсомола Валерой Кушнаревым. Следующим творением стала кубообразная конструкция, выполненная в металле, взметнувшаяся ввысь в районе штабной курилки. Она символизировала славные войска ПВО. Сачавский теперь по нескольку раз в день наведывался в курилку. Но не для того, чтобы использовать ее по прямому назначению, он был сторонником здорового образа жизни, а для того, чтобы полюбоваться своим архитектурным детищем. Количество курящих офицеров штаба резко сократилось. Но все это было только началом.
 Новый командир полка был просто—таки одержим разными архитектурными проектами. Свою концепцию революционных преобразований он изложил на одной из читок приказов. Офицеры и прапорщики быстро смекнули, что всякая инициатива выйдет им боком. И потому призыв «реформатора» подавать идеи с мест, так и остался гласом вопиющего в пустыне. Сачавский понял, что «единомышленников» ему надо искать на гражданке. Спустя три месяца после инспекторской проверки Министра обороны, с весенним призывом, пришел к нам служить, а может и командир и специально выписал, «нужный» человек. Самый, что ни на есть, дипломированный архитектор — выпускник белорусского архитектурного института.
 Однажды вечером командир полка пригласил его к себе на беседу. Уж не знаю о чем конкретно во время беседы говорили эти «родственные души», но догадаться о содержании беседы было нетрудно. Рядовому Ряубе, конечно, было в охотку заняться профессиональным делом, так сказать, без отрыва от производства. И он с энтузиазмом принялся за работу. Несколько дней можно было видеть, как Архитектор, такое прозвище дали ему наши полковые острословы, с задумчивым видом бродит по гарнизону. В одной руке у Архитектора рулон ватмана, в другой — карандаш, осматривает территорию, что—то вымеряет, делает пометки в блокноте.
Потом Архитектор исчез из виду. Но начальник клуба сказал, что он что—то творит по заданию Сачавского, уединившись в клубной художницкой мастерской.
 В кабинете командира полка шло необычное совещание. Необычность его заключалось в том, что на нем обсуждались вопросы, совершенно далекие от боевого дежурства, воинской дисциплины или службы войск. Вниманию ошалевших командиров подразделений полка был представлен «проект века», в осуществлении которого всем предстояло принять самое непосредственное участие. Предложенный план действий включал в себя возведение в военном городке разных объектов культурного назначения и коренное обновление наглядной агитации. Надо сказать, что в целом замысел был совсем неплох. Но с энтузиазмом его восприняли лишь молодые офицеры, еще не успевшие утратить интерес ко всему современному и эстетическому. Старики—консерваторы, понятно, отнеслись к «проекту века» с неприязнью. Теперь за каждым подразделением закреплялся конкретный «культурный объект». И это помимо выполнения основных задач и служебных обязанностей, стоящих перед полком, несущим боевое дежурство.
 Все превратились в строителей. С нами даже провели специальное занятие на тему: «Приготовление бетонного раствора». Занятие пошло на пользу, поскольку именно нашей батарее выпало счастье отливать бордюрный камень для тротуаров. Были изготовлены специфические формы—опалубки, в которые непрерывно заливался раствор. Все эти мероприятия напоминали китайскую «культурную революцию», когда в каждом дворе выплавляли чугун. Более того, замполит полка с подачи командира поставил нам задачу развернуть на «стройках» еще и соцсоревнование! Помню, начальник РТЦН майор Суворов сетовал на то, что им повезло меньше всех. Они воздвигали в безымянном парке, что был перед магазином Военторга, некий «эстрадный комплекс». По—видимому, нашему командиру полка мечталось, что в недалеком будущем здесь будут проходить гала—концерты и раздаваться гром аплодисментов. Пока же Суворов, почесывая затылок, ломал голову над тем, как ему заготовить и доставить с территории РТЦН стройматериалы — партию исключительно березовых бревен.
 Наделённый «высочайшими полномочиями» тут и там сновал Архитектор. О темпах и качестве работ он докладывал непосредственно Сачавскому, который на ежедневных подведениях итогов раздавал всем «пышки» и «пряники». Многое переняли у наших соседей — военной части служебного собаководства. Правда, с существенными отличиями. Соседи, в отличие от нас, всё строили исключительно из камня, качественно и на века. Поскольку у них в наличии была очень ходовая «валюта» — щенки дефицитных пород с родословной. За их счет соседи и процветали. Нам же приходилось довольствоваться тем, что могли собрать с миру по нитке, а также энтузиазмом. Потому монумент под условным названием «Комсомол», в отличие от соседского оригинала из стали и бетона, появился у нас в древесно—стружечном исполнении. Да и вообще, многое из сделанного было бутафорски—временным. Этим в принципе неплохая идея сводилась на нет. Правда, центральная аллея, идущая от КПП до здания штаба была засажена исключительно розами, что в общем—то, понравилось всем. Недаром же наши солдаты за саженцы роз несколько дней оказывали помощь городу Дмитрову в озеленении центральной площади города.
 К осени революционные преобразования завершилась. А там, не заставила себя ждать и итоговая проверка по плану смотра—конкурса на Красное знамя МГК КПСС и Моссовета. Комиссия осталась довольна — налицо были разительные перемены. Глаза разбегались от увиденного, а голова дурела от благоухающего аромата роз. А если и были какие проколы с боевой готовностью или воинской дисциплиной, так то — мелочи жизни. По итогам проверки наш полк занял первое место в смотре—конкурсе и ему вручили Красное знамя МГК КПСС и Моссовета. Наверху заговорили об инициативном командире и рекомендовали перенять наш опыт. Архитектор, уже с погонами сержанта, съездил в отпуск домой и по слухам, готовился разрабатывать новые проекты. Но им уже не суждено было претвориться в жизнь. Командир полка Иван Петрович Сачавский ушел на повышение. Народ в полку облегченно вздохнул. Особенно радовались этому старики—ретрограды.
 Через пару лет мне довелось снова побывать в полку. Увы, от былого «величия» уже ничего к тому времени не осталось. Древесно—стружечные «монстры» выцвели и развалились. А предприимчивые жители и ребятишки по частям растащили их по своим сараям. Розы вымерзли и зачахли, а обрушившаяся «эстрада» в безымянном парке у Военторга, так и не познала высокое искусство.

Актёры поневоле…

 Впрочем, к солдатскому творчеству Сачавский относился со вниманием. Однажды по собственной инициативе даже устроил в полку конкурс художественной самодеятельности. Неслыханное дело! Даже политработники, которым по должности положено заниматься этим, палец о палец в этом плане не ударили ни до меня, ни в мою бытность. А здесь застрельщиком был сам командир полка!
 Вот только с талантами у нас в батарее всегда была напряженка, поскольку до 80 процентов личного состава были призваны из республик Средней Азии. И за два года службы они успевали только сносно выучить русский язык. Тут уж не до самодеятельности. Конечно, из солдат кто—то мог прочитать стихотворение, кто—то сыграть на гармошке или на гитаре. Как, например, рядовой Миша Никонов. Миша заикался, но стоило ему взять в руки электрогитару и запеть в стиле рок—н—ролл «про муху—цокотуху», как заикание исчезало напрочь. Но, повторяю, таких были единицы. И тем не менее, конкурс художественной самодеятельности был объявлен. Вторая батарея сразу же отказалась участвовать в конкурсе, чем расписалась в своей творческой немощи. И за это была подвергнута жесткому командирскому остракизму. Я тоже хотел последовать примеру соседей, но Гамрекели меня в этом не поддержал. После пролёта с поступлением в академию, он понял, что теперь надо как—то продолжать выбиваться в люди. И чтобы утереть нос Логанову, попросил меня заняться подготовкой концерта. Скрепя сердце, я принялся за это абсолютно безнадёжное дело.
 На конкурс придумали только пару номеров — стихотворение об армии и песня о комсомоле. И на этом наши творческие возможности иссякли. Хоть самому на дуде играть! И вот когда до концерта оставались только сутки, комбат поинтересовался нашей готовностью к конкурсу. И предложил в качестве основного «блока» концерта сыграть юмористическую сценку, которая когда—то имела успех в Горьковском училище.
— А почему бы и нет? — сказал я. И тут же занялся «режиссурой». Отобрал на главную роль не очень дисциплинированного, но раскрепощенного солдата. Выделил ему в помощь несколько активистов и начал их вместе с комбатом «настраивать». Главное — импровизация, а стальное — по ходу событий — таков был наш главный посыл. Наступил день концерта. Клуб был забит народом до отказа. После прибытия жюри, состоявшего из командира полка и ответственных, на сцене подняли занавес. После стихотворения и песни разбитной конферансье объявил: «А сейчас вашему вниманию будет представлена юмористическая сценка «Авральный концерт, или актеры… поневоле». Грянули аплодисменты. То была наша батарейная узбеко—таджикская «группа поддержки». Занавес открылся и театральное действо началось. Зрители увидели на сцене казарму перед отбоем. Солдаты укладываются спать и вот—вот погаснет свет.
Внезапно появляется старшина, который строит всё подразделение. И тут же объявляет: «Товарищи солдаты! Завтра у нас в части проводится смотр художественной самодеятельности. Мы должны занять первое место. Сейчас начнём репетировать. Главным режиссёром буду я». Клуб дружно захохотал. Дело в том, что «артист», игравший старшину, начал копировать манеры нашего Павликова. И еще потому, что он вместо кителя прапорщика использовался мой, лейтенантский, китель. А дальше старшина стал распределять номера и артистов. На свой, старшинский, манер. И вот что из этого получилось. Русская народная песня досталась безголосым узбекам, зажигательный танец неповоротливым и заторможенным прибалтам, а в акробатических этюдах маленькие и щуплые солдаты должны были поднимать здоровенных верзил, а декламировать стихи досталось солдатам с дефектами речи. Клуб буквально сотрясался от взрывов смеха. Наши «актёры» вошли во вкус и на ходу импровизировали, изображая не только реальных солдат, но и офицеров. Но делалось всё это по—доброму.
 Концерт закончился, зрителей и артистов развели по казармам, а жюри приступило к подведению итогов. Присутствовать при этом пригласили и меня.
— Ну, лейтенант, ты и выдал, — начал свой приговор Сачавский. — Это ж надо — пародию на советских офицеров показал! И даже свой лейтенантский китель на разгильдяя надел! Такая самодеятельность нам не нужна!
Посчитав, что наш концерт может послужить плохим примером для подразделений, ещё не побывавших на сцене, конкурс вообще прикрыли. А про наш концерт потом ещё долго вспоминали. Спустя полгода командир полка вновь вернулся к теме художественной самодеятельности. На этот раз он решил лично возглавить процесс, чтобы показать какой армейская художественная самодеятельность должна быть. Выбор его пал на русскоязычный РТЦН. К подготовке образцово—показательного концерта были подключена «тяжёлая артиллерия» — партком, комитет комсомола, женсовет и даже профсоюз. Все на концерте было, как положено — правильно и традиционно. Не было только импровизаций и юмора, который в своё время показали «актёры поневоле» из первой батареи.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 14.09.13 19:50. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Операция «Гриб»

 Приближался армейский конкурс стартовых расчетов. С раннего утра до позднего вечера тренировали мы батарею. Офицеры даже обедали на позиции и возвращались в городок уже в кромешной тьме. Все было подчинено одной цели: победить в конкурсе и занять призовое место. Поэтому шлифовали и без того отличные действия лучших расчетов. Но конкурс — есть конкурс. Здесь мало быть отличным расчётом, как и все остальные. Здесь нужно быть лучшим из лучших. А как стать лучшим из лучших? Ломать голову долго не пришлось — подсказали старшие товарищи.
 Поскольку «живем» мы в лесу, то должны пользоваться его дарами. И если присмотреться, то прямо у нас под ногами, пусть не великий, но все же дефицит — грибы. Подмосковные леса давно уже обследовала огромная армия грибников. Но наши «закрытые гарнизоны» в «грибном» смысле представляли некие заповедники, куда никогда не ступала нога вездесущих грибников. Конечно, не была исключением и стартовая позиция нашего дивизиона. Причем, территория каждого взвода являла собой природную «плантацию» грибов определенного разновидности. Полноправным хозяином такой природной «плантации» был командир взвода. И когда начинался грибной сезон, командир взвода ежедневно уносил с собой в городок полный портфель даров леса.
 Я уже рассказывал, что наши грибные «плантации» всегда были приманкой для всевозможных начальников, которым, конечно, ничто человеческое не было чуждо. В то время, о котором я рассказываю, армейское «баре» уже не утруждали себя хождением по «плантации» с корзинкой. За них грибы собирали солдаты. А иногда — прапорщики и даже офицеры. Все зависело от того, какой величины была «шишка». Как—то приехал к нам некий генерал со своим семейством. Побродили они по лесу до обеда. Набрали с десяток всяких «поганок». Так сказать, для души. А перед отъездом генерала наши бойцы насыпали в багажник его «Волги» три ведра отборных боровиков. Заранее собранных. Так проявлялись наши «любовь и уважение» к наезжавшим начальникам. А те, в свою очередь, тоже в долгу не оставались — при случае обязательно вспоминали добрым словом нашу часть. А это — всегда дорогого стоило. И потому никогда не стоит пренебрегать лишней возможностью как—то угодить начальству. Это неразумно и даже… накладно. И этот урок я усвоил на собственном личном опыте.
 Я был на дежурстве, когда мне позвонил командир полка: «Завтра на вашем дивизионе проводится операция «Гриб». Организуйте подъем дежурных смен на два часа раньше обычного. Будем собирать грибы для проверяющих».
Грибы? Для проверяющих? Уж не ослышался ли я? Посчитав приказание командира полка за шутку, раньше времени будить смены, несущие боевое дежурство, не стал. Потому в пять часов утра я стоял навытяжку перед приехавшем на позицию командиром полка, который орал на меня так, словно у нас украли боевую ракету. Закончив разнос, Сачавский решительно и зло направился в лес, чтобы выполнить чуть не сорванную «безответственным лейтенантом» операцию. В развевающейся от утреннего ветра плащ—накидке он был похож был на бесстрашного красного командира, идущего в атаку. Вот только вместо нагана, в его руке была корзинка для грибов.
 Но вернемся к конкурсу стартовых расчетов. До начала конкурса оставались считанные дни. По сути, конкурс уже шёл, но пока в других полках армии. Причём проводился этот конкурс довольно необычным, «выездным», способом. То есть конкурсная комиссия оценивала участников соревнований, разъезжая по полкам корпусов. В связи с чем, соперники друг друга никогда в глаза не видели и, конечно, ни о какой сравнимости результатов таких «соревнований» и речи быть не могло. Тем более, что эти «результаты» обещали довести до конкурсантов много позднее. Вот и получалось, что победителем станет только тот, кто конкурсной комиссии кроме профессиональных навыков, предъявит ещё что—то такое, что повлияет на её решение присудить первое место. Куратор конкурса зампотех Кирюшин играл в этом главную скрипку. Созвонившись с коллегами из других полков — участников конкурса, — он выяснил конъюнктуру на грибной спрос в Московской зоне ПВО. Наибольшим спросом в сентябре здесь пользовались опята. Узнав об этом, Кирюшин даже крякнул от удовольствия. Еще бы! Урожайность этого вида грибов на наших дивизионных «плантациях» была самой высокой.
 Зайдя в домик дежурной смены, я сначала уловил запах, а потом и увидел на электрической плите в столовой два ведра варившихся опят. И предназначались они явно не для солдатского стола. Но почему грибы уже варят? Ведь комиссия ведь еще не прибыла.
Приглядывающий за процессом варки солдат прояснил ситуацию:
— Если чуток поварить, то в ведре их больше уместится.
— А кто приказал? — спросил я, посчитав это инициатива командира взвода.
И —и—и, — качнул головой солдат. — Точно не знаю, но все дивизионное начальство в курсе. Мы тут на дежурстве уже второй день лес прочесываем.
Минуту спустя задребезжал полевой телефон. Меня срочно вызывали на ДКП. Прибыв на место, я увидел там зампотеха Кирюшина и недавно назначенного к нам вместо ЕП майора Кудлая. Кирюшин, он же ВРИО комдива, сказал, обращаясь ко мне:
— Мы, зампотехи, свое дело сделали. Теперь ваше слово, товарищи политработники… Что скажешь, Лебедев?
Я начал докладывать о партийно—политической работе, проведенной мной по мобилизации людей на победу в смотре—конкурсе. Но зампотех, поморщившись, перебил меня:
— Да я не про это. Я — о главном. Ты ведь у нас армейский? Жил в «Северном?
Ну, — утвердительно, но не по Уставу ответил я.
— Значит так. Покажешь дорогу. Будем туда спецгруз доставлять. Дмитрий, — кивнул он на замполита, — будет за рулем. Я — старшим группы.
А чтобы у меня появился моральный стимул для выполнения моей миссии, закончил свою речь приятной концовкой: «Как сделаем дело, подбросим тебя домой. Отдохнешь. В часть вернёшься позже».
Вечером, когда уже хорошенько стемнело, по Дмитровскому шоссе в сторону Москвы ехал синий «Москвич» с грузом, который должен был повлиять на наше успешное выступление в смотре—конкурсе. Через пару часов мы были у цели поездки. Притормозили у неприметной остановки с названием «25 километр». Кудлай остался сторожить машину, лес все—таки был рядом, а мы с Кирюшиным, взяв в руку по ведру, двинулись по асфальтовой дорожке в Северный городок. До КПП на въезде в городок дошли быстро, Кирюшин, позвонив по телефону, сообщил о нашем прибытии. Через несколько минут к КПП подошла миловидная женщина средних лет, в спортивном костюме, и повела нас на квартиру одного из членов конкурсной комиссии смотра—конкурса боевых расчетов 1—й Армии особого назначения. Как оказалось, женщина была женой этого члена конкурсной комиссии, а её супруг в настоящее время находился в командировке. Передав «дары леса», мы собрались было уходить, но хозяйка квартиры оказалась женщиной заводной и, несмотря на наши отказы, усадила «товарищей из войск» за стол, да еще подругу свою позвала, оказавшуюся женой ещё одного члена все той же комиссии. За бутылкой марочного вина мы немного расслабились и разговорились. Присмотревшись повнимательнее к лицу хозяйки, понял, что мы уже были с ней знакомы. Не очень близко знакомы, но все—таки. Она с мужем приехала в Северный незадолго до моего поступления в училище.
 У «Москвича» нас ждал явно разнерничавшийся Кудлай.
— Что так долго?
— Дело деликатное, — выдохнул из себя разомлевший Кирюшин, усаживаясь в машину.— Спешка исключалась. Ну, трогай!
Но первого места на конкурсе наши расчеты так и не заняли, хотя и вошли в пятерку лучших по армии. Почему? Остается только догадываться, ведь не одни только мы были такие умные.

Под огнём

 Хотя главным оружием в войсках ПВО являются зенитные ракеты, стрелять метко из личного оружия бойцы тоже должны были уметь. В части было два стрельбища. Одно использовалось для стрельбы из пистолета, и находилось прямо в городке, рядом со стадионом. Кстати, за три года мой службы в полку я стрелял из своего личного оружия всего один или два раза. Второе стрельбище было большим и предназначалось для стрельбы из карабинов СКС. Находилось стрельбище очень далеко, за внешним ограждением нашего дивизиона, в районе пятого и десятого взводов. Стреляли наши солдаты также крайне редко. Наверное, начальство экономило патроны. На случай войны. Но вот однажды стало известно, что наш полк будут проверять по стрелковой подготовке. И в подтверждение этого из корпуса к нам прислали некоего майора, офицера службы вооружения, чтобы он подготовил наш полк к предстоящей проверке.
 И этому офицеру надо отдать должное. Стояла осень, было уже довольно прохладно, а присланный «оружейник» дневал и ночевал на стрельбище. Все карабины, имеющиеся в полку, он пристрелял лично. Вид у него стал ужасным, лицо почернело и покрылось щетиной, голос охрип, но дело свое он сделал, карабины пристрелял. Теперь дело было за «ворошиловскими стрелками», которые стреляли обычно не чаще, чем один—два раза за полгода, всего по три выстрела. Надо было думать, как, действительно, сделать из них «ворошиловских стрелков». Наступил день проверки. Кирюшин и на этот раз поручил мне деликатное задание. Во время стрельб дивизиона я должен был находиться у мишеней и установленным сигналом сообщать результаты стрельб проверяющим. Обычно после выполнения упражнения смена подходит к мишеням и каждый стрелок у своей мишени отчитывается за результат своей стрельбы. От линии огня до мишеней расстояние сто метров, потому на каждую смену, состоящую из 5—6 человек, уходит достаточно много времени. Если, например, стреляет батарея, то на стрельбы уходит не меньше, чем полдня. А если весь полк будет стрелять?
 В районе мишеней, слева за обваловкой, было оборудовано укрытие (ДЗОТ). В него протянули полевой телефон, по которому дублировались команды дежурного сигналиста об открытии (прекращении) огня. После стрельбы каждой из смен, я выходил к мишеням, определял попадания и делал отмашку красным флажком по числу выбитых «очков». Деликатность моей миссии заключалась в том, чтобы равномерно распределять выбитые баллы, поскольку отличные результаты были не нужны, а было нужно, чтобы не было «двоек» и пули не уходили в «молоко». Вот и приходилось выдавать средний результат.
 В то время, как бойцы палили со всех стволов, я сидел в своем укрытии. Время от времени попадался такой «ворошиловский стрелок», который выстреливал все свои пули не в сторону цели, в сторону моего укрытия. И тогда у меня над головой раздавалось неприятное визжание, от которого щемило в груди. Стрельбы были в полном разгаре, когда проверяющий выразил сомнение в передаваемых мною результатах. И он решил проверить и меня. Кирюшин хотел было дать мне сигнал по телефону, но проверяющий отобрал у него трубку. А затем взял в руки карабин, зарядил в магазин 10 патронов, и после сигнала горниста, начал стрелять мимо целей. После прекращения огня, я поспешил к мишеням. Все пули ушли в «молоко»! «Вот мазилы, — сокрушенно подумал я, — какие теперь результаты показывать?» И уже хотел было «отмахать» липу, но внутренний голос удержал меня от этого. И я не сделал ни одного взмаха флажком. Снова загрохотали выстрелы, а в трубке раздался негромкий, чтобы не слышали окружающие, голос Кирюшина: «Молодец, Сергеич! Тебя не проведешь!
 Стрелковую подготовку наш дивизион сдал с общей оценкой «хорошо» и без происшествий. Если только не считать легкого «ранения», полученного мною во время одного из заползаний в свое убежище. Я так увлекся подсчетом очков, что не сразу расслышал сигнал горниста. А когда до меня дошло, то я рванул в свой ДЗОТ так, что по пути наткнулся на кусок арматуры, торчавший из земли. В результате, сильно расцарапал колено и порвал свои полевые бриджи. В общем, побывал под огнем.

Внимание, газы!

 Одной из основных дисциплин в армии была и остается защита от оружия массового поражения (ОМП). У каждого военнослужащего, от солдата до офицера, помимо его личного оружия, есть средства защиты от ОМП: противогаз и защитный индивидуальный комплект. Используя опыт, полученный в училище, я первым делом подобрал себе противогаз строго по размеру. А вот некоторые солдаты, привыкшие к тому, что тренировки по защите от ОМП проходят с применением условных факторов поражения, смотрели на средства защиты от ОМП скорее, как на досадный способ воздействия, применяемый для наведении уставного порядка. Поэтому обзаводились противогазами больших размеров, что позволяло заметно снизить неприятные ощущения. Газы—то ведь условные. Но однажды по весне, командир батареи решил проверить состояние средств защиты от ОМП и провести «окуривание» противогазов.
 Среди бойцов второго взвода был некто рядовой Беликов, человек маленького роста, но любитель больших размеров. Ходил он в огромных сапогах и шапке, а также в шинели до пят. Естественно, имел он и соответствующего размера противогаз. И вот пришло время проверки противогазов. Личный состав батареи построили на дороге у пусковых установок, поскольку «окуривание» решили провести в земляном укрытии для стрелков. Сверху набросали снега, а вход в укрытие закрыли солдатской плащ—палаткой. Андрюшин принес бутылку с хлорпикрином, обычно использовавшимся в качестве учебного отравляющего вещества, и побрызгав им внутри землянки, радостно произнес перед строем: «Добро пожаловать!» Строй в ответ не проявил ни особой радости, ни особого огорчения. За исключением рядового Беликова. Тот внимательно оглядел свой противогаз и заёрзал, а в его глазах вдруг появилась тоска. И он обратился к стоящему чуть поодаль старшине Павликову:
— Товарищ старшина, а у вас не найдется другого противогаза? А то мой кажется мне каким—то ненадежным.
— Противогаз — это тоже оружие, — назидательно, но с улыбкой сказал в ответ старшина, — и выдается солдату один раз. А вы, рядовой Беликов, получили противогаз полгода назад. Для того и проверяем сейчас, чтобы проверить его надежность.
Настала очередь идти в землянку Беликову. Он оглядел строй сослуживцев с тоской в глазах, и нырнул внутрь. А Андрюшин плотно прижал нижний полог палатки сапогом. А далее был настоящий «концерт». Хлебнув хлорпикрина, напоминающего нашатырный спирт, сквозь щели не по размеру большой маски, Беликов попытался вырваться из землянки наружу, но Андрюшин еще плотнее прижал полог. Тогда Беликов, отчаянно работая руками, попытался прорыть нору, через которую можно было выбраться наружу. Батарею потряс взрыв хохота. В считанные секунды Беликов прорыл себе лаз и выскочил из землянки весь красный, со слезящимися глазами, сопливым носом, без шапки и противогаза.
— Ну что, товарищ Беликов, каковы ощущения? — улыбаясь спросил Гамрекели.
— Товарищ капитан, я все понял! Если это было учебное ОВ, то какое же тогда настоящее? Выдайте мне, пожалуйста, противогаз самого маленького размера. Пусть будет тяжело в ученье. Тогда легче будет в бою!

Министр обороны проверяет. Часть 1. К нам едет ревизор

 Мы только—только встретили новый 1977 год, как весь полк облетело пренеприятное известие: к нам едет ревизор! Да еще какой. От самого Министра обороны.! Ежегодно Главная инспекция Министерства обороны проводила проверку одного из военных округов. Но последние десять лет, в связи с обострением отношений нашей страны с Китаем, основное внимание руководства Советского Союза, в том числе и Министерства обороны, было приковано к нашим дальневосточным рубежам. Укреплялся Забайкальский военный округ, увеличивалась группировка войск в Монголии. В части и соединения округа зачастили разные проверяющие в генеральских лампасах. Масла в огонь подлило и бегство лётчика Беленко в Японию.
 В один из сентябрьских вечеров Сергей Усов, взяв накануне отгул, устроил в общежитии постирушку. А чтобы сделать постирушку менее неприятной, включил свой транзистор «Океан», и настроил его на «вражескую» волну. Но вместо ожидаемой зажигательной мелодии, сквозь треск помех от радиоглушилок, он услыхал сообщение о некоем советском военном летчике, угнавшем 6 сентября 1976 года в Японию новый по тому времени истребитель МиГ—25. Услышанную новость Усов сообщил и всем остальным холостякам. Наши средства массовой информации о таких вещах сразу народу не сообщали. Сначала они вообще молчали, а потом начинали нести всякую малоправдоподобную чушь. Так же было и на этот раз. В частности, сообщили, что старший лейтенант Беленко заблудился и совершил в Японии вынужденную посадку. А там его империалисты психологически обработали, да так обработали, что он теперь не хочет возвращаться домой. Потому, когда Министром обороны после смерти маршала Андрея Антоновича Гречко назначили Дмитрия Фёдоровича Устинова, все в армии предполагали, что свою деятельность он начнет с проверки прогремевшего на всю страну Дальневосточного военного округа. Но Устинов поступил иначе, он решил провести проверку в «главной усадьбе» — в Московском округе ПВО. Тем более, что столичный округ не проверялся аж с 1962 года! И поскольку основу Московского округа ПВО составляет 1—я Армия особого назначения, то основная тяжесть проверки ляжет именно на ее плечи.
 На заседании Совета обороны, при обсуждении вопросов, связанных с защитой Москвы, Брежнев задал конкретный вопрос новому Министру обороны СССР: «В случае начала войны, кто будет нести главную ответственность за противовоздушную оборону Москвы?» Командующий Московским округом ПВО генерал Бочков напрягся и приготовился встать, как только Устинов назовет его должность или фамилию. Ведь за последние годы в подчиненные ему соединения и части поступило много новой современной техники. Но Устинов в ответ сказал: «Командующий 1—й Армией особого назначения». И вставать генерал—лейтенанту Н.Черкашину. Всем присутствующим стало понятно, что Первая армия особого назначения ещё не сказала своего последнего слова.
 По традиции, инспекции Министерства обороны проводилась в летний период. Но Устинов и тут «отличился», проверку назначил на январь. Для ракетчиков инспекция — это боевые стрельбы. А раз стрельбы, значит, велика вероятность отправиться нашему полку на полигон «очередником». Да, мы таковыми и были.
 В нашем дивизионе из «живых» участников предыдущей министерской проверки был только один офицер — Кирюшин. И он однозначно заявил, что в любом случае нас будут трясти по полной программе и нашармачка проскочить не удастся. Теперь о предстоящей инспекции говорили на каждом шагу. Приехал к нам и командир корпуса, который с явным сочувствием , нацелил нас на серьезное испытание. И тут началось такое! То, на что обычно уходило не меньше полугода, теперь необходимо было выполнить две недели! В кучу смешалось всё: боевая работа, техническая подготовка, общевоинские дисциплины. А какой был ворох разных отчетных бумаг!
 В считанные дни полк численно увеличился в два раза. Это произошло за счет многочисленных «помощников», присланных к нам из округа, армии и корпуса. Одни несли за нас боевое дежурство. Другие натаскивали нас по специальной и технической подготовкам, третьи — занимались обслуживанием по хозяйственной части. От личного состава полка требовалось лишь одно — выйти на высокий уровень готовности к проверке и в случае отправки полка на полигон, отлично там отстреляться. Гарнизон преображался на глазах. Все, что можно было, ремонтировалось и обновлялось, красилось и белилось, отмывалось и отчищалось. Заменялась мебель, бытовое и хозяйственное оборудование. «Сгустились тучи» и надо мной. Сверху предупредили, что будет проверяться также и политическая подготовка.
 От нашего дивизиона предполагалось выставить на проверку одну солдатскую группу. А уж от какой батареи будет группа, должно было решиться по жребию в «час икс». На всякий случай, решили готовить группу из 4—го взвода. Узнав об этом, Андрюшин, стал громогласно возмущаться, причём и с использованием нецензурных выражений. Но мы с комбатом остались непреклонны. И вот, почему. Во—первых, эта группа была самой малочисленной — всего двенадцать «душ». Во—вторых, все в ней старослужащие, значит, смекалистые, хитрые и изворотливые. А это на любой проверке ценится гораздо выше, чем теоретические знания. Из политуправления округа нам в помощь доставили целый грузовик наглядных пособий, карт, учебников и прочего. Помня уроки своего первого выезда на полигон, я первым делом на всякий случай укомплектовал свой «замполитский ящик».

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 14.09.13 19:52. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Министр обороны проверяет. Часть 2. Началось!

 Наступил день начала работы инспекторской проверки, а если точнее, то вечер. Кавалькада черных «Волг» и новеньких «УАЗиков» в сопровождении машины ВАИ с «мигалками» въехала на территорию полка и остановилась напротив штаба. Командир полка прокричал: «Сми—и—р—р—р—но!». Замелькали вокруг генеральские и полковничьи папахи, заскрипели новенькие ремни—портупеи и сияющие лаковой чернотой хромачи, штаб полка превратился в штаб революции Смольный в дни вооруженного восстания…
 Уже через час после приезда инспекции меня вызвали в кабинет замполита полка. Помимо Любинецкого, в кабинете ещё находился полковник, член комиссии. Пожав мне руку, спросил:
— К инспекции готовы, товарищ лейтенант?
— Так точно!
— Тогда, Ваш выбор. Прошу! — И протягивает мне свою папаху. А в ней — скрученные трубочкой бумажки. Затаив дыхание, запускаю в папаху руку и тяну свой жребий, разворачиваю бумажку и с тоской обнаруживаю на ней черный жирный крест.
— Ну вот и решено, — завершает процедуру полковник. — Завтра после строевого смотра Вы представляете для проверки группу солдат …
— 4—го взвода, — вставляет, предупрежденный мной заранее, замполит полка.
— Готовьтесь, — завершает разговор полковник, и я покидаю кабинет.
 От штаба до казармы ходьбы три минуты, но показались они мне сейчас целой вечностью. Сообщаю «благую весть» комбату.
— Что ж, есть возможность отличиться, — спокойно говорит в ответ потомок грузинского князя.
 До проверки ещё оставалась ночь, длинная зимняя ночь. А дорога каждая минута! Вместе с Андрюшиным собираем в ленинской комнате его взвод. Смотрю в усталые глаза и лица двенадцати солдат. Далеко не все они ангелы, крови попортили нам много, но скоро все они разъедутся по домам, потому никакого служебного рвения дождаться от них сложно. А как оно пригодилось бы оно завтра!
— Ребята, — просто и без пафоса начал я разговор с ними. — Вот вы, а вот я. И обращаюсь к вам сегодня, как никогда раньше. Ребята вы бедовые, за пояс заткнете любого не только в батарее, но и в дивизионе. Завтра у нас особый день, и мы с комбатом верим в вас. Напрягитесь и покажите, на что способны старослужащие солдаты вашего призыва. А хорошее начало поднимет дух и боевой настрой у всей батареи и особенно, у молодежи. Это очень важно и вы об этом знаете не хуже меня, — и сделав паузу, добавил, — ну и в случае успешной сдачи политподготовки, отдам вам на растерзание Москву. Лично повезу в столицу весь взвод на грандэкскурсию по вашим заявкам.
Солдаты немного оживились, посыпались реплики. Спонтанно ответное слово взял «мой человек» — внештатный художник—самоучка рядовой Фатин. И копируя манеру говорить своего взводного, сказал:
— Не волнуйтесь, товарищ лейтенант. Наш взвод, которым командует самый опытный из всех командиров, старший лейтенант Андрюшин, — при этих словах все заулыбались, — можно положиться. Будьте уверены — не подкачаем!
— Спасибо ребята, — только и мог в ответ сказать я.
 Закончив на этом вступительную часть, перешли к основной начали — подготовку к проверке. Разложили на столах учебники и тетради—конспекты, развесили по стенам карты, схемы и диаграммы. А потом начали консультировать каждого индивидуально. Прорабатывали ответы на возможные дополнительные и каверзные вопросы. Естественно, что всю ночь мы не собирались забивать солдатам головы политподготовкой. Умаявшиеся за день солдаты, могли в этом случае преподнести завтра какой—нибудь «сюрприз». Потому через полтора часа занятий всех отправили спать.
 А сами с Андрюшиным занялись разработкой стратегии и тактики своих действий во время проверки. Суть заключалась в том, чтобы всю инициативу взять на себя. Ведь проверяющий тоже человек, и как—то повлиять на него вполне возможно. А для этого нашим ребятам нужно проявить высокую активность и напористость, подкреплённые логическими рассуждениями. Гамрекели даже вручил взводному свою фирменную пластмассовую указку, которой очень гордился и обычно в руки никому не давал. Вручил не столько для использования по назначению, сколько в качестве талисмана. Разошлись мы уже глубокой ночью.
—Инспекторская проверка Министерства обороны СССР началась с традиционного строевого смотра и инспекторского опроса. Мы подстраховались по всем статьям и были готовы к смотру в любой форме одежды, от полевой до парадной. Разучили с солдатами по комплекту строевых песен. Причем, не каких—то то там «плачущих девчонок», а самых патриотических. Отрепетировали даже ответы на возможные вопросы проверяющих. Правда, все они сводилось к одному, но мудрому ответу: «Жалоб и заявлений не имею». (а если имеешь – то придержи язык за зубами, приятель. Потому как помощи тебе не будет, а вот приключений на свою стриженую голову – получишь)
 Кстати, о стрижке. Последние полгода весь личный состав полка, согласно указаниям корпусного начальства, стригли два раза в месяц. Даже числа для этого были определены: 5—го и 20—го. Стригли всех поголовно — от салаг до убеленных сединами офицеров—ветеранов. Мероприятие проходило, как правило, вечером. Сачавский садился в свой УАЗик и отправлялся в Дмитров, там заходил в парикмахерскую и бросал клич: «Девчата! Кто хочет сегодня перевыполнить план, айда со мной!». Желающие подзаработать находились всегда. И комната посетителей рядом с КПП на время превращалась в парикмахерскую. В полку объявлялся сбор, после краткого вступительного слова командира, приступали к стрижке. Субординация при этом соблюдалась, сначала стриглись старшие офицеры, потом — младшие. Во время стрижки командир полка сидел рядом с мастером, по ходу давая ему советы.
 Итак, строевой смотр. К плацу приближается маленький, но шустрый генерал—майор Карнаушенко, старший проверяющий по нашему полку. Сачавский зычным голосом докладывает ему. Генерал здоровается с личным составом полка и остается доволен громогласным «здравия желаем…» Небось, у них там на Арбате такого не услышишь! По этому поводу есть старый армейский анекдот. Командир полка, бравым голосом доложив проверяющему генералу о готовности к проверке, тихо добавляет: «Банька натоплена, водка охлаждена». И генерал тут же здоровается с полком: «Здравствуйте, товарищи ОТЛИЧНИКИ!»
 Когда мы пропели свои строевые песни, генерал—майор Карнаушенко совсем растрогался. И тут же на плацу объявил всему полку благодарность от имени Министра обороны! Потому, как был наделен такими полномочиями. Сразу после строевого смотра началась проверка политической подготовки. Нашим проверяющим оказался худощавый майор с эмблемами автомобильных войск, который был не штабной «шишкой», а откомандированным для проверки из войск. Между прочим, из того автобатальона, что стоял в Дмитрове. И наши старослужащие, как говорится, сделали это! Лишь сержант Зиновьев получил «тройку». Но она уже не влияла на общую оценку «отлично». Проверяющий остался доволен. Подписав оценочный лист, он скромно попросил для себя парочку типографских наглядных пособий. На радостях мы нагрузили майору этого добра полный баул. Для хорошего человека ничего не жалко! Как только майор ушел, мы с Валеркой от удовольствия взвизгнули, и помчались на позицию, где комбат занимался с солдатами других взводов. Узнав об оценке «отлично», Гамрекели похвалил меня.
— Хвалить нужно не меня, а четвертый взвод, — сказал я в ответ на похвалу комбата.
— Ну им еще, возможно, придется и на полигоне сдавать экзамен. А вообще—то — хорошее начало!
 Я ликовал! Ещё бы! Получить оценку «отлично» не у какого—нибудь там «армейца», «окружника» или «главкомовца», а от самого представителя Министра обороны СССР! Такое не каждый день бывает. Правда, было и одно «но». Наша оценка ещё не была окончательной. Ведь если мы поедем на полигон, на конечную оценку повлияют результаты стрельб. И если, не дай Бог, осрамимся, оценка тоже изменится в худшую сторону. Ибо теория без практики — мертва.
 Тем временем, инспекторская проверка набирала темп. В проверялась сама 1—я Армия, её корпуса, технические базы, полки, дивизионы. Кого—то хвалили, а кое—кого уже снимали с должности за упущения. Ведь длительное время здесь, под Москвой, «воевали» условно, а новый Министр требовал максимального приближения к боевой обстановке. Народная молва доносила до нас новости проверки. Про то, как заставляли ходить строевым шагом и петь песни штабных полковников, про то, как нашей технической базе, расположенной на станции «Трудовая», была поставлена задача навести переправу через канал имени Москвы для реальной переброски на другой берег автопоездов с ракетами! Хорошо, что водная гладь была скована январским льдом, а то неизвестно бы чем всё закончилось. Мы были лишь маленькой частицей огромного воинского коллектива, старавшегося доказать, что хлеб свой он ест не зря.
И нам оставалось только гадать — поедем мы на стрельбы или нет. Предусмотрительные «ветераны», словно предчувствуя дальнюю дорогу, истопили в Жуковке баньку, решив ночью попариться впрок, но не получилось. Когда завыла сирена тревоги, они только—только начали париться. Потому пришлось их по месту прямо из бани доставлять.
 В готовность № 1 был приведен весь Московский округ ПВО. Спустя несколько минут после этого, экраны индикаторов радиолокационных станций обнаружения запестрели светлячками—отметками воздушных целей условного противника, приближавшегося к Москве с трех основных направлений: западного, северо—западного и северного. Конечно, в качестве «противника» выступала наша авиация, так имитировался налет авиации НАТО на Москву. Но в зоны поражения полков особого назначения 1—й Армии «вражеская» авиация так и не вошла. Самолёты стали резко отворачивать в стороны, разворачиваться и уходить, или садиться на ближайшие военные аэродромы. На командных пунктах полков и бригад терялись в догадках, в чем же замысел противника. Время шло, а налета авиации в эту ночь так и не было. А под утро вообще дали отбой боевой тревоги. О причинах такого «загадочного маневра» мы узнали позже, уже после проверки. Оказалось, что при подлете к Москве в воздухе произошла катастрофа. Столкнулись два самолета, истребитель и «транспортник». Оба самолёта были из состава андреапольского истребительного полка 2—го (Ржевского) корпуса ПВО. Пилоты погибли. Полеты прекратили, а инспекция выставила полку неудовлетворительную оценку.
 Ровно через час после отбоя тревоги генерал—майор Карнаушенко вскрыл секретный пакет, опечатанный пятью сургучными печатями. В нем находился приказ Министра обороны СССР Д.Ф. Устинова. Содержание приказа было доведено до командования нашей части — «в ходе тактических учений 644 полку особого назначения совершить марш литерным железнодорожным эшелоном в район ГЦП. Там развернуться и быть готовым к боевым пускам». Вот оно! Все—таки едем! Для нас наступает главная фаза проверки. В отличие от прошлых стрельб, теперь с нами едет и «малый» дивизион. Командует «малым» дивизионом мой однофамилец подполковник Леонид Лебедев.
 Если в прошлый раз наш эшелон уходил с Павелецкого вокзала, то сейчас мы грузились в эшелон совсем рядом с нами, в Дмитрове. Причем, в каких—то пятидесяти метрах от здания Дмитровского железнодорожного вокзала. Основной была задача погрузить на платформы боевую технику «малого» дивизиона. Надо отдать должное Сачавскому, он лично руководил погрузкой «малого» дивизиона, которым несколько лет командовал и, конечно, хорошо знал почти всех офицеров дивизиона. Что касается нашего дивизиона и РТЦН, то забот у нас было намного меньше, требовалось только осуществлять контроль над личным составом, заполнившим зал ожидания вокзала и поглядывающим в сторону дверей ресторана. Кстати, именно в ресторане мы и отобедали. Литерный спецэшелон должны были подать прямо к вокзалу после окончания погрузки техники «малого» дивизиона. Имущества с собой в этот раз брали предостаточно. Это и стрелковое оружие — пистолеты ПМ, карабины СКС, крупнокалиберные пулеметы ДШК, мешки с картошкой и с бельем, и прочая, прочая, прочая. В вагонах расположились даже на третьих полках, и все равно мест не хватало, если кто—то слезал с полки по какой—то надобности, его место немедленно занимал кто—то другой. Два купе мы отвели для офицеров, отгородив их простынями. Погрузились в поданный эшелон мы быстро и организованно, уложившись в отведенное для выполнения этого норматива время. Раздался длинный свисток локомотива и состав тронулся.

Министр обороны проверяет. Часть 3. По железной дороге

 Ехали на этот раз быстро, нашему литерному эшелону постоянно давали «зеленую улицу», поскольку существовала договоренность между министерствами обороны и путей сообщения. Вместе с нами в эшелоне едет и проверяющий нас полковник. Расхаживает по вагонам, смотрит на всё коршуном, подмечает недостатки или даёт вводные — объявляет: воздушную или химическую тревоги. В связи с чем, мы расчехляем свои пулемёты ДШК, производим светомаскировку своих купе или сидим в противогазах. Чтобы немного размяться и подышать свежим морозным воздухом, выскакиваем на полустанках из вагонов. А однажды, благодаря нашему «комсомольцу» Кушнареву, мне довелось проехать целый перегон в кабине тепловоза. Всё время пока я ехал в кабине, меня не покидало ощущение, что эшелон едет очень медленно, хотя это, конечно, было не так. И было очень уж шумно, и в машинном отделении от работы двигателей, и в самой кабине от динамика радиосвязи.
 Если летом, отстав от эшелона, его можно было догнать на попутных товарных поездах то сейчас, когда на улице мороз, это было бы весьма проблематично. На одном из полустанков от поезда чуть не отстал сержант Мамулин, охранявший платформу с техникой. Когда эшелон тронулся, он успел ухватиться за поручень и влезть на платформу, на которой ему пришлось пробыть в течение двух часов, до следующей остановки. Мы, конечно, переживая за парня, но стоп—кран не дергали, надеялись, что остановка будет скоро. Когда эшелон остановился, Мамулина обнаружили на платформе лежащим в виде заиндевевшего клубка. Не мешкая, перенесли его в вагон, раздели и растерли спиртом из Кирюшинских запасов. Причём Кирюшин в лечебных целях заставил Мамулина принять спирт и во внутрь.
После чего Мамулин раскраснелся и глубоко заснул. Хорошо, что всё обошлось, а ведь могло кончиться очень плохо. Этот случай с Мамулиным очень подействовал на солдат, они теперь побаивались выскакивать из вагонов.

Министр обороны проверяет. Часть 4. Вихри враждебные

 Но вот мы и прибыли. Наши автомобили, которые были на открытых платформах, за время дороги изрядно промерзли и ни в какую не хотели заводиться. Положение спас обмывщик, который как—то удалось завести. К нему по очереди цепляли на буксир промёрзшие машины, и таким образом их заводили. К обеду весь автомобильный транспорт снова стал боеготовым.
 Зимой полигон Капустин Яр на оазис совсем не похож. Скорее напоминает Заполярье. Пронизывающий морозный ветер дует одновременно со всех сторон сразу и крутит поземку. Темнеет очень рано. Изменилось также и отношение к нам со стороны местных офицеров, поскольку теперь они нам не начальники, а партнеры. Их также как и нас, решил проверить новый Министр обороны. И инспекции они опасаются не меньше нашего. О бытовых удобствах в этот раз пришлось забыть, поскольку людей на полигоне столько, что яблоку негде было упасть. Гостиницу целиком отдали проверяющим из Москвы, а мы разместились в тех же казармах, что и наши солдаты. Меньше всего повезло офицерам «малого» дивизиона, которым жить пришлось на позиции в зимних палатках, оборудованных печками—буржуйками. И поскольку «малому» дивизиону по штату замполит был не положен, то боевой дух там поднимал прикомандированный к дивизиону пропагандист полка майор Елезов. Повезло же старику!
 Как и в прошлый наш приезд на полигон, за замполитами закрепили машины. Стояли машины под открытым небом на морозе, а их водители показывали чудеса героизма, круглосуточно поддерживая автомобили в готовности к выезду.
 Обслуживать пусковые установки в зимних условиях — дело сложное. Прежде всего их нужно очистить от снега, и обычной лопатой здесь не обойтись. Нужна техника. За рычаги бульдозера посадили лейтенанта Семенова, который приехал с нами на полигон в качестве запасного. Снег у пусковых установок чистили каждый день, а он все валил и валил, словно природа проверяла нас на прочность. И так продолжалось несколько дней к ряду. Наконец, снегопад прекратился, но подул сильный ветер. И если бы не солдатские меховые комплекты одежды и валенки, нам пришлось бы очень туго.
 Мы узнали, что кроме нас стрелять будет еще один полк, из 17—го (Внуковского) корпуса, который прибудет позже. Мы будем первыми стрелять. А пока наш полк условно нес боевое дежурство. Учебно отражались воздушные налеты. Но реальные боевые пуски все откладывали и откладывали. Нас это расстраивало больше всего, поскольку люди начинали понемногу расхолаживаться. Однажды, ожидая команду на выезд, я находился в кабине дежурной машины. Водитель машины ушел обедать, а я, чтобы согреться, периодически включал печку, которая явно барахлила и «подтравливала». Через некоторое время меня потянуло в сон, очнулся я уже на снегу. И меня усиленно приводил в чувство водитель машины. Оказалось, что я отравился выхлопными газами, которые проникли в кабину, и приди водитель немного позже, случилась бы беда. Всё тело было словно ватным, а голова просто трещала. С помощью водителя с трудом добрался до казармы. В умывальнике при большом скоплении моих подчиненных меня начало выворачивать наизнанку. Мелькнула мысль о том, что могут подумать будто бы пьян, но поделать с собой ничего не мог. Меня уложили на койку и вызвали врача. Врач дал мне горсть таблеток, а потом я словно провалился в небытие. Очнулся я от топота солдатских сапог. Дежурный по полку ошалело выгонял из помещения весь народ. Из доносившихся обрывков фраз, я понял, что к нам в казарму направляется сам председатель инспекторской комиссии генерал—полковник Обатуров. Я сделал попытку встать, чтобы уйти от греха подальше, но ноги не слушались. Наводя порядок, дежурный заботливо накрыл меня с головой черной меховой курткой.
 Смиррррррно! — раздалось на всю казарму. Краем глаза увидел, как группа генералов в сопровождении нашего зампотылу майора Подскребалина, направляется ко мне.
— А это кто тут среди бела дня отдыхает? — с любопытством спросил Обатуров.
— Лейтенант Лебедев, замполит стартовой батареи. Заболел при исполнении служебных обязанностей, — отчеканил дежурный по полку.
— Да? Ну не будем ему мешать, — сказал в ответ генерал—полковник и вся компания удалилась. А я опять погрузился в сон, чтобы завтра уже встать в строй.
 Шло время, а дату стрельб все не назначали. И вдруг все прояснилось! Оказывается, на боевые пуски решил самолично глянуть сам начальник Главной инспекции Министерства обороны маршал Советского Союза С.К. Москаленко. Его прилет на полигон — вопрос нескольких дней. Эта новость заставила нас приуныть. Ведь, чем больше начальства, тем нервознее обстановка. Но делать нечего, потому продолжаем трудиться в поте лица вместе с хозяевами полигона, которые метались, словно испуганные тараканы. Мы же, как могли, старались приободрить своих офицеров и солдат. Наш «комсомолец» Кушнарев преподнёс сюрприз. Еще перед выездом на полигон, он обошел всех жён наших офицеров и записал на магнитофон теплые слова, которые они говорили в поддержку своим мужьям. И как—то вечером, когда офицеры вовсю грустили, нажал на кнопку магнитофона. Эффект был настолько ошеломляющим, что Кушнарёв со своими весточками из дома, стал настоящим героем дня. Что касается солдат, то запас сил и энергии у них даже после напряженного и утомительного рабочего дня не особенно истощался, молодость брала своё. И в казармах до самого отбоя слышались громкие разговоры и смех.
 Впрочем, у нашего командира полка запас сил и энергии к концу дня тоже не особенно истощался. Сижу как—то после отбоя сочиняю поздравление с Днём рождения для какого—то солдата, в котором желаю ему успехов в ратном мастерстве. Неожиданно напротив меня останавливается Сачавский, в валенках и меховой рабочей куртке. И хитровато улыбается.
— Что пишем? — говорит мне, и взяв в руки мой Боевой листок — поздравление, читает его, а потом спрашивает. — А от какого слова образовано «ратный»?
— Естественно от слова рать, — отвечаю я Сачавскому.
— Всё верно. А как вам такой стих:
Впереди нас рать
И сзади нас рать.
И битва. И мать.
Ура! Россия спасена!
 Стрельбы были назначены на 1 февраля. Эшелоном из Москвы на полигон была доставлена даже маршальская «Волга»! Не иначе, как с биотуалетом. Хотя и слова—то такого мы тогда не знали. А накануне, 31 января, я отмечал свой день рождения. О каких—либо торжествах и мечтать не приходилось. Поскольку все, от солдата до командира, в который раз прорабатывали все возможные варианты воздушного боя. Только вечером в столовой с Мишей Калининым я чисто символически отметил свои 24 года. В столовой мы нос к носу столкнулись с майором Подскребалиным, заместителем командира по тылу, который со своими помощниками—прапорщиками во всю колдовал над угощением для маршала. На стол планировалось подать большую банку зернистой черной икры, красную рыбу, финский сервелат и прочие деликатесы. Таким образом наш окружной Военторг вносил свою посильную лепту в сдачу инспекторской проверки. Узнав, что у меня день рождения, Подскребалин расщедрился, и к нашему столу немного перепало от маршальского стола.
— А главным подарком тебе будет «пятёрка» на завтрашних стрельбах, — сказал подобревший тыловик. — Так что, Сергеич будем считать, что стрельбы посвящаются тебе.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:07. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Министр обороны проверяет. Часть 5. Вот был денёк!

 И вот наступил день, которого все ждали и «приближали, как могли». Когда мы прибыли на стартовую позицию, глубокой ночью или ранним утром, сказать трудно — все настолько были напряжены, что на время внимания не обращали. Учитывая уроки прошлой поездки на полигон, я твердо решил, что на этот раз увижу боевые пуски с места события. И отправился подальше от посторонних глаз на позицию самого дальнего, 5—го (особого) взвода, который в стрельбах участия не принимал. Погодка в этот день выдалась по—настоящему штормовая — свист ветра был такой, что уши закладывало, а метель почти мгновенно заметала следы. От низких свинцового цвета туч было темно, как в сумерки. Ракеты уже стояли в боевом (вертикальном) положении. Оставалось удивляться, как они противостояли таком ветру! С ДКП сообщили, что маршал Москаленко со свитой проследовал на смотровой бункер, находящийся в нескольких километрах от нашей позиции. Значит, осталось совсем немного времени.
 Объявили готовность номер один. Солдаты укрылись в бункерах, а командиры взводов поставили ракеты «на подготовку». Это означало, что через кабель на ракеты подали напряжение, были запущены в работу все агрегаты, кроме двигателя. Двигатель запускался путём нажатия на кнопку «Пуск» на одном из пультов в РТЦН. Нужно было не пропустить момент старта. О том, что происходило в это время в РТЦН и на КП полка, можно было только догадываться. Поэтому я вместе со взводным периодически выходил из бункера и смотрел на позицию соседнего взвода, где метрах в ста от нас стояла ракета последней модернизации. Томительно тянулось время, а ракета всё не стартовала, начал ощущаться мороз. Я решил вернуться в обратно бункер, в этот момент стартовала ракета. Из—за шума ветра грохот запущенного двигателя ракеты до меня донесся не сразу, и когда я снова выскочил из бункера, на месте ракеты увидел только бурое облако дыма. Из—за низкой облачности ракеты в одно мгновение скрылись из виду, и только вибрирующий гул стоял в небе.
Через несколько секунд начал работать и «малый» дивизион, открыв огонь по низколетящим целям. Прошло несколько томительных секунд и наши ракеты поразили мишени. Цели были уничтожены! Об этом по громкоговорящей связи нам сообщил командир полка. Все, кто находился в бункере, дружно закричали «Ура!».
 Но это было ещё только начало. И хотя прозвучала команда «отбой», никто не покидал своих рабочих мест. А я подумал, что этак я всё самое интересное прозеваю. Нужно срочно поменять наблюдательный пункт. Пользуясь образовавшейся паузой, я побежал на КПП дивизиона. Бегу, а у самого в голове только одна мысль: а вдруг именно сейчас стартуют ракеты, и не поджарят ли они меня, подобно воронам, лежащим потом на закопченном снегу вокруг пусковых столов после стартов ракет. На КПП находился мой коллега Миша Калинин, который именно с целью не пропустить зрелище, отхватил себе должность некоего дежурного на КПП, отвечающего за ворота. На то, что он из дежурных указывала красная повязка на рукаве его куртки. Не успели мы с Мишей обменяться первыми впечатлениями, как с КП полка пришло сообщение о том, что к нам на дивизион направляется сам маршал Москаленко, и нам надлежит привести свою форму в порядок, повторить ещё раз свои обязанности и ждать прибытия начальника.
 Вот и маршал Москаленко. Миша Калинин открывает ворота и чёрная «Волга» въезжает на территорию дивизиона. К машине маршала резво подбегает комдив майор Кабанов. И как только адъютант открыл дверцу машины, Кабанов, набрав в легкие как можно больше воздуха, прокричал свой рапорт: «Товарищ Маршал Советского Союза! Дивизион ведёт бой…» С.К. Москаленко, одетый в бурку мехом наружу, протянул Кабанову руку для рукопожатия, и попросил показать место ближайшего старта ракеты. Кабанов проворно запрыгнул в машину, и они поехали к ближайшему пусковому столу 6—го взвода, откуда около часа назад стартовала ракета. Теперь маршалу рапортовал комбат второй батареи капитан Логанов. То ли комбат рапортовал не достаточно громко, то ли ветер своим свистом заглушил рапорт, но маршал никак на него не реагировал, а только странно вертел головой. «Кричите громче, — подсказал Логанову адъютант. — Маршал плохо слышит». Тут уж Логанов так рявкнул, что заглушил даже вой ветра. Москаленко вышел из машины и стал скептически осматривать чёрный от копоти пусковой стол и воронку, образовавшуюся в снегу. Постоял немного, а затем сел в машину и укатил на КП нашего полка. Как потом нам рассказали, недовольный вид маршала объяснялся тем, что он, как бывший фронтовик, надеялся увидеть с наблюдательного пункта полигона красочное и захватывающее зрелище, подобное картинам прошедшей войны. Но ожидания маршала не оправдались , метель и низкая облачность помешали ему посмотреть «кино» про войну.
 Теперь в ожидании второго налёта, я смотрел на стартовую позицию дивизиона, которая вся находилась в зоне моего обзора, а через поле я также посматривал в сторону антенного поста РТЦН. Загорелись красные фонари, это свидетельствовало о том, что радиолокационную станцию включили на излучение. Я встал у двери КПП и полностью переключил своё внимание на стартовую позицию. От меня до ближайшей ракеты 6—взвода было меньше ста метров. Старт! Сначала ослепительные вспышки сразу в нескольких местах, затем оглушительный грохот. Ракеты парами медленно поднимаются ввысь, и исчезают в низких облаках.
 Но не все! Одна ракета неожиданно сходит с курса, разворачивается и летит в противоположную сторону. Пролетает над нами и уходит в сторону жилого городка. Я ещё не успел осознать происшедшее, как слышал отдаленный взрыв. Позже выяснилось, что в случившемся мы были не причём, виноват во всём был заводской брак в аппаратуре системы наведения ракеты. Упала ракета рядом с дорогой между городком и железнодорожной станцией. Жертв и разрушений, к счастью, не было.
 Как известно, Бог любит Троицу. В третий прогудела сирена и в третий раз обломки сбитых мишеней упали на заснеженную территорию полигона. Теперь — всё! Задача успешно выполнена! К.С. Москаленко тут же, как говорят, не отходя от кассы, решает наградить отличившихся. И лучший командир взвода, лучший сержант и лучшие номера стартовых расчетов на дежурном тягаче прибывают на КП полка. Маршал лично вручает офицерам и солдатам командирские часы и фотоаппараты с дарственной надписью от министра обороны. Вслед за этим некий полковник у всех отбирает вручённые подарки, успокаивая тем, что все всё получат обратно, но позже — на окружном подведении итогов. Кому—то видно очень хотелось также разделить с нами эту радость.
 Радостно на душе было до самого конца дня. Когда вернулись с позиции казарму, командир полка на общем построении поздравил всех с успешным выполнением поставленной задачи. Наше «Служим Советскому Союзу!» было таким громким, что его могли услышать, наверное, даже в Москве! Маршал К.С. Москаленко в тот же день вечером улетел в столицу. Мы тоже стали собираться в обратный путь, собирались недолго, так как вскоре на полигон должен был прибыть эшелон с другим полком. На радостях я даже попытался на своей машине сгонять на соседнюю площадку за пивом, но не повезло, навстречу нам попался полковник Погорелов, оказавшийся, как будто назло, в этом же самом месте. К сожалению, я сразу не смог отличить его машину от других, проезжавших по дороге. А вот Погорелов узнал нашу машину, развернулся и поехал вслед нашему ЗИЛу. Как только мы остановились у магазина, рядом притормозил и ГАЗик Погорелова. Времени было мало, потому разбор полётов был коротким.
 На обратном пути справа от дороги увидел свежую воронку, вокруг которой толпились офицеры. Быстро выяснили, что это и было место падения неисправной ракеты. Снег вокруг воронки был усеян обломками ракеты. И многие из нас прихватили эти обломки с собой на память. Прощай, полигон!

Министр обороны проверяет. Часть 6. Домой… не хочется

 Домой мы возвращались не слишком охотно, поскольку стрельбы—то закончились, а вот инспекторская проверка всё еще продолжалась. И пока мы находились в заснеженных приволжских степях, остальные части округа продолжали отбиваться от разных проверяющих. И хотя основную задачу полк выполнил, а иначе и быть не могло, дома нас опять ожидали встречи с проверяющими. И поэтому, когда наш эшелон ускорял ход, мы начинали грустить, а когда подолгу стоял на полустанках — мы оживлялись. Только один человек в эшелоне не разделял наших чувств — проверяющий полковник из Москвы. К сожалению, время не остановишь. И как мы не старались задержать этот момент, он всё же наступил, лязгнув колёсами в последний раз, эшелон прибыл на станцию Дмитров. Всё, приехали!
 Встреча в гарнизоне была помпезной. Военный оркестр, арендованный у собаководов, играл торжественные марши. А над воротами красовалась алая перетяжка с надписью: «Поздравляем с успешными стрельбами!» По поводу содержания приветствия, между секретарём парткома капитаном Бруновым и начальником клуба Клецом накануне нашего прибытия разгорелся спор. Поскольку точной оценки, выставленной нам по результатам стрельб, они не знали, а это могли быть как «пятерка», так и «тройка», то Брунов настаивал на первом варианте, Клец же предлагал «четверку». После продолжительных дебатов всё же достигли консенсуса, сошлись на слове «успешными».
 Что было дальше — уже не особенно неинтересно. Генералы и даже контр—адмиралы (!) стали в полку такими частыми гостями, что к ним попросту привыкли. Они принимали у нас зачёты по общевоинским дисциплинам. Мы стреляли из личного оружия (пистолетов), вертелись на турнике и бегали стометровку, надевали средства противохимической защиты, писали контрольные по ТТД вражеской авиации. Комиссии выявляли какие—то недочёты и упущения, а куда от них денешься, но главное уже было сделано, — боевую задачу мы выполнили на «отлично». А вот в книге—очерке «История ордена Ленина Московского округа ПВО», выпущенной спустя три года, вся эта история уместились в три крохотные строчки.

«Дело»

 После завершения инспекторской проверки жизнь в полку начала входить в обычную колею. В конце февраля старослужащие из четвёртого взвода стали напоминать мне об обещанной поездке в Москву. Своё слово я сдержал, поездка в Москву состоялось, причём в Международный женский день — 8 —го Марта. Я старался выполнить все просьбы ребят и к концу дня изрядно устал. А когда вечером мы вернулись из Москвы, меня ждал сюрприз — внеочередное дежурство по дивизиону.
Комдив майор Кабанов в качестве компенсации отсутствия отдыха перед дежурством, приватно разрешил мне вечером находиться не в казарме дежурной смены ГТО, а в бункере ДКП, где можно было поспать. Но до отбоя я всё—таки был в домике дежурной смены. По телевизору шёл фильм «Сюжет для небольшого рассказа», где одну из ролей играла Марина Влади, будущая жена Владимира Высоцкого. Я намеревался посмотреть фильм, но чеховский сюжет меня не вдохновил. Усталость брала своё, и я решил идти отдыхать. Но перед этим зашел в спальное помещение. Там у перекладины я увидел двух солдат, связиста дивизиона рядового Боровкова и кого—то из группы ТО.
— Чем занимаетесь? — спросил я.
— Да вот спортом решил заняться , — ответил Боровков. — А он меня учит.
Я прошелся по казарме, и убедившись, что дежурная смена на месте, двинулся на ДКП. Утром на позицию дивизиона неожиданно приехал командир полка, который тут же меня огорошил. Оказалось, что в то время когда я приступал к долгожданному отдыху, в казарме дежурной смены ГТО происходили «вопиющие безобразия с далеко идущими последствиями» — солдаты издевались над рядовым Боровковым! Об этом он лично доложил командиру полка утром по телефону. Сачавский приехал на позицию, где Боровков вручил ему вдобавок и заявление, написанное ночью, в нём подробно излагались выпавшие на его долю «испытания».
 Здесь я вынужден сделать небольшое отступление, чтобы охарактеризовать рядового Боровкова. Это был типичный московский маменькин сынок. К таким, как Боровков, как правило, еще в школьные годы все начинают относится очень плохо. Хилый, близорукий, тщедушный, с постоянной заискивающей улыбкой на лице. Боровкова сразу же невзлюбили во взводе связи, поэтому—то наш главный связист и убрал его, от греха подальше, к нам на стартовую позицию. Обычно весь день он находился в бункере ДКП, сидя за бетонной стеной в своей «каморке», где стоял доисторический телефонный коммутатор. Как ни зайдешь к нему, Боровков всё что—то пишет. Одно утешение, что не пьет и в самоволки не ходит. Вот так он и сидел целыми днями в ДКП, только ночевать приходил в домик дежурной смены ГТО. Однако вскоре выяснилось, что паренёк—то он не простой. В руки солдат случайно попала записная книжка Боровкова. Записи, сделанные Боровковым в записной книжке, были, скажем так, не для общего пользования. Сейчас это называется «компромат», а тогда это слово в армейской среде употреблялось крайне редко. И компромат этот касался офицеров, несущих службу дежурными по ОП, включая и командование дивизиона. В записной книжке Боровков фиксировал, кто и как выполняет свои служебные обязанности, спит ли ночью, когда это не положено, реально ли проверяют караулы. Отдельной графой шли приказания, не связанные со службой, но выполняемые им. Например, сбор грибов или ягод. Естественно, в записной книжке нашлось место и для «вредных» высказываний о службе, которыми грешили наши офицеры. Когда солдаты ГТО прочли эти «заметки», они не стали никому докладывать, но к Боровкову стали относиться с полным презрением.
 А в тот злополучный вечер они заставили его заниматься спортом. На перекладине. О чём я уже говорил. Конечно, против его желания. И если он побоялся при свидетелях сказать мне об этом, то вполне мог бы это сделать с глазу на глаз через полчаса на ДКП. В объяснительной «исповеди» это звучало так: «Когда подошедший к нам дежурный по дивизиону лейтенант Лебедев увидел, что надо мной издеваются, он не прекратил это безобразие, и ушел».
 После отбоя дежурная смена улеглась спать. И лишь Боровков всё еще возился со своими записками. Когда дежурный по смене привел с поста очередного патрульного, и принял от него оружие, кто—то из старослужащих солдат ляпнул: «Раз не спиться Боровкову, то пусть охраняет наш сон» И в качестве шутки, предложил дежурному поставить Боровкова охранять спальное помещение. Причём, с оружием. А это — уже предпосылка к ЧП. И хотя все знали, что связист ни на что не способен, и сам «шутовской ритуал» длился минуты две, это было серьёзным нарушением дисциплины. Старослужащие засмеялись, а дежурный спустя пару минут забрал оружие и отправил связиста спать. Но тот пошел в бункер, где принялся писать командиру рапорт. Хотя мог бы доложить о случившемся мне. При этом он написал обо всём, что посчитал безобразиями. И что он не в состоянии дальше служить.
 А с понедельника началось разбирательство по всем линиям. Даже дознавателя назначили. Им стал «независимый» майор Шумский. И хотя личность солдата вызывала у всех антипатию, что подтвердило и комсомольское собрание полка, налицо были факты неуставных взаимоотношений. Чтобы дать им принципиальную оценку, в полку была развернута кампания по борьбе с неуставными взаимоотношениями. Сачавский хотел меня показательно наказать, но я ушел в очередной отпуск. А когда вернулся, то увидел в своей дисциплинарной карточке «свежее» взыскание — «строгий выговор за халатный контроль над личным составом дежурной смены». Каким бы не был главный фигурант этого «дела», я получил взыскание вполне заслуженно. Потом это взыскание стало существенным препятствием для представления меня к очередному воинскому званию «старший лейтенант».

О званиях

 Кстати, о званиях. В те времена оформление представлений на присвоение очередных звание начиналось только после того, как офицер уже «выходил» установленный срок. Из—за армейского бюрократизма, бумаги обычно оформлялись очень долго и нередко возвращались обратно для доработки или внесения исправлений. А время шло. К третьему или четвертому очередному званию офицер обычно перехаживал установленные сроки не менее года. Приблизительно через год наведут порядок, а пока было так…
 В этой связи, не могу не упомянуть курьезный случай, произошедший с офицером РТЦН нашего полка, лейтенантом Серегой Кузнецовым, балагуром и всеобщим любимцем, но человеком маленького роста. Его представили к званию «старший лейтенант». Каково же было удивление всех, когда в выписке из приказа Командующего округом мы прочли о том, что Кузнецову было присвоено воинское звание «капитан»!!!
 Кузнецов ходил по полку очень смущенный, и просто не знал, как ему себя вести. Бывают же в жизни моменты! И про себя все поговаривали — повезло же парню. Но полковник Погорелов всё—таки решил восстановить «справедливость» и послал ы верха запрос. Вскоре это штабное «недоразумение» было устранено. Серега же только с грустью потом вздыхал.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:16. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Дурики

 В те годы, о которых идёт рассказ, в армию призывали в основном психически здоровых ребят. Однако среди призывников нет—нет, да и попадались с отклонениями в психике. Словом, дурики. И пока не разберёшься, кто же этот новобранец на самом деле, действительно, он «со сдвигом», или только прикидывается таким, чтобы его коммисовали из армии, такой солдат в принципе ходячее ЧП. От которого ждать можно было чего угодно.
 Осенью к нам в батарею перевели молодого солдата по фамилии Буадзе. До призыва в армию, жил этот Буадзе в глухой грузинской деревне, русского языка практически не знал, и вид у него был какой—то забитый, а взгляд дикий и затравленный. Даже со своими земляками—грузинами Буадзе был не очень—то разговорчив. Гамрекели пытался его как— то расшевелить, но это плохо помогало. «Ничего страшного, со временем освоится и разговорится» — заключил он.
Спустя некоторое время, уже зимой, рядовой Буадзе начал жаловаться на головные боли. Отвели его в санчасть. После осмотра полковой врач констатировал: симулирует. И порекомендовал в качестве лекарства — трудотерапию. Что мы и применили к рядовому Буадзе. Но не тут—то было! Буадзе наотрез отказался заступать в наряды и выполнять какую—либо работу. И солдаты и сержанты пытались его как—то пристыдить, но бесполезно. тот лишь мотал головой, смотрел в пол и мыча произносил одну единственную фразу: «Галава балит, кров мая — чёрная». О поведении Буадзе мы доложили командиру полка, но тот только отмахнулся: «Воспитывайте и присматривайте за ним!»
 Воспитание и присмотр закончились дракой. После очередного отказа Буадзе идти на вечернюю прогулку, сержант Мамулин попытался применить к нему силу. В ответ в сержанта полетела табуретка, от которой тот чудом увернулся. Подбежавшие солдаты навешали Буадзе тумаков. После случившегося, командир полка решил всё—таки отправить Буадзе на обследование в военный госпиталь. Там—то врачи обнаружили у этого солдата признаки психического заболевания, и направили его на излечение в знаменитую клинику имени Кащенко. Через несколько месяцев из клиники мы получили сообщение о том, что рядовой Буадзе по состоянию здоровья признан негодным к службе и подлежит увольнению из армии. В связи с этим, его нужно из психиатрической клиники доставить в часть, откуда он и будет демобилизован по болезни. Поскольку Буадзе был моим подчинённым, то миссию по его доставки в часть поручили мне.
 При уточнении маршрута моего следования в клинику имени Кащенко и обратно, похоже, в качестве дополнительного «инструктажа», поведал мне Кирюшин одну любопытную историю. Несколько лет назад в одном из полков у кого—то из офицеров то ли действительно поехала крыша, то ли он просто начал симулировать умственную болезнь, но только решили направить его на обследование в клинику Кащенко. А сопровождающим к нему назначили такого бестолкового офицера, которому не то что больного, а и здорового сопровождать нельзя было поручить. И вот по дороге в клинику этот офицер сбежал от сопровождающего, и в клинику приехал первым. В клинике он сказал, что ему поручено сопровождать одного офицера, что по дороге этот офицер сбежал от него, и что он всё—таки надеется на то, что сбежавший скоро приедет. Описал врачам офицера, который должен приехать. А сам, сославшись на то, что ему срочно нужно в военную комендатуру, чтобы доложить там о случившемся, уехал. И вот спустя некоторое время, до клиники добирается расстроенный горе—сопровождающий, его, конечно, немедленно помещают в клинику. Горе—сопровождающий естественно начинает бурно протестовать, подкрепляя уверенность врачей в свой правоте. Тем временем наш псих—аферист», очень неплохо проведя день в Москве, вечером возвратился в полк. К всеобщему изумлению жителей городка. Понятно, что разобрались что к чему очень быстро. Но горе—сопровождающему в клинике пришлось провести целые сутки, которые, наверняка оставили у него неизгладимые впечатления. Возможно, что вся эта занимательная история только байка, но оказаться на месте горе—сопровождающего мне в любом случае не хотелось бы..
 Утром я отправился в клинику за Буадзе. К сожалению, перед выездом я не уточнил когда он поступил на лечение в госпиталь, когда был потом направлен в клинику Кащенко и т.д. Хотя мог бы сообразить, что Буадзе не просто больной, а психический больной. И вот я прибыл в клинику. У входа в имелся плакатик, на котором были написаны правила посещения пациентов в клинике. Когда я их прочитал, мне стало как—то не по себе. А тут еще история, рассказанная Кирюшиным, сидела в голове. Моего Буадзе в регистратуре долго не могли отыскать по документам. Стало вечереть, и я из—за опасений опоздать на последний автобус в часть из Дмитрова, начал заметно нервничать. Это стало привлекать внимание медперсонала. На меня стали участливо смотреть и успокаивать. Мне вдруг подумалось, а не видят ли врачи во мне своего нового пациента? И неприятный холодок пробежал у меня по спине. С документами наконец—то разобрались, и мне предложили проследовать в палату, в которой находился больной на голову грузин.
 Пока дежурный врач вёл меня в палату, я внимательно присматривался к обстановке в этом специфическом лечебном учреждении — железные решетки на окнах, металлическая сетка на лестничных пролётах, двери без ручек, открывающиеся специальным ключом, глазки в дверях и кнопки звонков. В коридорах стоял шум, какой бывает в школах во время перемены. В небольшом холле дежурный врач попросил меня подождать. В холле кроме меня уже находились хорошо одетая женщина средних лет и молодой парень в больничном халате. Не трудно было догадаться, что это мать с сыном. Они сидели в углу у окна и негромко разговаривали. Я стал невольным свидетелем их разговора, из которого понял, что парень этот, вполне здоровый человек, что болезнь свою он симулирует, и находится в клинике с целью откосить от службы в армии. Похожие случаи были и у нас в училище. Но оказавшись в клинике, этот парень попал под такой психологический прессинг и со стороны врачей и со стороны больных, что реально оказался на грани нервного срыва. Отрешенно уставившись взглядом в пол, парень дрожащим голосом делился с матерью впечатлениями о больничных буднях. А мать со слезами на глазах, в ответ пыталась успокоить его и просила немного потерпеть. Честно говоря, мне стало их жаль. Стоила ли такая игра свеч? Не станет ли пребывание психически здорового парня в клинике первым шагом к настоящим проблемам с психикой?
 Через несколько минут в холл привели моего подопечного Буадзе. Поясной ремень у него украли, потому по Москве ему пришлось идти в шинели а ля Дзержинский. Пару раз из—за этого нас останавливал военный патруль, но узнав, кого я сопровождаю, отпускал нас с миром. В часть своего подопечного доставил я в полной целости и сохранности.

Особый в особом

 Несмотря на то, что все офицеры в полку были и так особого назначения, в полку был офицер еще более особый. Конечно, речь идёт об особом отделе. Думаю, нет нужды рассказывать о тех функциональных обязанностях, которые выполнял в нашем полку уполномоченный КГБ из особого отдела. Моя же цель, немного рассказать о том, что это были за люди, которые про нас знали всё, а мы про них — ничего. Или почти ничего. Когда я прибыл в полк, особистом у нас был некто капитан Обидин. Выражение его лица вполне соответствовало его фамилии. А сам он был весь какой—то неприметный, если не считать знака выпускника МВТУ имени Баумана на его кителе. Кстати, у многих особистов первой Армии были такие знаки. Я даже подумал, что в МВТУ есть соответствующий факультет. Но оказалось, что тамошняя военная кафедра специализируется по вооружению ПВО. Оттуда, после соответствующей подготовки, и попадали к нам кадры, пожелавшие не развивать науку и технику, а охранять ее тайны от врагов. В общем, это было всё равно, что выпускники областного пединститута имени Крупской шли в политработники.
 Обидина в полку все недолюбливали. Даже Погорелов как—то обмолвился, что вместо того, чтобы решать возникшие вопросы сообща, наш уполномоченный только и норовит, как можно быстрей доложить наверх. Первое мое косвенное знакомство с ним состоялось на узкой лесной тропинке, протоптанной через всю позицию батареи. Я шёл по тропинке к домику дежурной смены, когда в районе второго взвода услышал громкий разговор двух мужчин. Один голос принадлежал моему комбату. А вот второй был мне еще неизвестен. Но было понятно одно — мужчины на повышенных тонах о чём-то спорили. Я прошёл еще несколько шагов и увидел самих спорщиков. Одним из них, действительно, был мой комбата, а вторым был неизвестный мне капитан. Последний, увидев меня, осёкся и оборвал разговор на полуслове.
— А вот и мой новый замполит, — представил меня комбат капитану.
— Обидин, офицер особого отдела, — представился мне тот.
Я понял, что моё появление прервало их разговор, который не предназначался для моих ушей. Обидин пошел в сторону ДКП, а мы с Гамрекели — на дежурный взвод. Меня разбирало любопытство: что хотел от моего командира особист. Но комбат ограничился короткой неопределённой репликой относительно воинской дисциплины в батарее. Лишь месяц спустя, когда мы с Гамрекели поближе узнали друг друга, он доверительно рассказал мне о том разговоре с Обидиным на лесной тропинке. Оказалось, что Гамрекели вычислил солдата, который негласно информировал Обидина о состоянии дел в батарее. На такого и не подумаешь — разгильдяй и нарушитель воинской дисциплины. Но комбат всё—таки вычислил его, и фильтровал информацию, которую информатор поставлял Обидину. И сам естественно, принимал меры. Конечно, это не понравилось особисту. Вот он и наехал на комбата.
 Вскоре Обидина от нас убрали. На его место пришёл новый особист — капитан Шоцкий. Преемник Обидина был полной его противоположностью. Симпатичный, с приветливой улыбкой, доброжелательный. Несомненно, он располагал к себе к людей. А через какое—то время мне довелось познакомиться с ним поближе. Однажды вечером в общежитии раздался телефонный звонок.
— Говорит капитан Шоцкий. Позовите к телефону лейтенанта Лебедева.
— Слушаю.
— Мне хотелось бы с вами поговорить об одном деле
— Что—нибудь насчет солдат?
— Нет! Вопрос… личного характера.
— ?
— Мне сказали, что вы увлекаетесь зарубежной музыкой. И что у вас есть большая коллекция магнитофонных записей.
Холод пробежал по моей спине… В те годы, по мнению официальной идеологии, западная рок—музыка имела тлетворное влияние на советскую молодёжь. И мне по роду своей деятельности вменялось в обязанности всячески бороться против её воздействия на сознание солдат. Мне — рокеру и битломану с десятилетним стажем! Выступая однажды на комсомольской конференции корпуса, генерал Михалевич рассказал историю:
— Захожу я как—то в одно из офицерских общежитий. Гляжу, два лейтенанта сидят у магнитофона, а пред ними два километра буржуазной музыки! — Генерал имел в виду формат катушек. Вот и я, разговаривая с особистом, подумал о своём «километраже». В ответ мямлю:
— Да, наверное, музыка, которая у меня есть, вас не заинтересует. Она зарубежная.
— Напротив, говорит Шоцкий — именно такая музыка меня и интересует. Когда бы мы могли встретиться?
Поскольку в ближайшие дни я был свободен, то о встрече договорились на другой день. Шоцкий попросил меня прийти к нему домой, захватив с собой магнитофон и лучшие, на мой взгляд, плёнки. Сутки прошли в томительном ожидании предстоящей встречи. С грустью я смотрел то на стену, где красовался портрет «Битлз», то на «верного друга» — четырёхдорожечный магнитофон «Вегу», то на «километры» вражьей музыки, аккуратно намотанные на магнитофонные катушки. И грустил, предвкушая предстоящий разговор с особистом с далеко идущими последствиями. Товарищи по общежитию единодушно выразили мне своё сочувствие — все знали, что визит к особисту, пусть даже и неофициальный, не сулит ничего хорошего.
 В назначенный час я направился на квартиру к Шоцкому, держа в одной руке магнитофон, а в другой — портфель с магнитофонными записями. Хозяин квартиры встретил меня приветливо. Сказал, что жена в отъезде и в данный момент он временно «холостякует». Обстановка квартиры соответствовала статусу хозяина, как по должности, так и по прохождению службы: Шоцкий прибыл к нам из ГСВГ — Группы советских войск в Германии. Помимо добротной мебели, у него было много всяких занятных сувениров. Видя мою зажатость, хозяин решил разрядить обстановку и предложил мне выпить пива. Я согласился, подумав при этом, что разговору это не помешает.
— А может, что—нибудь покрепче? — оживляется особист.
— Что ж, можно и покрепче, — отвечаю я. А про себя думаю: это он специально так делает, чтобы напоить меня и язык мой развязать. Не выйдет! Выпили по первой. За знакомство.
— Повторим? — предлагает хозяин.
— Можно — киваю я. И почему то, сравниваю себя с героем повести «Судьба человека», солдатом Андреем Соколовым, не спасовавшим перед врагом. Только того враги расстрелять хотели, а меня пока ожидал только допрос человека из органов. Мои мысли видимо были написаны у меня на лице. Потому что Шоцкий улыбнулся и по— доброму сказал:
— У меня есть тётя, которая в ближайшее время уезжает в командировку в Англию. Есть возможность привезти оттуда самые модные пластинки с рок—музыкой. Я ей увлекаюсь со школы. Собрал хорошую коллекцию, когда служил в Германии. А вот в последнее время из—за большого объема работы отстал от новинок. Вот и пригласил тебя, чтобы ты меня просветил рок—новостями. А я бы тётушке своей заказ сделал. Поможешь?
Я не поверил своим ушам! И ОНИ тоже увлекаются ЭТИМ?! Теперь во мне боролись два чувства. Одно — недоверие. Мол, выспрашивает, и зубы заговаривает, а сам потом доложит в политотдел о моём «пагубном» увлечении. И полетит моя карьера ко всем чертям! Другое — уверенность в себе. А что здесь такого? Ведь рок — это музыка молодёжи во всём мире. Включая и СССР. Какой же я воспитатель, если не знаю того, чем увлекается молодежь? Не понимают этого только старпёры. Пусть даже и на высоких чинах. Алкоголь придал мне уверенности и укрепил в правильности второго мнения. И тогда я приступил к изложению своих рок—знаний, подкрепляя их техническими средствами рок—пропаганды. В паузах мы продолжали пить водку, провозглашая новые тосты. Естественно, и за неё, за рок—музыку .
 В общежитие я пришел далеко за полночь. В моей комнате сидели холостяки.
— Ну как??? — разом воскликнули они, глядя на человека, пришедшего ОТТУДА и еле стоящего на ногах.
— В—о—о! — пробормотал я, подняв вверх большой палец и… рухнул на пороге комнаты.
Мы сдружились с Шоцким. Я не хочу сказать, что он был свой в доску. Но делал он «своё» дело, не занимаясь посторонними вещами. Например, если в последнем по расписанию автобусе видел офицеров—холостяков, возвращавшихся из ресторана, или же девчат в общежитии, то не бежал, как его предшественник, с докладом к командиру полка. А если у меня в батарее назревало происшествие, то помогал нам упреждать его.

Строим дом

 С жильем в полку была напряженка. Строили военные городки в 50—годы. Жилые дома строили по разному, от кирпичных домов до финских домиков, — деревянных сборно—щитовых «избушек», рассчитанные на временное жилье. Но ведь известно, что нет ничего более постоянного, чем что—то временное. Так с финскими домиками и случилось. Прошло уже четверть века. По стране вовсю шагал развитой социализм, а жители подмосковных военных городков продолжали мечтать о ванной, о центральном отоплении и тёплом санузле. Самой популярной темой разговоров семейных офицеров была тема водяных котлов. Средства на строительство жилья в 1—й Армии в основном отпускались в больших военных городках. А в полках надеяться было не на что. В дни инспекторской проверки министра обороны два важных генерала из комиссии, прохаживаясь по нашему военному городку, до глубины души удивлялись отсталому быту. Столичным генералам было в диковинку видеть ретро—городок образца 50—х годов, как будто время здесь остановилось двадцать лет назад. Генералов обступили женщины и стали жаловаться на условия жизни. Чтобы их успокоить, генералы сказали: «Скоро у вас тут все будет!». В ответ острые на язык бабы воскликнули: «Будет! Когда нас тут уже не будет!» И тем не менее, жилищную проблему как—то нужно было решать. Вскоре было принято решение о строительстве хозяйственным способом небольших 8—и квартирных домов. Для начала — по одному дому в каждом полку. Конечно, это не снимало проблему, но у людей появлялась надежда на улучшение жилищных условий.
 Как только добро было получено, строительство дома в нашей части было объявлено ударной стройкой. Из солдат, имевших строительные профессии и увольняющихся осенью, сколотили рабочую бригаду. Определили место для будущего дома — напротив командирских апартаментов. Провели необходимые замеры и приступили к заготовке стройматериалов, из которых главным был кирпич. Командование части заключило договор с яхромским кирпичным заводом. По договору кирпич мы должны были заработать. Из солдат стали скомплектовать бригады численностью по двадцать человек, которые выезжали на завод и трудились там целый день. Обед им доставляли из полка по месту работы. Я тоже несколько раз выезжал на завод, выполняя роль старшего. Ехать до завода около часа. Производство кирпича находилось на знаменитых Пермиловских высотах. Тех самых, на которых зимой 1941 года насмерть стояли наши войска, отбивая атаки фашистов. В память о тех боях, на одной из высот был воздвигнут величественный монумент. Солдат с автоматом в руке, бросается навстречу врагу. Раньше, у подножия обелиска молодые солдаты местных воинских частей принимали Военную присягу. Но однажды здесь произошел трагический случай. Автомашина с людьми, поднимавшаяся вверх по склону, перевернулась, и несколько молодых солдат из школы служебного собаководства «Звезда» при этом погибли. После этого выезды солдат на высоты прекратили. Впрочем, в год 30—летия Победы, часть наших новобранцев приезжала сюда, чтобы принять участие в съемках телепрограммы «Москва и москвичи».
 Кирпичный завод представлял собой комплекс сооружений, напоминавших скорее острог, в котором томились декабристы, чем предприятие. Приземистые, потемневшие бараки среди глиняных холмов, окруженные деревянными вышками с разбитыми и ржавыми прожекторами. Когда—то завод хотели реконструировать. И даже начали возводить добротные 3—х этажные корпуса. Когда строительство новых корпусов уже началось, стало понятно, что прокладывать на высоты коммуникации по экономическим соображениям совершенно невыгодно. И строительство корпусов заморозили, а деньги были выброшены на ветер. Напоминанием об этой «авантюре» были стены недостроенных корпусов с пустыми глазницами окон, сквозь которые уже прорастали молодые березки чертополох. Но старое, кустарное производство на заводе осталось, продолжая обеспечивать район кирпичом. Наши солдаты—рабочие занимались складированием заготовок кирпичей для сушки. За несколько тысяч сложенных заготовок нам полагалась сотня уже готовых кирпичей. Работа спорилась, и ехали солдаты сюда с удовольствием.
 В это же время в городке стройкоманда из старослужащих уложила фундамент и приступила к возведению стен будущего дома. Строители работали хорошо, не считаясь со своим личным временем. У них был весомый стимул — командир полка подполковник Сачавский клятвенно обещал им, что как только будут возведены стены дома до крыши, вся стройкоманда будет уволена в запас и разъедется по домам. Дом рос буквально на глазах. Последний кирпич был уложен в стены дома в начале октября. Но когда стройкоманда собралась увольняться, то не тут—то было! Сачавский рассчитывал, что стройкоманда справятся с заданием лишь к середине ноября. Увольнять ребят в октябре ему совершенно не хотелось, несмотря на все свои обещания. Мол, рановато будет. Можно еще и крышу покрыть. Но дембеля наотрез отказались больше работать. Тогда «работодатель в погонах» уговоры сменил на угрозы, и пообещал уволить «отказников» в новогоднюю ночь. Однако стройкоманда осталась непреклонной. Чтобы вызвать «общественную поддержку», Сачавский поставил «бунтарей» перед строем полка на плацу. Как только он их не обзывал! Какие только ярлыки им не приклеивал! Ничего не помогло! «Бунтари» молчаливые и спокойные. Обманутые, но не сломленные. И только мокрый ноябрьский снег хлопьями падал на их потрепанные рабочие бушлаты…
 Уволили стройкоманду в самую последнюю очередь, после пьяниц и самовольщиков. А дом еще долго достраивали, поскольку веры командиру полка больше не было, новая стройкоманда работала совершенно не напрягаясь. Через пару лет в московском автобусе ко мне обратился незнакомый здоровенный бородач в лисьей шапке: «Вы меня не узнаете?» Напрягаю память, и узнаю в бородаче бывшего бригадира стройкоманды. Разговорились. Парень рассказал мне, что теперь он работает на стройке в Москве. Жизнью доволен. А напоследок сказал: «Так и не удалось нас тогда переломить. А веру в слово офицера мы потеряли…» Крыть мне было нечем.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:18. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

Торжество демократии

 Выборы в законодательные и исполнительные органы Советской власти в СССР почему—то называли торжеством демократии. Выборы проходили по воскресным дням, и эти дни в общем—то ничем не отличались от обычного выходного, а вот хлопот они доставляли, не меньше, чем было в какой—нибудь государственный праздник. Сам процесс голосования за представителей единого блока коммунистов и беспартийных по существу был чистой формальностью, правда, с соблюдением принятых ритуалов. С этим никаких проблем не было. А вот любое нарушение дисциплины в день выборов рассматривалось, как настоящая политическая провокация. Поэтому все замполиты в день выборов должны быть начеку и смотреть в оба глаза. Я так и поступал, пока волею случая сам не оказался «провокатором». Обычно в день выборов меня назначали ответственным по батарее. Но в тот злополучный воскресный день выборов лета 1977 года я должен был заступать на дежурство по ОП. Потому ответственным за «торжество демократии» в этот день был не я, а мой комбат. Накануне, в субботу вечером, я уехал в Дмитров к Сергею Астраханову. Засиделись у него допоздна и я остался ночевать у него на Большевистской. Естественно, что ни о каком сне разговора не было. Рано утром, приехав в полк с первым автобусом, я быстро забежал в клуб, и отдал свой голос за какого—то представителя блока коммунистов и беспартийных . До моего заступления на дежурство оставалась ещё уйма времени. Как назло, в этот же день у моего соседа по комнате Витьки Карева был день рождения. И он наприглашал народа отметить это событие на родительскую дачу в Хлебниково. Все холостяки отнеслись к предложению отметить Витькин день рождения на даче очень положительно, и прихватив с собой подруг, отправились в Хлебниково. Карев встретил нас на ещё платформе и повел на родительскую дачу. Путь к даче оказался извилистым и долгим. Наконец—то, добрались до места, и не мешкая уселись за праздничный стол. Немного погодя, начались танцы под зажигательную музыку голландской группы «Тич—Инн». Хоть меня неоднократно предупреждали, я всё же умудрился основательно захмелеть, наверное, сказалась бессонная ночь накануне. Словом, я задремал…
 Разбудил меня отец Витьки Карева, который беспокоился обо мне больше, чем я сам. На даче никого не было. «Все пошли купаться на канал» — сказал Витькин отец. Пора было отправляться домой, и я, попрощавшись, двинулся к железнодорожной станции. Как я упоминал раньше, дорога к даче Витькиных родителей была длинна и извилиста, дойти до неё даже на трезвую голову было сложно. Потому добраться теперь от дачи до станции, да ещё не совсем трезвому, было для меня не менее сложно. Я шел по бесконечному лабиринту между заборов. Помню, что отдыхал у огромной автоцистерны с надписью: «Для вермута», а потом двинулся дальше, поскольку солнце почти склонилось к закату. В Орудьево приехал уже протрезвевшим, и тут с ужасом понял, что я опоздал на дежурство. Шел уже седьмой час вечера. Увидев на шоссе какого—то парня на трофейном мотоцикле БМВ, упросил его подбросить меня до военного городка. Наскоро в общежитии переоделся в форму, и через лес рванул к дивизиону. Принял смену у рассерженного моим опозданием капитана Сорокина. Он же поведал мне о том, что этот день выборов в полку не обошёлся без нарушений воинской дисциплины. Была и пьянка в РТЦН, и самоволка в хозяйственном взводе, и даже драка деревенских парней с мужем—офицером продавщицы местного сельмага за возможность купить водку в день торжества демократии. Подполковник Любинецкий, который был ответственным в этот день, вместе с дежурными офицерами только успевал принимать меры к нарушителям дисциплины. А тут еще ко всему прочему, и один из дежурных умудрился опоздать на дежурство. В общем, торжество демократии было в этот день в полном разгуле. В связи с этим, свой выговор я получил вполне заслуженно.

Дела семейные—2

 Имея в виду наличие у меня богатого опыта в улаживании семейных проблем среди моих подчинённых, у рядового Соловьёва в частности, начальство решило теперь применить мой опыт уже не в батарейном, а в дивизионном масштабе. Причём предстояло заниматься семейными проблемами не личного состава, а среди офицеров.
 В своё время прибыл в наш полк молодой лейтенант Владимир Брызгалов. Был он местным, из Талдома. Определили его в группу технического обслуживания (ГТО). Не прослужив в части и года, Брызгалов стал семейным офицером — женился на своей землячке. Другие могли об этом пока только мечтать! Но вот проблема — жену Брызгалова стала тяготить жизнь в военном городке, и та уехала к матери в Талдом. Теперь в выходные дни Брызгалов был вынужден тоже ездить в Талдом. Возвращался он обратно хмурый и прикладывался к бутылке. Рассказывал, что жена с тёщей уговаривают его уволиться из армии. А однажды Брызгалов уехав в Талдом и обратно не вернулся. Дивизионное начальство приказало командиру ГТО капитану Буракову послать кого—то в Талдом, чтобы на месте разобраться в сложившейся обстановке. Но Бураков, сославшись на нехватку людей, попросил у дивизионного начальства помощи. Начальство пошло Буракову навстречу, и выбор пал на меня.
 В ближайшее же воскресенье, вместо отдыха после тяжёлой трудовой недели, я вынужден был отправился в Талдом. Проехал на электричке одну остановку, сошёл на станции Вербилки, где железная дорога расходилась в разные стороны. Налево — дорога на Дубну, направо — дорога в город Кимры, на станцию Савёлово, в Тверской области. В Дубне и Кимрах я уже успел побывать, а Талдом был для меня пока терра инкогнито. На Талдом ходила не электричка, а пригородный поезд с тепловозом во главе. Тянул состав тепловоз крайне медленно, во всяком случае, мне так показалось.
 Талдом — маленький провинциальный городок, название которого с монголо—татарского переводится как «остановимся здесь». Говорят, в этих местах по приказу хана Батыя монголо—татарское войско сделал последнюю остановку перед тем, как выйти к Москве. Таких городков, как Талдом, в России великое множество. Градообразующее предприятие, как и в других таких же городах, — завод. А перед заводом — огромная асфальтовая площадь, которая и центр города, и центр местной цивилизации. Исправным на площади был только один фонарь, скрипевший на ветру. На освещённом этим фонарём пятачке, по вечерам маялась от безделья местная молодежь.
 Дом тёщи Брызгалова я нашел быстро, её бревенчатая изба находилась неподалеку от полузаброшенного железнодорожного переезда. Видимо, по этой железнодорожной ветке доставляли сырьё на завод. Мне повезло, поскольку сам Брызгалов в это время тоже был у тёщи на блинах, правда, уже подвыпивший. С ним была и его молодая жена, а кроме того, её младшая сестра, довольно симпатичная девушка, которая мне сразу приглянулась. Передав присутствующим армейский привет от дивизионного начальства, я предложил Брызгалову собираться в дорогу. Но он наотрез отказался это делать. Сказал, что решил уволиться из армии по разгильдяйству. К нашему разговору немедленно подключились все женщины, и стали рассказывать мне о преимуществах гражданской жизни и работы на местном заводе. Поскольку из—за «разгильдяя» Брызгалова у меня пропадали выходные, и это обстоятельство очень злило меня, я сразу открыл дискуссию, приводя встречные аргументы в подтверждение того, что офицерам «на Руси жить хорошо», не забыв при этом и про воинский долг. Но все приведённые мной аргументы ни к чему не привели — Брызгалов упёрся, как осёл.
Поскольку день к этому времени уже перевалил на вторую половину, я решил, что пора возвращаться. И тут выясняется, что поезд проходит через Талдом только несколько раз. И что с учетом пересадки в Вербилках, я уже опоздал на последнюю электричку. Я очень расстроился по этому поводу. Но младшая сестра брызгаловской жены, объявила, что берёт меня под свою опеку, и что будет развлекать меня весь вечер, а утром проводит в обратный путь. Это предложение симпатичной девчонки, конечно, в корне меняло дело.
 Мы пошлись по вечернему Талдому, побывали у одинокого фонаря на площади и постояли на освещённом им пятачке. Вечер был безветренным, потому фонарь по своему обыкновению не скрипел. На пятачке тусовались подвыпившие парни и девчонки, курили, рассказывали анекдоты и тосковали по танцам. Тусовке меня представили, как Володькиного сослуживца. Ночевал я в доме младшей сестры. Утром Брызгалов опять отказался ехать в полк, но пообещал вернуться в понедельник. Честно говоря, мне уже было всё равно.
 Пригородный поезд пассажирами был забит до отказа. Пришлось стоять в тамбуре, прислонившись спиной к стенке, и в таком положении спать, поскольку ночь накануне прошла без сна. Стоявшие напротив меня девчушки всю дорогу посмеивались над моим видом. А что я мог сделать? Лейтенант Брызгалов вернулся в полк, как и обещал, в понедельник. Что с ним было потом, не знаю, поскольку осенью меня перевели в другую часть. Дальнейшая судьба лейтенанта Брызгалова мне также неизвестна.

Всё очень просто

 Я уже упоминал о своих доморощенных художниках. Эти ребята помогали мне не только оформлять стенды с наглядной агитацией, но также помогали устанавливать отношения между офицерами и солдатами. То есть были мне хорошими помощниками в очень нужном деле. Думаю, знания и опыт, полученные в армии ребятами, нашли потом свое применение и в гражданской жизни. А профессиональные навыки одного из таких художников, сержанта Гарри Биатова из ГТО, нашли достойное применение ещё в армии. Его рекомендовали для оформления наглядной агитации не где нибудь, а в военном санатории Московского округа ПВО в Сухуми! Сержант остался очень доволен своей командировкой, продолжавшейся весь курортный сезон. Я тоже порадовался за него.
 Из всех комсомольских активистов взводного звена наиболее заметным был редактор боевого листка. Боевой листок — это своеобразная форма малой стенной печати. Обычно для этой работы подбирают грамотных солдат с разборчивым почерком. Правда, найти такого солдата в подразделении, в котором в основном призывники из азиатских и кавказских республик, достаточно сложно. Однажды мой выбор пал рядового Михаила Козырева, призванного из Москвы. Он долго не соглашался быть редактором Боевого листка, но я всё же уговорил его, но с условием, что в каждом выпуске листка он будет несколько положительных слов говорить о себе самом. После этого, Боевые листки выходили во взводе еженедельно, заметки в них были посвящены разным событиям, но все выпуски заканчивались словами: «…в этом отличился наряду со всеми и рядовой Михаил Козырев».
Хотя на бланке каждого Боевого листка стояла типографская надпись «Из части не выносить», Козырев хранил каждый выпуск: «Вот уволюсь из армии и буду дома показывать, как я служил». Замполит полка и другие замполиты, заходя к нам в казарму, читали эти Боевые листки, и об авторе заметок у всех складывалось положительное мнение. А когда узнали, что у Козырева есть еще и диплом киномеханика, то его судьба была предрешена: его перевели в клуб полка показывать кинофильмы. И жизнь у Козырева круто поменялась в лучшую сторону. Теперь он ходил по полку с весьма важным видом. Но мы с ним остались очень хорошими друзьями. Я часто заходил в клуб, мы слушали импортные пластинки и говорили за жизнь. А ведь все начиналось с обычного Боевого листка.

Однофамильцы

 Долгое время считалось, что Иванов — это самая распространенная фамилия в России. Но сейчас первенство прочно удерживает фамилия Лебедев. Правда, в те времена, о которых я пишу, в нашем полку людей с фамилией Лебедев тоже было больше всех. Только в нашем дивизионе у меня было двое однофамильцев. О солдате моей батареи, рядовом Лебедева, я не буду рассказывать, а вот об офицерах—однофамильцах немного расскажу.
 Командир взвода второй батареи капитан Николай Лебедев был неплохим офицером. Мне нравился этот спокойный, рассудительный и немногословный, понимающий юмор, офицер. С ним всегда можно было поговорить на разные темы. К сожалению, среднее военное образование не позволяло ему подняться по должности, хотя должность командира взвода он давно уже перерос. Говорят, что через некоторое время после моего убытия из полка, Николая всё же выдвинули на должность заместителя командира дивизиона по вооружению.
 Другим однофамильцем был подполковник Леонид Лебедев, командир «малого» дивизиона С—125. Он сменил на этой должности Сачавского, ставшего начальником штаба полка. Этот Лебедев был отчаянным парнем. «Я — Лёнька Лебедев, комдив…» — так он обычно представлялся в мужской компании. Как и все выпускники Минского училища, он умел хорошо играть в преферанс и в другие карточные игры. Пока к нему не приехала жена, Лебедев частенько захаживал в наше общежитие, чтобы расписать пульку. Любил Лебедев также и хорошо выпить. Узнал я об этом, когда оказался по долгу службы в вагоне «малого» дивизиона по пути на полигон во время инспекции Министра обороны. Командир полка подполковник Сачавский очень ревностно относился к своему преемнику, поскольку очень опасался, что высоты, занятые дивизионом при его командовании, преемником будут сданы. Но опасения Сачавского были напрасными. На полигоне «малый» успешно справился с поставленной задачей. Вот, такие мы — Лебедевы!

Сентиментальные наблюдения

 Служба была монотонной, работа —однообразной, но при всём том, были причины и для удивления. Я имею в виду разную живность, в изобилии водившуюся в нашем лесу особого назначения. Начну с «крупного рогатого скота». Нет—нет, да и забредали к нам на позицию лоси. На другом конце нашей позиции имелись ворота, через которые мы следовали на полковое стрельбище. Место там было глухое, потому ворота закрывались не на замок, а с помощью какой— нибудь сучка. Лосю пройти через такие ворота не составляло никакого труда, он заходил на позицию и бродил по лесу. Но когда ему встречались люди, то лось пугался и лихорадочно искать выход с территории. При этом он ходил вдоль ограждения из колючей проволоки, и пытался проверить ограждение на прочность, оставляя на порванной проволоке клочья своей шерсти. Нам было жаль и животное, и ограждение, которому после этого требовался ремонт. Мы старались прогнать лося в ту сторону, с какой он зашёл на позицию.
 Несколько раз довелось видеть лис. Первый раз зимой, когда на позицию забежала рыжая красавица, подстреленная охотником и преследуемая собакой. Я попытался поймать лису, и побежал ей наперерез, но та, несмотря на рану, оказалась проворнее меня, и выбежала за ограждение. А спустя полгода, другая лисица, а может быть та же самая, поселилась за дорогой, огибающей пятый взвод. Там был песчаный холм, скрытый кустарником. Командир взвода Усов привёл меня к норе, вокруг которой валялось множество куриных перьев. Это были остатки от добычи, которую лиса таскала с ближайшей колхозной птицефермы. Как мы не пытались подкараулить лису у норы, ничего не получалось. Некоторое время спустя Усов сообщил мне, что у лисы появилось потомство, и теперь она выгуливает лисят возле норы. Увидеть такое зрелище было очень заманчиво. Потому мы сели на велосипеды и поехали к норе. Дорога за территорией пятого взвода шла под уклон. Мы разогнались, отпустив педали и с ветерком катились по инерции. Вдруг прямо перед нами на дороге увидали рыжую красавицу с маленькими лисятами! Увидев нас, они испугались нас и бросились врассыпную. Причем, лисица кинулась вправо от дороги, в сторону норы, а лисята — влево. Мы резко остановились, и стали наблюдать. Лиса, отчаянно тявкая, подаёт лисятам сигнал, те бегают стайкой в кустах, но и через дорогу не идут, и далеко от дороги не уходят. Мы не стали дальше беспокоить животными и быстро отъехали на некоторое расстояние, лисята благополучно перебежали через дорогу к тявкающей лисе.
 Я уже упоминал об охоте на зайцев. Хоть и сам стал членом общества военных охотников, в отделении которого комбат ходил в председателя, зайцев не стрелял. Правда, ногой чуть не задел одного. Дело было осенью. Наша батарея сдавала нормативы по бегу на 3 километра. Бегали по окружной дороге. Чтобы солдаты не срезали через лес дистанцию, в самой дальней точке трассы был поставлен наблюдатель, который и отмечал бегущих. Наблюдателем этим был я. Я стоял на дороге и прислушивался к шуму осеннего леса. Падали листья и вот—вот, должен был пойти дождь. Моё внимание привлёк лист старой пожелтевшей газеты, который ветер выдул из молодого сосняка. «Интересно, как называется газета» — машинально подумал. И напряг зрение, чтобы прочесть название. Присмотрелся, и оторопел, никакая это была не газета, а самый настоящий заяц—русак, ещё не сменивший свою шкурку на белую. Я замер, и стоял на дороге не шевелясь. К счастью, ветер дул в мою сторону, и заяц и не почувствовал моего запаха. Потому направился прямо ко мне, и остановился на расстоянии трёх шагов от меня. Я стою и соображаю, что мне теперь делать. А заяц, став в стойку, стал принюхиваться и прислушиваться. Послышался топот сапог бегущих солдат. И заяц не стал испытывать судьбу, одним прыжком скрылся в лесу и был таков.
 Водились в нашем лесу, конечно, и змеи. Но каких—либо хлопот он нам не доставляли. Однажды летом в обеденный перерыв, я шел по дороге второго взвода в городок, и рассеяно смотрел по сторонам. Машинально взглянул на дорогу впереди себя и увидел на ней какой—то предмет, напоминавший резиновый шланг, свёрнутый кольцами. «Вот , — думаю, — какие же наши солдаты неряхи, бросили посреди дороги военное имущество, и хоть бы хны!» Решил подобрать шланг и отнести к ближайшей пусковой . Сделал еще несколько шагов и замер, поскольку «шланг» зашевелился, и над ним приподнялась голова змеи. И не безобидного ужа, а самой настоящей взрослой гадюки песочного цвета. Но я не испугался, а напротив, загорелся идеей побыть немного в роли змеелова. И попытался найти поблизости какую—нибудь палку. Но кроме рукоятки ручного подъема, на пусковой ничего не было. Змея забеспокоилась, и поползла к заболоченной обочине дороги, а там благополучно скрылась. Больше мы с ней не встречались.
 Самой распространённой живностью в лесу, конечно, были птицы, норовившие с вить свои гнёзда на нашей боевой технике. Вот взвод находится на боевом дежурстве, и целую неделю на своей позиции не появляется. Этого времени птицам было достаточно, чтобы под брезентом на пусковом столе, свить гнездо. Да в него — снести яички. Что в таком случае делать? И технику надо обслуживать, и тварь Божью обижать не хочется. Поэтому солдаты переносили такие гнёзда в безопасные места. Однажды «экстремальная» трясогузка облюбовала для своего гнезда учебную ракету на полуприцепе. Эту ракету не устанавливали на пусковой стол, использовали только для стыковки полуприцепа с тягачом и заезда на подъемник. Тем не менее, содержать ракету нужно было в чистоте и порядке. Обнаружив гнездо, солдаты четвертого взвода, в том числе и сам командир взвода, старались тайно сохранить гнездо, в котором уже вывелись маленькие птенчики. Вдруг зампотех Кирюшин приказывает командиру взвода Андрюшину перевезти ракету к нему во взвод. Кирюшин сел в машину с водителем, и машина медленно поехала. А за ней полетела трясогузка. Через день ракету по приказу Кирюшина опять перевезли в другой взвод. И опять непонимающей птичке пришлось перелететь на новое место. Так она и перелетала с места на место, пока не поставила своих птенцов на крыло.
 Весной начинали проявлять активность и мыши. Как—то утром отдыхаю на кровати в дежурке ГТО в положенное для этого время. Когда лежишь в шинели в во всей амуниции, то удобней всего лежать на спине. Сон в таком положении, конечно, чуткий, но когда за ночь хорошо намаешься, то и такой сходит за счастье. Сплю я таким образом, и снится мне слон, который наступает на меня своей ножищей. Я просыпаюсь, открываю глаза, и вижу, что на мне верхом устроился не слон, а маленький мышонок, размером с грецкий орех, усердно пытающийся продегустировать мой кожаный ремень—портупею. Я вскочил, а «слон» соскочил с меня на пол и рванул под кровать, скрывшись в маленькой щели рядом с плинтусом. Весь сон у меня пропал, потому пошёл посмотреть, как несёт службу дневальный по ГТО. Выглянул в дверь, я увидел, что тот спит себе сидя на табуретке. И у дневального на сапоге сидит еще один «слон», который явно пытается продегустировать на этот раз начищенный гуталином сапог дневального.
 Такие вот сентиментальные наблюдения военного «натуралиста».

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:19. Заголовок: А.С. Лебедев. В лесу особого назначения. Записки лейтенанта

А.С. Лебедев

В лесу особого назначения

Записки лейтенанта

На всю оставшуюся жизнь

 Летом 1977 года в Московском округе ПВО было принято решение создать экспериментальную учебную зенитную ракетную бригаду, которая бы, вобрав в себя всё положительное из опыта существующих сержантских школ, с учётом современных требований готовила бы младших командиров, сержантов—специалистов для войск ЗРВ ПВО. Создаваемому вновь формированию требовались подготовленные кадры. Основу кадрового состава учебной бригады составили офицеры из двух сержантских школ: Загорской по РТЦН системы С—25 и Ново—Петровской по системе С—125). А чтобы имелась непосредственная связь с жизнью войск, нескольких офицеров в учебную бригаду направили и из боевых частей. Направили в том числе и меня.
 Каким—то повышением по службе новое назначение не являлось, поскольку я назначался на равнозначную должность. Но служить в учебной бригаде, которая будет готовить сержантов—специалистов для частей ПВО, включая все радиотехнические центры 1—й Армии, было и почётно и интересно. Накануне октябрьских праздников, 3 ноября , я был вызван в штаб Московского округа ПВО, где прошёл утверждение на должность и, одновременно (!) получил звание «старший лейтенант». И всё это произошло помимо воли и желания командира полка Сачавского. Поскольку я находился у него в немилости, то получить очередное воинское звание «старший лейтенант» в ближайшие полгода я не рассчитывал. Но получилось всё совсем по—другому. Когда прибыл в округ на собеседование, то тамошний кадровик очень заинтересовался отсутствием на моих погонах третьей звёздочки. Я объяснил ему сложившуюся ситуацию. Кадровик решил выйти на командира. Но Сачавского в полку не оказалось. И он обратился к Любинецкому. И тот, правильно оценив ситуацию, сам занялся оформлением моего представления на звание. Ведь в том, что наш полк после инспекторской проверки Министра обороны хвалили, была частица и моего труда. Утро 7 ноября я встретил на дежурстве. На ДКП зазвонил телефон.
— Дежурный по дивизиону лейтенант Лебедев слушает!
— Не лейтенант, а старший лейтенант! — с ехидной интонацией произнёс Сачавский. И добавил, — Ну, Лебедев, обскакал ты меня! Ну, да ладно. Надеюсь, эта новость не станет для тебя предпосылкой для обильного возлияния в общежитии.
 Моим преемником в батарее стал наш «комсомолец» Валера Кушнарёв. Человек он надёжный. Тем более что раньше служил в нашей батарее взводным вместе с комбатом Гамрекели. Спустя почти десять лет, уже в звании майоров, мы встретимся с ним на сборах в округе, и будем вспоминать и нашу совместную службу, и наших общих знакомых.
 А тогда в полку снова была суматоха, связанная с очередным смотром—конкурсом на право завоевать всё тоже Красное знамя. Как и в прежние годы, полк наводнили «помощники» всех мастей. Один из них, в чине майора сидел в строевой части за начальника и подчищал какие—то бумаги. А мне как раз нужно было оформить предписание для отъезда к новому месту службы. Я терпеливо ждал, когда он соизволит обратить на меня внимание. Но тот посчитал, что его бумаги важнее человека.
— Когда здесь прекратиться бардак? — раздраженно спросил я «бумажную душу».
— Да как вы смеете так говорить про полк, который считается лучшим в армии и вот—вот получит Красное знамя! — строго отчитал меня майор.
— А вы—то тут при чём? — парировал я.
Майор хотел сказать мне в ответ ещё какую—то колкость, но в это время в строевую заглянул замполит полка, завершивший начавшуюся перебранку:
— В успехах коллектива части есть заслуга и этого офицера!
 Мне предстояло отбыть из полка, в котором я прослужил немного более трёх лет. За это время было, конечно, всё, но хорошего — намного больше. И даже то, что казалось тогда плохим, спустя годы, таковым больше уже не казалось. Ведь со временем становишься и терпимее и мудрее. Но здесь, в 644 полку особого назначения, у меня многое, и хорошее и плохое, было впервые, а все, что происходит впервые — запоминается на всю оставшуюся жизнь…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин