Отправлено: 17.07.13 18:34. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

 Отправлено: 17.07.13 18:37. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Слезайте, граждане,
Приехали. Конец.
Горелово, Горелово…
(Из курсантской песни)

Мечта сбылась!

 В начале июля 1970 года на платформе «Горелово» гатчинского направления Октябрьской железной дороги царило необычное оживление. Сотни молодых парней с сумками и чемоданами выходили из электричек, прибывавших из Ленинграда, и шли от платформы по асфальтовой дорожке к некоему «объекту», огороженному серым бетонным забором. Этим «объектом» был военный ВУЗ — Ленинградское высшее военно—политическое училище противовоздушной обороны. Училище существовало уже три года и нынешний год, четвертый, замыкал учебный цикл, делая тем самым училище полноценным. Среди абитуриентов, горевших желанием стать офицерами, было и четверо парней из подмосковного города Балашихи. Точнее, из военного гарнизона «Северный». Среди четверки был и автор этих строк.
 Всех прибывающих размещали в большом палаточном лагере, развёрнутом на пустыре, напротив железнодорожной платформы. Распределили по взводам и назначили сержантов из числа абитуриентов, которые прибыли из воинских частей еще месяц назад, сдали экзамены и ждали решения мандатной комиссии, которая должна была состояться после сдачи экзаменов гражданскими абитуриентами.
 Ознакомившись с расписанием вступительных экзаменов, я пришел к выводу, что обстановка вполне благоприятная. Первым экзаменом было сочинение, следующим — история СССР. Завершались вступительные экзамены нелюбимой всеми фибрами моей души математикой.
 Хочу пояснить, что по своей сущности я «гуманитарий», а не «технарь». И математика для меня в школе всегда была камнем преткновения. И тогда, когда мои детские мечты о профессиях летчика или моряка растаяли под напором формул, теорем и уравнений, и сейчас, перед вступительными экзаменами в военное училище. Хотя таких «гуманитариев», как я, здесь было хоть пруд пруди.
 Началась подготовка к экзаменам. Ещё зимой одноклассник моей сестры, ныне третьекурсник училища, сержант Стас Архипов посоветовал мне подготовить черновик сочинения на свободную, но актуальную, тему «Почему я решил стать офицером—политработником». Она предлагалась на экзаменах два года подряд, и вполне возможно, что эту тему могут предложить и на этот раз. Так и произошло. Исписав полтора листа убористым почерком, я сдал свой труд, и получил за него оценку «отлично». Это был неплохой старт, который вдохновил меня перед последующими испытаниями.
 Следующим экзаменом была история СССР. Не довольствуясь отведённым нам временем для самоподготовки, мы с однокашником Витькой Красножёновым просидели всю ночь в старом одноэтажном учебном корпусе и при свете тусклой лампочки зубрили, зубрили, зубрили… Результат не замедлил сказаться. Бодро ответив на вопросы билета про Сталинградскую битву и трудовой энтузиазм советского народа в год столетия Ленина, я удостоился ещё одной отличной оценки. Оставался последний рубеж — математика.
 Между тем, ряды абитуриентов заметно редели, математический «сенокос» выкашивал из наших рядов всё новые «жертвы». В училище появились «покупатели». Так называли вербовщиков из средних военных училищ, где был недобор поступающих. Приехали и «покупатели» из Даугавпилсского авиационно—технического училища имени Яна Фабрициуса (ДАТУ), куда мне предлагала поступать родня по отцовской линии. «Покупатели» настойчиво агитировали абитуриентов, заваливших экзамены, обещали «записать» в училище без дополнительных испытаний. Кто—то соглашался, кто—то — нет.
 В перерыве между экзаменами мы сдали зачет по физической подготовке и прошли медицинскую комиссию. Поскольку, за год до поступления у меня обнаружилась начальная стадия близорукости, я опасался, что этот дефект может стать серьезным препятствием на пути к учёбе. Однако, среди абитуриентов было полно «очкариков». А иные носили на носу такие «бинокли», что вызывали нескрываемое удивление. Выученная мною наизусть третья строчка снизу таблицы, используемой в офтальмологической практике, на медкомиссии не пригодилось, но в памяти осталась на всю жизнь. Вот, эти семь нужных букв:
Н К И Б М Ш Ы Б
 Наступил последний и решающий экзамен — устная математика. В моём экзаменационном билете три вопроса: теорема по геометрии, арифметическая прогрессия и пример по тригонометрии.
Теорему я доказал, прогрессию — разложил, а вот с тригонометрическим примером засел капитально. И так я его и сяк, а решить пример не могу. Экзаменатор в майорском звании, устав ждать от меня правильного решения, отложил в сторону мою измятую «рукопись», и негромко завёл разговор по душам. Откуда я родом, где живу, кем был отец. А потом задал риторический вопрос:
— Ты твёрдо решил стать офицером?
Я утвердительно так тряхнул головой, что майор отпустил меня с миром.
 Результаты каждого экзамена объявляли на построении. Я был уверен в «тройке», которая давала мне надежды на проходные 13 баллов конкурса. Объявили результаты. И каково же было моё удивление, когда я услышал, что получил по математике хорошую оценку! Спасибо тебе, майор!
 В выходные дни перед мандатной комиссией нас отпустили в Ленинград. Я прямиком направился к двоюродному брату, жившему в Ленинграде, и от него взволнованно сообщил по телефону домой «благие вести».
 Мандатная комиссия по существу была чистой формальностью. В основном от неё зависела судьба тех, у кого колебалась конкурсная «чаша весов». На заседание комиссии я пришёл с комсомольским значком на свитере и в расклешенных брюках, сшитых из входившего тогда в моду материала защитного цвета «хаки».
— Он уже себе и брюки военные пошил, — улыбаясь сказал кто—то из членов комиссии. А сидевший в центре большого стола начальник училища генерал—майор Стукалов официально произнёс:
— По итогам вступительных экзаменов мы приняли решение зачислить вас курсантом училища. Поздравляем!
Мечта сбылась!

Каждой твари — по паре

 После «мандатки» началось формирование первого курса. Всех гражданских, поступивших в училище, построили в колонну и привели на футбольное поле. Построили в шеренги, и стали делить на три части — будущие батареи — две большие и одну маленькую.
 Сначала разделили всех медалистов. Потом круглых отличников, набравших на вступительных экзаменах по 15 баллов. А далее — по убыванию балов. После этого стали делить спортсменов: мастеров, кандидатов и разрядников. За ними наступила очередь «талантов»: «художников», «артистов» и прочей «интеллектуальной немощи». Училищные клерки всех мастей тоже принимали участие в дележе, выдергивали из строя своих протеже, и пристраивали их в одну из трёх частей.
 За прошедшее время многие из нас подружились, поэтому естественным желанием было попасть в одну батарею. Стали просить об этом распределяющих офицеров. И поднялся гвалт, как на невольничьем рынке. К чьей—то просьбе прислушались, а кому—то отказали. Наконец, делёж закончился, и нам объявили, кто куда попал. Я попал в 9 батарею.
 Со временем появится мнение, что «маленькая» батарея, 3—я, подбиралась , как «придворная», для «обслуживания» выпускного четвертого курса. Одна из двух «больших» батарей, 6—я, подбиралась, как «спортивная». А во второй «большой» батарее, 9—ю, собрали все «остатки». В результате такого подбора она со временем станет «неуправляемой».
 После окончания дележа, батареи повели определять «на постой» по трехэтажным казармам.
Нам досталась казарма—красавица из белого силикатного кирпича, стоявшая ближе всех к бетонному забору. Из окон казармы открывались виды на будущий строевой плац и на железнодорожную платформу «Горелово», которая в течение всех четырёх лет учёбы в училище будет постоянно напоминать нам о существовании другой, «вольной», жизни.
 Потом нас подстригли «под Котовского», выдали разбитые «в смятку» сапоги и обрядили в поношенную форму древнего образца, именуемую в армии «подменкой». Размеры формы и обуви при выдаче подбирались на глазок, что впоследствии стало причиной многих наших физических страданий. После того, как мы обмундировались, нашу лысую «гвардию» построили по ранжиру, и скомандовали «Шагом марш!». И мы пошли. А потом, не зная слов, заорали первую в своей жизни строевую песню про самого мирного человека — солдата.
 Забегая вперёд, скажу о строевых песнях, которые мы пели. У нас их было несколько, но основными стали три: старинные «Взвейтесь соколы орлами» и «Солдатушки — бравы ребятушки», а также более современная из кинофильма «Щит и меч» про «сто грамм с прицепом».
  В каждой группе был свой запевала. Они же были и батарейными запевалами. В нашем взводе эту обязанность выполнял курсант Суряев (Варэн), в первом взводе запевалой был курсант Пустовалов (Пуст), а в третьем — сержант Толя Камышный.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка© Е.Э. Занин

 Отправлено: 17.07.13 18:41. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

«Чёрный август»

 В училище мы—то поступили, но впереди был еще испытательный срок длиною в месяц. Вспоминая сейчас те дни, называемые нами тогда не иначе, как чёрный август семидесятого, я думаю о той физической и моральной нагрузке, свалившейся на нас — вчерашних мальчишек. Поистине, это был суровый этап, имевший неофициальное название «курс молодого бойца». Выдержишь его, примешь по окончании Военную Присягу — будешь учиться на офицера. Не выдержишь — отчислят и поедешь домой.
 За один месяц мы узнали и почувствовали на себе столько, сколько за всю жизнь может не узнать человек, «пропустивший» службу в армии. Пока мы были абитуриентами, сержанты относились к нам хорошо. Но когда начался курс молодого бойца, их словно подменили, и они, словно сорвавшись с цепи, начали учить нас «азам службы», то есть гонять, как говориться, до седьмого пота.
 Помимо ненавистной строевой подготовки в разбитых сапогах и кроссов на три тысячи метров, от которых у нас глаза вылезали из орбит, нам частенько устраивали тренажи на отбой—подъём 45 секунд. За этот мизерный отрезок времени нужно было спрыгнуть с койки, одеться по полной форме и встать в строй! Хорошо тому, кто «жил» на койках нижнего яруса, а тот, кто спрыгивал с койки второго яруса, мог в спешке и ногу подвернуть. В лучшем случае, как это частенько бывало со мной, приземлиться на шею курсанту Николаеву с «нижнего этажа». Время выполнения взводом «норматива» засекалось по тому, кто в строй стал последним. И пока весь взвод не уложится в эти 45 проклятых секунд, тренаж повторялся снова и снова, вызывая всеобщую ненависть и презрение к отстающим.
 Как правило, такие тренажи сержанты учиняли в послеобеденное время, предназначенное для отдыха, когда пище полагалось усвоиться и перевариться в желудке. Конечно, тренажи совсем не способствовали процессу пищеварения у курсантов. Сейчас, поднимаясь на лифте на двенадцатый этаж за те же 45 секунд, я не перестаю удивляться нашим способности за это время выполнить команду «Подъём!» и встать в строй по форме одетым, да ещё и на полный желудок!
 А сколько на нас свалилось хозяйственных работ! Поскольку наш комбат был самым «молодым» в училище, и к тому же имел в подчинении первокурсников, 9 батарее поручали самые тяжелые и грязные хозяйственные работы. Между нашей казармой и забором училища был огромный пустырь, заваленный строительным мусором. В самом центре пустыря возвышался заброшенный деревянный нужник типа сортир. Конечно, это был непорядок! И командование училища решило превратить пустырь из свалки в спортивный городок. Претворение в жизнь этого решения командования, конечно, досталось нашей батарее, точнее, нашим рукам, ногам, шеям и спинам.
 Вот это была стройка!!! Самым тяжёлым оказалось проведение дренажных работ. Общеизвестно, что почва в тех местах, болотистая. Для того, чтобы что-то на ней построить, сначала нужно отвести грунтовые воды. С этой целью мы перекопали весь пустырь дренажными траншеями, уложили в них на основание из щебня специальные гончарные трубы, по которым и будет отводиться грунтовые воды, а потом засыпали трубы слоем щебня. Вот этот—то щебень и пришлось мне до кровавых мозолей на руках таскать на носилках. Причем, на носилки ставили, как правило, впереди «хиляка», а сзади — «здоровяка», чтобы подталкивал вперёд коллегу. Мне в качестве заднего «здоровяка» достался курсант Сергей Стразд. И было у нас почти как в песне Высоцкого: «…Он стонал, но держал!» Когда задумываешься о том, сколько же сил, здоровья и жизней было положено нашими предками при возведении Санкт—Петербурга, у меня невольно напрашивается желание провести аналогию с физическими усилиями курсантов 9—й батареи и строительством на пустыре спортивного городка нашего училища.
 Пошли наряды. Во внутреннем наряде, продолжительностью в сутки поспать удавалось в лучшем случае четыре часа. Это при условии, что дежурным был сержант из нашего взвода. А если дежурным был не «наш» сержант, то дневальные не спали вовсе. В течение наряда нужно было несколько раз драить лестницу и туалеты. А специальным «устройством», называвшемся «машка», нужно было драить до блеска натёртый мастикой пол двух спальных помещениях нашей казармы.
 Назначение в наряд на кухню подразумевало троекратное, в ужин, завтрак и обед, мытьё огромного количества посуды при одурении от грохота посудомоечных машин и идущих от них клубов пара. Кстати, во время нарядов по кухне мы впервые столкнулись с армейским воровством. Солдаты из дивизиона обеспечения учебного процесса (ДОУП) ловко «реквизировали» у многих из нас новенькие кожаные ремни и пилотки. А у курсанта Гайсенка (Гайса) военные строители украли новые сапоги. По этому поводу Гайс состряпал на имя командира оригинальную «бумагу», которая у всех, кто её читал, вызывала улыбку.

Командиру взвода
ПРОШЕНИЕ
(по поводу сапог)
Я был в наряде по учебному корпусу. И пока я загорал, у меня украли сапоги. Прошу выдать новые.
Курсант Гайсенок.

 Был ещё один вид наряда — по учебному корпусу. От вышеперечисленных нарядов этот отличался, как небо от земли. Ставили в этот наряд в основном курсантов в звании «ефрейтор», то есть тех, кого мы называли «армейская интеллигенция». В нашей группе таких «армейских интеллигентов» было двое, оба маленькие ростом и оба — национальные кадры. Поскольку один был марийцем, другой — башкиром.
— Киселёв и Тажетдинов — изобретатели карабина — так окрестил их наш взводный после того, как на занятии по стрелковой подготовке наши ефрейторы, служившие в армии писарями, потому оружия в руках не державшие, не смогли собрать карабин. И при этом ещё хорошенько поругались!

Ефрейтор Вобшэм

 Особенно мы подтрунивали над Васей Киселёвым, носившем большие роговые очки, скрывавшие половину его скуластого лица.
— Ефрейтор! Как же ты будешь командовать с таким ростом? — подшучивали над «сыном марийского народа» курсанты—здоровяки.
— Ничего, — отвечал в таких случаях Киселёв, — Гитлер тоже с ефрейтора начинал.
Имел Вася одну особенность — при волнении, а равно и при ответах на занятиях, засорять свою речь словом—паразитом «в общем», которое в его произношении звучало, как «вобшэм». Это «вобшэм» и стало его прозвищем.
 Как—то после самоподготовки, ввиду отсутствия сержантов, довелось ему вести курсантов в казарму. Существовало три варианта движения, два длинных в обход штаба училища и один короткий — рядом со штабом, по которому ходить не рекомендовалось. Но мы уговорили Васю пройтись рядом с «домом начальства».
Идёт наш строй в казарму, бравый ефрейтор Вася им командует. И только стали мы подходить к штабу, как из штаба выходит генерал Стукалов и идет нам наперерез. Расстояние между марширующим строем и генералом стремительно сокращается, а команды перейти на строевой шаг всё нет! Осторожно оборачиваемся назад, а бравого ефрейтора нигде не видно! Как будто сквозь землю провалился! А генерал уже на дорогу выходит. Повинуясь «приказу» коллективного внутреннего голоса, мы дружно переходим на строевой шаг и приветствуя начальника училища поворотом головы в его сторону, проходим мимо генерала. Пал Иваныч, приложив руку к козырьку фуражки, удивлённо смотрел на строй, пытаясь взглядом отыскать командира, но всё тщетно. Так мы и прошли мимо него «на автомате».
— Вольно! — послышалась сзади команда, но почему—то не генерала, а… ефрейтора Киселёва!
Обернувшись, мы видели запыхавшегося, покрывшегося испариной Васю, который появился так же неожиданно, как раньше пропал.
— Ты где был? — в полном недоумении спросили мы его.
— Вобшэм, здесь… вобшэм, — ответил Вася.
Оказалось, что увидев Стукалова, наш бравый ефрейтор нырнул в кусты, и пулей рванул вокруг штаба, а оббежав штаб с тыла, спокойно пристроиться к нам, миновав таким образом неожиданно возникшее «препятствие» в лице начальника училища.
  В завершение рассказа о нарядах, упомяну о том, что в Уставе внутренней службы был предусмотрен еще один вид наряда — на работы. Но в этот наряд никого не назначали. Поскольку став курсантами, сами того не зная, мы тем самым заступили и в этот наряд. А однажды заступив в него, мы фактически оставались в этом наряде постоянно.

Отцы—командиры

 Во время моей учёбы в училище, оно состояло из трёх курсантских дивизионов и одного дивизиона обеспечения учебного процесса, которым командовал подполковник с оригинальной фамилией Ангерт.
 Первым курсантским дивизионом командовал подполковник Георгий Ягодинцев, фамилия которого в курсантском переводе звучала в первом варианте, как Жопин, в втором — Папа Жо. По отзывам его подчиненных, был он хорошим офицером и добрым человеком. Чего стоил, например, его взгляд на курсантские увольнения в город:
— Увольнение на полдня или на день — это не увольнение. Что можно за это время сделать? Принести нарушение воинской дисциплины за опоздание, либо запах. А вот отпусти курсанта в увольнение на сутки, он сделает всё, что ему нужно: выпьет, проспится и вернётся в казарму пораньше.
Ну, разве он был не прав? Однако за эту свою доброту, спустя год он поплатится должностью.
Дивизион подполковника Ягодинцева состоял из первой и второй батарей четвертого курса и третьей батареи первого курса, той самой маленькой и «привилегированной» третьей батареи, в которую должен был попасть и я. Но поскольку все мои земляки были распределены в другой дивизион, я тоже попросился в этот дивизион, и моя просьба была удовлетворена.
  Второй курсантский дивизион, которым командовал полковник Георгий Полуэктов (Гоша), состоял из четвёртой и пятой батарей третьего курса и шестой батареи первокурсников. Полковник Полуэктов полной противоположностью Ягодинцева, и представлял собой тип человека, умудренного богатым жизненным опытом и с героическим прошлым. В сочетании с напускной строгостью. Говорили, что он дослужился до полковника, имея в своём образовательном арсенале лишь стрелково—пулемётные курсы! Бывая в прекрасном настроении духа и сидя на скамейке перед казармой своего дивизиона, он любил рассказывать курсантам про суровую требовательность маршала Жукова, годы командования которого совпали с офицерской юностью Полуэктова. Создавалось впечатление, что Гоша служил бок о бок с легендарным полководцем.
Если полковнику Полуэктову попадался курсант, пытающийся ему перечить, он качал головой и протяжно говорил:
— Умёоооооон! Ох, умёооооооон!
На увольнения у Полуэктова был свой взгляд. Правда, в отличие от Жопина касался он не временного, а географического пространства:
— Наше училище находится рядом с прекрасным городом Ленинградом. Можно ехать туда и наслаждаться шедеврами искусства. Так нет же, всех тянет к девкам! Приедет такая на КПП и давай подманивать к себе курсанта. А тот бежит к ней со всех ног, глаза в тумане, целого полковника норовит с ног сбить! А едут—то куда? В противоположную от Ленинграда сторону: Гатчина—Хуятчина, Тайцы—Яйцы, Пудость—Мудость, Ропша—Ёбша. Тьфу!
 Третьим курсантским дивизионом командовал подполковник А. Павлов. Клички у него на тот момент не было. Поговаривали, что фамилия Павлов — не настоящая. А настоящая, поскольку он был национальным кадром, — Секе. Павлов до прихода в училище служил в зенитных ракетных частях войск ПВО. И не просто служил, а командовал дивизионом, участвовавшим в реальных боевых действиях или, как тогда говорили, выполнявшим интернациональный долг, в Демократической Республике Вьетнам. За сбитые американские истребители «Фантом» и бомбардировщики Б—52 он был награждён орденом Ленина. Но своими вьетнамскими подвигами комдив, в отличие от Гоши, не хвастался и кулаком себя в грудь не бил. Внешность его была отнюдь не героическая. Был он невысокого роста, носил роговые очки и чем—то напоминал артиста Бориса Чиркова.
 Третий дивизион тоже состоял из трех батарей. Двух батарей второго курса — восьмой (комбат майор Москвичев) и седьмой (комбат капитан Е. Ручкин). Про капитана ходил стишок: «Вышло солнце из—за тучки —показался вшивый (?) Ручкин». Третьей батареей в дивизионе была наша девятая батарея первокурсников, в которой стоял самый молодой комбат училища старший лейтенант Борис Цветков. Своё первое прозвище Боб он получил из—за своего имени Борис. А когда на экраны вышел знаменитый телефильм «Семнадцать мгновений весны», к Цветкову прилепилось еще одно прозвище — дружище Биттнер.
 Комбат Цветков был небольшого роста, худощав и лицом немного походил на первого космонавта Юрия Гагарина. Поговаривали, что успешным продвижением по службе комбат был обязан своему тестю, полковнику штаба Ленинградского военного округа. Так это было или нет, история умалчивает. Все командиры батарей в училище были в звании майора или капитана. И лишь один Цветков был старлеем. Поэтому нашей батареей в училище постоянно затыкали все дыры. Кроме того, с самого начала обучения наша 9 батарея зарекомендовала себя в училище, как отстающая.
 На подведении итогов шестая и третья батареи обычно получали всякие «пироги» и «пышки». А на долю девятой выпадали только «тумаки» и «шишки». По этому поводу мы часто задавали вопросы Цветкову, но он только разводил руками. Мы чувствовали, что эта несправедливость и ему не даёт покоя. И однажды комбат принял своё решение.
 У нас во взводе учился курсант Никифоров (Митя, Уши). Был он родом из Красного Села. Отец у Мити работал токарем на каком—то заводе. Через сына комбат договорился с отцом о необычном заказе: изготовлении из нержавеющей стали дюжины призовых кубков всевозможных форм и размеров. Оплатой заказа были «деловые» поездки Мити домой с ночёвкой. Вскоре заказ Цветкова был выполнен. Тогда построил комбат свою батарею, и стал вручать свои кубки всем обделенным и непризнанным училищным начальством передовикам учебы. И пришла к курсантом девятой батареи радость от осознания того, что их труд и успехи в учёбе отмечен по достоинству. Конечно, довольны были все…
 И все бы ничего, да была у нашего комбата пагубная страсть зеленому змию. Частенько выпивал он в компании своих старших коллег под предводительством комдива. Но те были тёртыми калачами, и имели большой опыт в употреблении спиртных напитков. А у старшего лейтенанта Цветкова с выносливостью в этом плане было не все в порядке. Именно это его и сгубило. Стоял я как—то в наряде по батарее. В этот день в кабинете у командира дивизиона, на втором этаже нашей казармы, состоялся очередной «сбор». Павлов, Ручкин и Москвичёв после мероприятия чувствовали себя вполне «устойчиво».
 А вот старший лейтенант Цветков после завершения мероприятия был в состоянии «неустойчивого равновесия». И потому по телефону запросил помощи у старшины батареи. Старшина Анатолий Дворак снял меня с тумбочки и повёл в кабинет комдива. В кабинете комбат, увидев меня, показал на меня пальцем и заплетающимся голосом спросил:
— А это надежный человек?
В ответ старшина отрапортовал:
— Надёжный, как Бог!
Такая оценка была лучше всякой похвалы. А комбат, внимательно всматриваясь в меня, спросил:
— Лебедев, а не твой ли это дядя работает преподавателем в академии Можайского?
— Так точно — ответил я комбату по уставу.
— А не поговорил бы ты с дядей о моём поступлении в эту академию?
Вопрос был неожиданным. Но поскольку то время я был в немилости у сержантов за какие—то грехи, предложение комбата оказалось весьма кстати.
— От чего ж, — сказал я, — поговорить можно. Но для этого мне надо с ним встретиться. То есть в увольнение в Ленинград съездить. А меня не пускают.
— А я тебя отпущу, — поняв намёк, ответил Цветков и подмигнул мне.
Он отказался от моего «эскорта» и направился домой самостоятельно. Оценивая его нетрезвое состояние, разговор об увольнении я посчитал нетрезвым трёпом. Но каково же было моё удивление, когда на следующий день он заявился в батарею и увидев меня, сходу спросил:
— А почему ты еще не в увольнении?
Я только развел руками, а он тут же распорядился отпустить меня в Ленинград, тактично напомнив о своей вчерашней просьбе. Уже в электричке, мчавшей меня в Питер, я сделал вывод: что у пьяного офицера на языке, то у умного мужика — в башке. И проникся к комбату уважением.
 С академией у Цветкова, к сожалению, ничего не получилось, поскольку ЛВИКА имени А.Ф. Можайского готовила офицеров для войск РВСН, а наша «бурса» относилась к войскам ПВО. Переход офицера из одного вида Вооруженных сил в другой был связан с огромными трудностями и комбату пришлось отказаться от этой затеи.
 Забегая несколько вперёд, скажу, что к четвёртому курсу наш комбат окончательно «развинтился». Со временем, «коллеги по цеху» Москвичев и Ручкин откололись от компании, и Цветков пьянствовал на пару с Павловым. Кончилось все это плохо. В один из воскресных летних дней Павлов и Цветков, что называется, ушли в загул, кончившийся для них большими неприятностями.
 Из милицейского протокола: «…Граждане А. Павлов и Б. Цветков в нетрезвом виде пришли на КПП училища и осквернили памятник солдату, принародно помочившись на него. Затем вышли на берег Гореловского пруда, где стали мешать местным рыболовам, кидая камни в воду и распугивая рыбу. Рыболовы пытались утихомирить хулиганов, но в ответ посыпались оскорбления. Прибывшим на место происшествия сотрудникам милиции, граждане Павлов и Цветков оказали сопротивление. Нарушители общественного порядка были сданы дежурному по училищу».
 Политотдел рекомендовал рассмотреть персональные дела коммуниста Павлова на парткомиссии, коммуниста Цветкова — на партийном собрании парторганизации, в которой он числился на учете. Это означало, что разбирать его дело будут его же подчинённые. На четвертом курсе мы уже были сплошь партийными, и большинство обладало правом решающего голоса. Многих захлестнули эмоции и мальчишеское желание отомстить за годы унижений. Несомненно, это повлияло на исход дела: коммунист Цветков был исключен из рядов КПСС. Последнее слово взял «свидетель» и «соратник» командир дивизиона подполковник Павлов:
— Вот вы сейчас вершите судьбу Человека, а сами—то, еще мальцы!
Наступила тишина. И наверняка каждый из нас тогда подумал, а правильно ли я сейчас поступил? Но решение было уже принято и обратного пути не было. Старшего лейтенанта Цветкова сняли с должности и убрали из училища. Говорят, его направили служить в какую—то далёкую часть на окраину страны. Мало того, его начальником (по политической части) стал молодой выпускник нашего училища.
 Наша 9 батарея состояла из двух взводов. Первым взводом командовал лейтенант Геннадий Парфенов, молодой офицер интеллигентного вида, от которого за все четыре года учёбы мы не услышал ни одного матерного слова. Когда Цветкова сняли с должности, обязанности комбата первое время исполнял лейтенант Парфёнов. Нам он глянулся, и другого командира мы не желали.
  Вторым взводом командовал лейтенант Анатолий Михайлов (Брат Хаим), выпускник Вильнюсского радиотехнического училища. Это был весёлый человек. Когда он был не в духе и пытался нецензурно выражаться, это сопровождалось оригинальной жестикуляцией ладонью правой руки, подобно каратисту, разбивающего доску. А его выражение, применяемое им на занятиях по строевой подготовке, «Не слышу запаха резины!», вошло в батарейную энциклопедию крылатых выражений.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 18.07.13 16:24. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Дед

 На протяжении всего августа выходные дни для нас традиционно знаменовались «субботниками» и «воскресниками», на которых мы рыли траншеи и канавы по всей территории училища, постоянно что—то загружали и разгружали. Я не в теории, а на практике мог представить себе вес в 70 килограммов, после того, как потаскал на спине мешки с гипсом на склад неизвестного мне капитана Опрышко.
 Однажды после очередной пахоты в казарме, когда всё тело ныло от усталости, я решил чуток отдохнуть, благо для этого выдались свободные минуты. Прилёг я на стульях, чтобы от даться во власть формирователя снов Морфея. А лицо пилоткой прикрыл. В это время наш старшина Дворак с сержантами вознамерился проверить внутренний порядок в казарме. И они начали обход спальных помещений. Когда сержанты вошли в расположение нашего взвода, я уже вовсю погружался в дремоту. Они остановились напротив меня, и кто—то из сержантов сделал замечание:
— Что это ты тут разлёгся?
Я посчитал, что такую бестактность мог проявить только кто—нибудь из наших курсантов. Потому не открывая глаз и не убирая с лица пилотки, я небрежно ответил:
— Деду — положено!
Все, кто был в казарме, разразились дружным хохотом! Ведь по солдатским канонам, дед — это солдат последнего года службы после выхода приказа министра обороны об увольнении его призыва в запас. Поскольку я не прослужил даже месяца и ещё не принял Военной Присяги, именоваться этим «титулом» было неслыханной наглостью. Тем более, перед сержантами, имевшими за спиной по полтора, а то и два года службы. Но поскольку я был ещё солдатом, моя шутка пришлась всем по вкусу. С этого момента и до самого окончания училища за мной так и закрепилось прозвище Дед.

Зрелища и хлеб

 Отдыхали мы лишь тогда, когда сидели на «любимых» лекциях по политической и медицинской подготовке. А кинозал старого училищного клуба во время просмотра фильма на полтора часа превращался в спальное помещение. Да и не только кинозал! Училищный «очаг культуры» был маленький, и мог вместить в себя только один дивизион курсантов. Поэтому кино в нём смотрели в три очереди. Как—то привели нас на просмотр фильма, а клуб занят, второй дивизион фильм ещё досмотрел до конца. Старшина дает команду «Разойдись!». И вся батарея в едином порыве бросается тут же на траву, под кусты и разом засыпает мертвецким сном. Когда зрительный зал освободился, старшине и нашим сержантам стоило большого труда произвести «подъём» личного состава и загнать его в клуб. Но и там, после того, как погас свет, и застрекотал кинопроектор, народ погрузился в сон вновь. Второкурсники нашего дивизиона на сеансах уже не спали и поэтому занимали первые ряды. А на самом последнем ряду под стеклянным окошечком, из которого бил луч кинопроектора, сидел их курсант, отвечающий за «резкость», — он периодически протирал стекло окошка, запотевающее от дыхания сотни спящих первокурсников.
 Постоянно хотелось есть, но как назло весь месяц нас кормили совершенно несносной пищей. А на закуску давали кусок селёдки, от которой потом нестерпимо хотелось пить. Особенно ненавистным было некое «экзотическое» блюдо, приготавливаемое из сухих картофельных хлопьев. Это было что—то! Почти такое же отвращение вызывала и разваренная перловка. Эти и многие другие неудобоваримые блюда в училище неофициально носили название «загадка капитана Лимана», по имени начальника продовольственной службы училища.
  В ста метрах от нас напротив казармы, стоял ларёк, в котором продавали пончики. Мы бегали за ними, пересекая территорию будущего строевого плаца, словно разведчики в тыл врага. Покупали пончики и тут же их заглатывали, словно крокодилы. Иногда, счет проглоченных пончиков шел на десятки. Нам так хотелось жрать!
Помню, комбат Цветков как—то рассказывал на одном из построений:
— Поднимаюсь я однажды в казарму по лестнице и вижу такую картину: дневальный моет лестницу, а рядом на ступеньке лежит горка пончиков! Пройдет дневальный тряпкой по ступеньке и проглатывает пончик. Следующая ступенька, еще пончик. И чистоту наводит и про желудок не забывает… рационализатор!
Многие из нас надеялись на скорейший приезд родных, которые бы могли побаловать нас домашними харчами но, случилось непредвиденное.

Холера

 В первых числах августа нам зачитали приказ Министра обороны СССР о том, что в некоторых южных районах нашей страны (под Астраханью и в Одессе) вспыхнула эпидемия холеры. В связи с этим, в училище устанавливался строгий карантин, исключавший все контакты с «внешним миром». Нам запретили пить водопроводную воду и выдали фляжки для чая.
 Первые неприятности начались после «познавательной» лекции начальника медслужбы училища о холере, на которую нас собрали в клубе. Я уже упоминал, что клуб для нас служил спальным помещением. Не стал он исключением и на этот раз. Но оказалось, что наш старшина Дворак исправно переписал (писатель!) всех курсантов, спавших на лекции (включая и меня), чтобы после лекции они перешли от теории к практике по рытью сточной канавы. Как назло, почва на отведенном мне участке, у свинарника, оказалась каменистой. Я не уложился в отведенное время и, потому получил новое задание, аналогичное первому. Но теперь была другая напасть: нужно было разрыть шмелиное гнездо! Пока справился с жалящими тварями, время, отведенное на задание, истекло. И опять — отсутствие взаимопонимания с сержантами. Я впал в уныние. А чтобы отвлечься от грустных мыслей, стал писать письма домой. К сожалению, письма эти не сохранились, память их тоже не сохранила, но я думаю, что «крик души» был ещё тот!
 Несмотря на строжайший карантин, меня навестил мой дядя, Алексей Максимыч Бычков, о котором упоминал комбат. Мы сидели с ним на берегу гореловского пруда и смотрели на водную гладь. Мне было очень тяжело, и физически и морально. Разговор не клеился. Максимыч, прошедший путь от курсанта до полковника, пытался приободрить меня словами и развлечь дефицитными продуктами. Но у меня к горлу словно комок подступил. И кусок сырокопченой колбасы, которая еще час назад была несбыточной мечтой, так и осталась зажатой в моей ладони. Я еле сдерживал рыдания, настолько мне было плохо. Да разве только мне одному! По ночам, если прислушаться, можно было услышать из под одеял приглушенные всхлипывания кого—нибудь из курсантов, которого допекли за день изверги—сержанты. Однажды за один (!) только час, я умудрился огрести за незначительную провинность три наряда вне очереди от трех сержантов! И все потому, что многих армейских порядков я ещё не знал, и многих армейских понятий еще не усвоил. Одно из таких понятий…

Армейская смекалка

 Однажды во время хозяйственных работ ко мне подошёл старшина, вручил солдатский котелок, наполовину заполненный засохшей масляной краской, приказал очистить котелок от краски. Я было начал его скоблить, но краска была словно камень. Никаких растворителей под рукой у меня не было, а приказание нужно было выполнить. И тут моё внимание привлёк костёр, разведенный за казармой для сжигания бытового мусора. Эврика! Я взял котелок, насадил его на палку, и поставил на огонь в надежде быстро выжечь из него краску. Котелок охватило коптящее пламя, но через несколько минут он… расплавился! Котелок оказался алюминиевым.
— Вы уничтожили военное имущество! — таким был суровый приговор старшины. Разведя руками, я принял его как должное и успокоился. Но на вечерней поверке меня ждало продолжение. После переклички старшина вывел меня из строя и представил всей батарее, как человека, уничтожившего военное имущество. И пока я не достану новый котелок, я буду отвечать за содеянное по всей строгости закона. Перед отбоем я зашел в каптёрку первого взвода, где старшина обустроил себе неофициальный кабинет, и спросил старшину, как быть, ведь такие котелки в магазинах не продаются. Совет старшины гласил:
— А ты прояви армейскую смекалку!
— А как это? — поинтересовался я у старшины.
— Как, как, — проворчал он, — очень просто — спи…ди. Но только не у своих…
Вот тебе и смекалка! Воровство, да и только… Но я вышел из положения. Пошёл в пятую батарею к своему земляку Стасу Архипову. Был он там сержантом, заместителем командира 56—й учебной группы. Стас повел меня к своему старшине, а у того в каптерке этих котелков вагон и маленькая тележка. Словом, выручили они меня тогда, за что я им буду ещё долго благодарен. Принёс я котелок старшине Двораку. Он очень обрадовался. А на вечерней поверке вновь вывел меня из строя, но теперь уже чтобы похвалить как человека, проявившего армейскую смекалку.
 Где—то на втором или третьем курсе, в батарее назрела необходимость в каптерке для метел и лопат. «Холодную» каптерку решили построить в подвале, достаточно было сделать перегородки между полом и перекрытием. Да только где кирпичи взять? В училище в это время велось строительство учебного корпуса общественных дисциплин. Кирпича на строительство навезли видимо—невидимо. И все это добро штабелями лежало рядом с дорогой напротив санчасти. Откуда исходила инициатива — история умалчивает, но наш старшина однажды дает команду: во время утренней физзарядки каждому взводу «пробежаться по нужной дороге с пользой», проявив при этом уже знакомую всем армейскую смекалку.
  На дворе стояла зима, и утренняя физзарядка проходила в предрассветной темени. Чтобы не привлекать к себе внимания, взвода побежали с интервалом в несколько минут. Вот с кирпичными штабелями поравнялся первый взвод. Делай раз! — негромко командует сержант и курсанты дружно делают шаг к кирпичам. — Делай два! — каждый курсант берёт по кирпичу. —Делай три! — и строй занимает прежнее положение. А дальше — мимо штабеля кирпича, уменьшившегося в размерах, —бегом в казарму. И такая процедура повторилась четыре раза, по числу взводов в нашей батарее. Итогом утренней физзарядки стало наличие полутора сотен красного кирпича! Вот так, благодаря исключительно армейской смекалке, и появилась в подвале наша «холодная» каптёрка.
 Армейская смекалка имела место и в нашей повседневной курсантской жизни. Взять хотя бы банальные хлястики от шинелей. До армии я по наивности считал, что этот элемент надёжно пришит к шинели и не может являться объектом воровства. Но когда наступила зима и в казарме стало холодно, мы стали поверх одеял укрываться ещё и шинелями. При этом хлястик отстегивался. Но однажды, повесив шинели в учебном корпусе, после самоподготовки мы не досчитались дюжины этих элементов военной одежды. Пошла цепная реакция, которая захватила и нашу батарею. Дошло до того, что вешая шинель, мы отстегивали хлястики и хранили их в полевых сумках не только в течение дня, но и ночи.
 Когда я был в отпуске, то договорился с вещевиком армейского склада и разжился у него дюжиной (!) хлястиков от солдатских шинелей, которые по форме и фактуре отличались от курсантских. Я положил их в чемодан и отвёз в училище. Но, воспользоваться ими мне не довелось. Однажды всех курсантов батареи построили перед казармой со своими чемоданами. Обычно так делалось после очередной пропажи (воровства). Кроме того, такие проверки помогали нашим командирам обнаружить в чемоданах что—нибудь неположенное, например, пресловутую «гражданку».
 В тот вечер проверку проводил командир нашего взвода старший лейтенант Михайлов. Чего только тогда не нашли! И «гражданку», и «вшивники», и «порнушку». Курсант Суряев умудрился держать в своем чемодане даже немецкую каску (!), найденную им при сносе старого сарая. Но самой значимой находкой оказалась та дюжина моих хлястиков! Взводный, с подачи сержантов, сразу решил, что эту «коллекцию» я поимел с шинелей своих сослуживцев. И если бы я не доказал, что хлястики эти не от курсантских, а от солдатских шинелей, то был бы подвергнут позору и остракизму. Но обошлось. Правда, потом еще долго надо мной по этому поводу подтрунивали. А хлястики, между прочим, старшина Дворак забрал себе, и назад уже не вернул. Тоже видать еще тот «коллекционер»…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 18.07.13 16:29. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Старшина

 Анатолий Сигизмундович Дворак был ключевой фигурой в командной иерархии девятой батареи курсантов. В училище он прибыл из Бакинского округа ПВО после окончания окружной школы сержантов. Дворак был высоким и статным парнем спортивного вида. Родом он был из Западной Украины. Часто вспоминал свою бакинскую учебку и своего первого командира батареи, некоего старшего лейтенанта Высоцкого, ставшего с подачи старшины просто нарицательной личностью. Старшина частенько цитировал перед строем словесные перлы своего бывшего учителя. Начиналось это так:
— Как говорил старший лейтенант Высоцкий, — дальше следовало обращение к свидетелям, также служившим в Баку. — Ара скажи! Астапенков — подтверди!
Арой называли сержанта Еремина, внешностью похожего на армянина. Вот эти словесные «перлы» старшего лейтенанта Высоцкого:
— требование порядка с «кошачьим» оттенком: «Наряд перестал ловить мышей!»
— ещё требование порядка с «кошачьим» оттенком: «Чтобы все блестело, как у кота яйца в новогоднюю ночь!»
— выражение недовольства: «Жили мы дружно, но на х… нам это нужно?»
— скрытая угроза: «Я не пугаю, а только предупреждаю: смотрите, кто—то заработает»
— открытая угроза: «Буду с вами вежлив и обращаться буду только на Вы: Вые…, Высушу и Выброшу»
— то же, но кратко и с сексуальным оттенком: «Надевайте штаны ширинкой… назад»
— о воспитании: «Через день на ремень, через два — на тумбочку. Чтобы служба медом не казалась!»
— о влюбленном курсанте: «Х… встал поперёк сознания!»
— о поиске виновных: «Будем сужать круг до 3 (5) человек».
Приговор: «А вам, шеф, — особо!» — выражение, подкреплявшееся комбинацией из двух пальцев, означавшей количество нарядов вне очереди.
— Сколько это? — указывая взглядом на пальцы, спрашивал старшина.
— Два, — наивно отвечала «жертва».
— Никак нет, это римская «5», — подводил итого старшина.
Но если виноватый смог убедить его в своей невиновности (бывало и такое!), старшина давал задний ход, и ограничивался лишь словами: «Ладно, хлопцы… уговорили…».
 Когда старшина строем водил батарею, он шел рядом обычным шагом. Но когда по ходу движения появлялся начальник, которого следовало приветствовать, Дворак переходил на шаг, отдаленно напоминавший «лунную походку» Майкла Джексона! Но, поскольку о короле поп—музыки мир узнал намного позже, можно считать, что Майкл свою знаменитую походку позаимствовал у нашего старшины.
 «Проживал» Дворак поначалу на в расположении первого взвода, но через некоторое время перетащил свою койку в каптерку и сделал из неё «личный кабинет». Старшина любил спорт и регулярно накачивал мышцы. Его фигуре мы все завидовали, а местные девахи не только вздыхали по нему, но и даже бросали своих парней. Как, например, Военного.
 Учился у нас в батарее курсант Беспалов. Поступил он к нам из армии. Парень скромный, застенчивый и нескладный. Дали ему прозвище Военный. Он переплюнул всех приверженцев армейского форса, пришив на хэбэ погоны с необычными вставками: они были сделаны из стальных (!) пластин толщиной 2 мм! Беспалов жил в каком—то глухом поселке российской глубинки и, по всей видимости, слыл там первым парнем на деревне. Женился, и привёз в Горелово свою молодую жену. Это было первой роковой ошибкой. Вторую роковую ошибку Военный допустил, устроив жену официанткой в курсантскую столовую. Тут—то у неё и открылись глаза — «первых парней» здесь было больше тысячи. И разве можно было пропустить нашего старшину? В общем, ушла жена от Военного к старшине. Тот погоревал, погоревал да и… бросил училище.
 Наш комбат во многом доверял старшине, а со временем на него полностью положился, давая ему на откуп свои полномочия. Поэтому, многие вопросы повседневной жизни батареи решались по усмотрению старшины. Когда у него было хорошее настроение, он мог отпустить в увольнение кого угодно, и сколько угодно курсантов. Но если имел на кого—то зуб, отменял увольнения, разрешенные не только взводными, но и самим комбатом. Такова была его власть.
 Иногда старшина приближал к себе кого—нибудь из упертых разгильдяев, предлагая свое покровительство. И некоторые из них, принимали дружбу и покровительство «друга Толика», становясь его «активом», вкупе с осуждением сослуживцев. Когда комбата исключили из партии и сняли с должности за пьянство, пострадал и его «наместник»: старшину Дворака тоже сняли с должности и перевели служить в третью («придворную») батарею нашего курса.

«Цвет» армии

 У старшины были и свои непосредственные подчиненные. Я имею ввиду специфический «институт каптенармусов» («каптеров»), о котором надо упомянуть отдельно. Каптерка — это ротная, в нашем случае батарейная, кладовая. В нашей казарме их было две. Одна в расположении первого взвода, в ней хранилось то, без чего невозможно увольнение в город, парадная форма. Вторая каптерка находилась в расположении нашего взвода, в ней хранилась подменка для хозработ и чемоданы с личными вещами курсантов.
 На первом курсе в батарее был только один каптер, рядовой срочной службы со «специфической» фамилией Эртман. В отличие от своих коллег по дивизиону обеспечения учебного процесса, Эртман оборзел и скатился в пьянство. За это его убрали обратно в дивизион, а в батарее появилось два нештатных каптера из числа курсантов. Первой каптеркой стал заведовать курсант Бражник. Он был земляком старшины, был из западных украинцев, и внешне напоминал французского бульдога. Как—то он подрался на субботнике с курсантом Халевиным не поделив с ним обычный железный лом. Во второй каптерке поначалу хозяйничал курсант Шекасюк (Шека), но вскоре он вышел из старшинского доверия, и уступил место Виталику Халевину. Который тоже продержался недолго. Наконец, хозяйство было доверено Славке Ефремову, похожему на корчмаря (трактирщика) Дудву из венгерского сериала шестидесятых годов «Капитан Тэнкеш». Между прочим, сыну потомственного старшины со стажем. Ефремов хозяйствовал в каптёрке до самого выпуска.
  Каптеры пользовались определенными льготами: освобождались от хозяйственных работ, а иногда, от хождений в строю и самоподготовки. Естественно в часы уединения они либо отсыпались, либо ушивали свою форму и набивали на сапоги подковы, создавая армейский шик. А то и выпивали, «по чуть—чуть». Настоящая «адская» работа…

Свои и чужие

 Постепенно мы свыкались с обстановкой, знакомились, стали обретать друзей по интересам.
Как—то во время послеобеденного получасового отдыха мы сидели в казарме и кемарили. Внезапно настенный радиодинамик, обычно будивший нас по подъему ненавистными сигналами «Маяка», затрещал, и наша казарма, насквозь пропитанная духом дисциплины и порядка, наполнилась зажигательной песней на английском языке. Я понял нутром, что это поют «Битлз». Несколько курсантов, включая и меня, сорвались с места и подбежали к радиоточке, вокруг которой быстро собрались все остальные. Но песня оборвалась, радиоприёмник вновь затрещал, но тут же зазвучала другая, ритмичная мелодия, которая тоже очаровала всех. Однако через минуту всё стихло. А еще через одну минуту прозвучала команда строиться на занятия. Но прежде, чем её выполнить все, кто находился у динамика, озорно подмигнули друг другу: «Будем жить!» Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы здесь и сейчас образовалось неофициальное общество битломанов девятой батареи. Со временем оно окрепло, помогая его членам переносить тяготы и лишения первых лет курсантской службы.
 Август уже подходил к концу, когда был снят «холерный карантин», и нам разрешили долгожданные встречи с родственниками и знакомыми. Однако курсанты, возвращавшиеся домой из районов, где отмечалась вспышка холеры, попадали в карантин, находившийся на втором этаже нашей казармы. Их было человек десять. Им не разрешали покидать казарму и контактировать с внешним миром. А пища подавалась по веревке через окно. Во всяком случае, это я лично видел пару раз. Изнывая от безделья, «карантинщики» начали пьянствовать. И вскоре их разогнали по батареям.
 Подготовка к принятию курсантами Военной Присяги шла полным ходом. Вернулись из отпуска курсанты старших курсов. Курс молодого бойца для них был уже в далеком прошлом, вспоминали они о нём с иронией. Помню, как говорил мне Стас Архипов: «Стисни зубы и терпи. Потом всё наладится». Но некоторые всё же не выдерживали и уходили. Как курсант по фамилии Арнаутов. Он ушёл в самоволку и попался, но не сожалел о содеянном. Когда его отчисляли из училища, он ходил по казарме, напевая песенку: «Кричали утки ему: «Кря! Кря! Кря!» В военное училище пошел ты парень зря!». Другому парню, приехавшему с Западной Украины, приписали «идеологическую диверсию»: тот на занятиях рисовал немецких солдат и подписывал рисунки «Германия — владыка мира». По этому поводу провели комсомольское собрание. А он возьми, да и ляпни, что ему нравится военная форма вермахта. Это признание никак не стыковалось с образом политрука. Пришлось расстаться и с ним.
 На место отчисленных из дома вызвали нескольких ребят, не прошедших по конкурсу. Например, в нашем взводе таким был Гена Савинский. Подъехали и трое выпускников суворовского училища, имевших право поступать без экзаменов. Володя Самылов (Сэм) из Ленинграда, Гудилов и Валера Шурло — из далёкого Уссурийска.
 30 августа ненавистный курс молодого бойца закончился! На вечернем построении нам объявили приказ начальника училища, согласно которому мы зачислялись на первый курс обучения. Ура! Ура! Ура!
 Учебный процесс был настоящим облегчением, поскольку хозяйственные работы заметно сократились. Да и сержанты заметно подобрели к нам. Объяснялось это следующими причинами. Во—первых, они тоже прошли испытательный срок и успокоились. Во—вторых, уровень их знаний был значительно ниже, нежели у нас, недавно закончивших школу. Это показали результаты первых контрольных. Хочешь, чтобы тебе помогли подчинённые? Обращайся с ними по—человечески, и они ответят тебе тем же. Такого понятия, как «дедовщина», у нас не было, да и быть не могло, поскольку основная масса курсантов (четверо против одного) состояла из гражданской молодёжи. И в случае стычки, перевес был бы на нашей стороне. Да, драки первое время случались. Но они тотчас же получали всеобщую огласку и общественный резонанс, грозивший её «фигурантам» немедленным отчислением из училища. Поэтому «физические» разборки быстро сошли на нет.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 20.07.13 12:58. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Про Фому

 Надо отметить, что многие из нас до армии иголки в руках не держали. На курсе молодого бойца пришлось постигать и «портняжные» азы, учась пришивать подворотничок или фурнитуру. Подчас, эта учеба происходила в экстремальных условиях. Как—то на одном из занятий по строевой подготовке наш взводный был не в духе, и устроил осмотр внешнего вида курсантов, что называется с пристрастием. Местом для строевых занятий, за отсутствием плаца, был выбран участок асфальтированной дороги у главного КПП. Построил нас взводный в шеренгу, и давай каждому указания давать. Подошёл ко мне. Недовольно начал меня осматривать и вдруг, ни с того, ни с сего, с «мясом» срывает с меня оба погона. Причина: криво, мол, погоны пришиты. И приказывает мне устранить недостаток. Ни фига себе — сказал я себе! Понимаю, подворотничок, но — погоны! Я, между прочим, на них целый час вместо сна потратил!
 Делать нечего, выхожу из шеренги «разжалованным», сажусь под придорожный куст и начинаю «рукодельничать» иголкой и ниткой, пока мои сослуживцы строевые приёмы на дороге отрабатывают. Вскоре нам выдали парадную форму и шинели. На китель нужно было пришить новые погоны, петлицы и шеврон. А «курсовка», маленькая желтенькая полоска на красном фоне, была в огромном дефиците, и её пришлось мастерить каждому самостоятельно. Через полчаса после отбоя бытовые комнаты набивалась курсантами, которые усердно сопя, осваивали азы портняжного дела, обшивая свою первую парадную форму.
 До армии я особо не задумывался о размерах своего пальто потому, что носил куртки. И когда зашла речь о размере шинели, это поставило меня в тупик. Сержанты, желая подшутить надо мной, дали совет: «Бери шинель размером побольше. В ненастную погоду укрыться будет лучше». Вняв «совету», я попросил старшину выдать мне шинель размером побольше. Он очень удивился и пожал плечами, поскольку обычно солдаты норовят получить шинель размером меньше, а тут просят наоборот. Я настаивал на своём, и он пошел мне навстречу. Вскоре я пожалел о том, что поддался на шутку сержантов. Ибо походил на толстовского Филиппка, ходившего в тулупе, заплетаясь за полы. Пришлось мне ходить в шинели «на вырост» до зимнего отпуска, во время которого стараниями моей матушки шинель приняла вид, соответствующий моей, отнюдь не атлетической, фигуре.

Присяга
 Между тем, командование училища планировало провести принятие Военной присяги курсантами первого курса в торжественной обстановке в городе Ленинграде. Для этого мероприятия было выбрано историческое Марсово поле. Так уже было пару лет назад. Не знаю почему, но в последний момент начальники всё переиграли, и ритуал принятия присяги решили провести в стенах училища. За неделю до присяги каждому из нас вручили личное стрелковое оружие — самозарядные карабины Симонова (СКС). Несмотря на то, что на вооружении в армии уже давно находились автоматы Калашникова, нас радовали и эти «ружья». На все четыре года учёбы мне достался новенький, хотя и 1951 года выпуска, десятизарядный карабин под номером ГС4935. И хотя с момента окончания училища прошло уже много времени, я до сих пор помню этот номер («имя») своего «друга», с которым мы вместе несли караульную службу.
 Утро 27 сентября 1970 года выдалось дождливым и пасмурным. Поскольку строевого плаца в училище ещё не существовало (его соорудят только к первому выпуску офицеров), нас построили на широкой асфальтовой дороге между штабом училища и казармой второго дивизиона. Под звуки военного оркестра вынесли Знамя училища. Троекратным «ура» поприветствовали начальника училища генерал—майора Павла Ивановича Стукалова. И чтобы не мокнуть под дождём, разошлись по своим казармам, где и состоялась основная часть ритуала. Каждый из нас волновался и одновременно радовался в этот день. Ко многим из нас, в том числе и ко мне, приехали родители. Мама от волнения даже всплакнула.
 Всех, к кому приехали родители, отпустили в Ленинград до утра. Остальные отправились под командой Михайлова в культпоход. Что они смотрели, я не знаю, но Витька Латаев показывал фотографию, на которой они стоят у входа в огромную мечеть среди надписей арабской вязью. Ну, прямо воины «иностранного легиона»!
 Мы начали вести отсчёт дней до зимнего каникулярного отпуска. В нашей группе добровольно исполнять эту обязанность вызвался курсант Витя Латаев (Биржевик, Фантом F—4Е). Обычно в начале самоподготовки кто—нибудь восклицал: «До отпуска осталось…», и через пару секунд Латаев озвучивал число дней, часов и минут, оставшихся до отпуска. Вести подсчет дней доставляло ему не меньшее удовольствие, чем всем остальным узнавать цифру. Этот простенький ежедневный ритуал действовал на всех нас вдохновляюще…

Первый караул

 Через три дня, 30 сентября 1970 года, наш взвод под командованием старшего лейтенанта Михайлова первым на курсе заступил в караул. Мой первый в жизни пост представлял собой два учебных корпуса, в которых еще совсем недавно я готовился и сдавал вступительные экзамены. Корпуса были одноэтажными, старыми и деревянными. После нашего выпуска их снесут, а неподалеку построят новый клуб.
 Я заступал в первую смену и принимал пост у часового старого караула, состоявшего из старшекурсников. Для них это было привычным дело. А для меня — в первый раз. Поэтому, когда меня поставили на пост, на душе стало жутковато. К тому же охраняемая мной территория находилась на отшибе, да ещё и была плохо освещена. Вдобавок ко всему, поднялся сильный ветер, с шумом раскачивающий ветви деревьев. Я крепко сжимал в своих руках с непривычки тяжелый карабин и словно заведенный бегал по своему маршруту, заплетаясь в полах своей шинели от «Дзержинского». В темноте за каждым кустом мне мерещился враг.
 Положенный час пролетел незаметно, словно несколько минут. Меня сменили и отвели в караульное помещение («караулку»), до которой нужно было идти около километра. Поскольку пост был ночной и двухсменный, времени на отдых оставалось совсем мало. Зато днём можно было поспать в комнате отдыхающей смены.
За время учебы в училище я нёс караульную службу на всех восьми постах. А на старших курсах караул из службы превращался даже в удовольствие. Особенно на дальних и не «важных» постах. Так, например, летом, при охране непонятно каких складов, расположенных за старыми учебными корпусами, можно было спокойно позагорать, искупаться и половить рыбу в небольшом пожарном водоёме. А когда за столовой установили теплицы, где выращивали огурцы, имелась возможность не только вздремнуть, но и полакомиться «охраняемым продуктом». Правда, однажды на этом посту меня «поправили».
 Часов в пять утра, когда трава покрылась предрассветной сентябрьской росой и стало довольно зябко, я поднял воротник шинели и, засунув руки в карманы, устроился поудобней за теплицей, чтобы дождаться первых лучей восходящего осеннего солнца. Даже пчелы в улье, приставленном по науке к теплице, не хотели пробуждаться от пинка моего сапога.
— Эээээээээээй, стооооооорож! — вдруг эхом раздалось в предрассветной тишине. Я вздрогнул от неожиданности и не понял, откуда исходил «глас».
— Стооооооорож! — повторилось ещё громче. Я крутанулся на все 360 градусов и в ста метрах от себя, между деревянными учебными корпусами, увидел фигуру начальника училища Павла Иваныча Стукалова! Тут—то до меня и дошло, к кому это обращался генерал.
— Я не сторож!
— А кто же ты? — не унимался Стукалов.
— Я — часовой!
— Ну, тогда и ходи, как часовой, а не как сторож, — закончил диалог Пал Иваныч и исчез. Я привёл себя в порядок и начал настраиваться на получение солидного нагоняя за нарушение формы одежды на посту. Однако никакого воздействия не последовало, начальник училища никому ничего не сказал. Но сделанного им замечания было достаточно, чтобы теплицу с огурцами теперь охранял не сторож, а часовой…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 20.07.13 12:59. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

А.С. Лебедев

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

«Диктатор»

 Весь первый семестр обстановка в нашем учебном взвода характеризовалась, как говорят обычно в таких случаях, кризисом верхов. Сержанты, назначенные младшими командирами еще во время курса молодого бойца, оказались не в состоянии поддерживать порядок во взводе и командовать подчинёнными. Особенно невзлюбили курсанты заместителя командира взвода старшего сержанта Бирюкова. Родом старший сержант был из Прибалтики, по возрасту во взводе был старше всех, до училища служил в стройбатовской учебке. Служба в учебке наложила свой отпечаток на его отношение к подчинённым. Бирюков был груб, высокомерен, а подчас и жесток с курсантам из числа гражданской молодежи. И как мне казалось, тайно восхищался порядками в германской армии. Достаточно было глянуть на его «немецкую» пилотку, закатанные рукава гимнастерки и пружинящий шаг, как у немецких солдат на параде на Унтер—ден—Линден. В часы досуга он доставал губную гармошку (опять же, немецкую) и напевал «специфические» песенки, типа «Мой милый Августин» или «Стояла мельница в Шварцвальде». И прозвище ему соответствующую дали — Шмайссер. Как у немецкого пистолета—пулемета.
 Помню, направил Шмайссер меня и курсанта Суряева вместо просмотра кинофильма копать какую—то траншею у продовольственных складов. Траншею распорядился копать на глубину штыка. Откуда нам было знать, что из себя этот «штык» представляет, если мы никогда винтовок в руках еще не держали, а видели их только в музее! Траншею мы вырыли на глазок, попутно разорили шмелиное гнездо. Стоим довольные в ожидании похвалы. Появился Бирюков и вместо похвалы начал нас ругать! Заставил траншею переделать. Оказалось, что копать траншею на штык, означает копать её на глубину, равную длине лезвия сапёрной лопатки. Мы были настолько возмущены, что хотели такой лопаткой дать Шмайссеру по башке!
 Несправедливые наказания, словесные перебранки—пререкания были в нашем взводе обычным явлением. Мы всячески стремились избавиться от Бирюкова и по возможности саботировали его приказания. Но пройдет время и мы придем к выводу, что Бирюков неплохой и толковый малый, стремившийся сделать из нас, маменькиных сынков, настоящих мужчин.
 Между тем, в нашем взводе оказался довольно странный тип с не менее странной фамилией Москвич. Был Москвич маленького роста, кривоног и сильно походил на цыгана. Поступал он вместе с гражданской молодёжью, хотя армию уже отслужил. В его военном билете воинское звание «старшина» было вписано не традиционной тушью, а обыкновенной шариковой ручкой (?), к тому же запись не была заверена печатью, что обязательно должно было вызвать сомнения в подлинности звания. Однако…
 Ещё на сборах, войдя в доверие к офицерам, Москвич пытался заявить о себе, как о будущем полководце. Он порывался командовать абитуриентами и водить их строем. А по вечерам, сидя в беседке, пел цыганские романсы под гитару. В нашей батарее ему не досталось руководящей должности, и поэтому он, словно министр без портфеля, осел в нашем взводе. И не просто осел, а начал потихоньку формировать общественное мнение во взводе в свою пользу. Помню, подошел он ко мне и как бы невзначай спросил:
— Лебедев, как Вам порядки в нашем взводе?
— Честно говоря, не очень…— ответил я.
— Ничего, скоро всё изменится. К лучшему! — загадочно произнёс он.
Когда началась учёба, используя трения в формирующемся коллективе нашей учебной группы, он, умело подсидев старшего сержанта Бирюкова, «выхлопотал» для себе его должность, и стал заместителем командира нашего взвода.
 Что тут началось! Психологический прессинг, бывший на курсе молодого бойца, показался нам детской шалость по сравнению с порядками, установленными новоявленным инициативным «диктатором». Странными и нелепыми были его инициативы. Поначалу это был пресловутый «Ритм нашей жизни», представлявший собой огромный талмуд, в котором должны были тотально фиксироваться малейшие огрехи курсантов от подъема до отбоя. Комбат, увидевший эту галиматью, прикрепленную кнопками над кроватью Москвича, изорвал её в клочья. Но это не остановило «диктатора». Он начал совершенствовать уставы, придумывая новые положения и статьи. К примеру, «разработанная» им статья «Обязанности курсанта после отбоя» гласила — После отбоя курсант обязан лечь в кровать, закрыть глаза и уснуть. Или его «расшифровка» команды «Внимание!» — услышав такую команду, военнослужащий должен повернуться лицом к тому, кто эту команду подал.
 Следующим этапом его деятельности была череда собраний, проводимых в часы самоподготовки, на которых мы вступали в «новую жизнь», словно колхозники в период коллективизации. Только вместо сельхозинвентаря Москвич вручал нам однообразные туалетные принадлежности, накануне купленные за наши деньги. В «новую жизнь» мы вступали три раза. И каждый раз — с новым «туалетным инвентарем». На самоподготовке, вместо того, чтобы заниматься делом, старшина, словно руководитель партии и правительства, обсуждал «текущий момент»:
— Дисциплина у нас будет считаться тяжелой промышленностью, караульная служба — наукой, внутренний порядок — легкой промышленностью.
— А учеба — сельским хозяйством? — поинтересовался курсант Куняшев (Мореман), которому этого балабольство уже порядком достало.
 Втайне от подчиненных старшина Москвич вёл «сокровенный» дневник, в который записывал свои впечатления от курсантской жизни. Как известно, тайное рано или поздно становится явным. Не стал исключением и дневник нашего замкомвзвода, оказавшийся достоянием гласности. Прежде всего, поражал эпиграф дневника: «Командовать — моё призвание. Вперёд, мой генерал!» Не менее любопытны, оказались его сентенции насчёт караульной службы:
— Вчера впервые (!) нёс службу в карауле, — это будучи в звании «старшина», — оказывается, несение караульной службы, не такое уж и трудное дело.
Да уж! Или:
— …октября. Пахал по—чёрному…
Не нас ли, курсантов, «пахал»?
 Зимой Москвич выходил на физзарядку с обнажённым торсом, и бежал впереди взвода, громко пыхтя, словно матёрый кабан—секач. Это явление очень удивляло курсантов четвертого курса.
— Сколько живём на свете, а такое чудо-юдо впервые видим! — говорили они, когда наш взвод пробегал мимо казармы выпускников. Зато, перед отбоем наш «морж», регулярно просил кого-нибудь из курсантов:
— Голубчик! Принесите мне, пожалуйста, с вешалки пару шинелей, чтобы укрыться. Знобит, знаете…
Несмотря на «закаливание», организм замкомвзвода всё же не выдержал, и он загремел в госпиталь. Не ошибусь, если скажу, что общим желанием курсантов нашей группы было чтобы он там как можно дольше лечился. Но вскоре из госпиталя пришло его письмо, которое, как оказалось впоследствии, было «официальным», и предназначалось прочтения перед строем (!) личного состава взвода. В своём письме наш «генерал—старшина» писал о том, как он скучает без нас, и как «рвется в бой». Мы лежали в спортивном уголке на дерматиновых матах, а сержант Сафонов с курсантом Шекасюком с юмором комментировали послание «главнокомандующего», сопровождаемые взрывами нашего хохота. Вернувшись с лечения, Москвич построил взвод, и отчитал «принародно» всех сержантов за то, что они не довели до всего личного состава его «официальное» письмо. Такое вот самомнение было у этого типа.

Ленин & компания

 Вершиной неугомонной и кипучей деятельности «диктатора в старшинских погонах» стало создание в батарее тайного «Совета народных комиссаров» по типу первого правительства большевиков! Среди особо приближенных к Москвичу, нашлись и такие, были распределены руководящие посты. Здесь был и свой Свердлов (курсант Латаев), свой Дзержинский (курсант Голубецкий) и свой Сталин (Адамян). Роль вождя, само собой, досталась Москвичу. Когда Москвич злился, глаза его наливались кровью, и он начинал походить не на Ленина, а на его предшественника, разбойника Емельяна Пугачёва. Только без бороды. «Комиссары» весь день присматривали за своими сослуживцами, тщательно примечали за ними упущения и недостатки в учебе и дисциплине. Результаты ежедневно докладывались «вождю». Тот, кто набирал наибольшее количество штрафных баллов, становился в очередь на «ревтрибунал», где подвергался остракизму.
 Первой жертвой Ленина & кoмпании стал худющий и безобидный курсант второго отделения Виталик Ситников. За свою внешность он получил прозвище «бухенвальдский мальчик». Когда один из преподавателей, вызывая Виталика к доске, случайно назвал его «Сытников», все весело и дружно засмеялись. Так вот, «преступлением» Ситникова был банальный сон на занятиях. Виталика подняли с койки через полчаса после отбоя и велели идти в сушилку. Там, в полутьме, среди портянок и сапог его ждал суд «народных комиссаров». Председательствовал на суде Ленин—Москвич.
— Ты позоришь наш взвод! — начал Свердлов. Ему вторили «соратники» по «Совету народных комиссаров». Дзержинский молчал, играя кулаками, Сталин ехидно щурился своими «армянскими» глазами, Ленин готовился к заключительному обличительному слову. Обалдевший Виталик подумал, что это кошмарный сон но, то была явь. Ситникова предупредили, о том, что если он не изменит своего отношения к службе, ему будет очень плохо. Я тоже был занесён в чёрную очередь на «трибунал», но …
 Как—то после отбоя дежурный по батарее сержант Камышный обходил помещения казармы, проверяя порядок. Как раз в это время, шло очередное заседание «ревтрибунала». Зайдя в бытовку, Камышный услышал приглушенные голоса, доносившиеся из сушилки. Непорядок! Сержант осторожно подошел к двери, прислушался и обалдел! «Ленин», «Дзержинский», «Сталин» и «Свердлов» в сушилке!!! Услышанное повергло сержанта в шок. Он решительно запер сушилку с «вождями» на ключ, и срочно вызвал в казарму командира батареи, в то время, как «Совет народных комиссаров» вдыхал «аромат» сырых портянок и сапог.
 Прибывший в казарму комбат, всю ночь разбирался с «Лениным» и его «соратниками». Решено было дело огласке не предавать и в политотдел училища не сообщать. «Генеральская звезда» старшины Москвича закатилась. Его сняли с должности и перевели в другой взвод на должность обычного курсанта. Правда, первое время его койка ещё стояла в нашем спальном помещении. И старшина батареи, перед отбоем давая указания, частенько подкалывал под наше всеобщее одобрение несостоявшегося то ли «вождя», то ли «полководца».
 Попутно сняли и перевели в другую группу двух бестолковых «комодов»: ефрейтора Новикова и младшего сержанта Сычёва. Разгильдяй Новиков (Бонифаций) воспринял снятие с должности и перевод с превеликим удовольствием, а вот «тихоня» коммунист Сычёв обиделся, и эту обиду, на мой взгляд, пронёс до самого четвертого курса.
 «Замком» теперь у нас стал сержант Владимир Гамодин — толковый, рассудительный и спокойный парень, который распознав психологическую сущность подчиненных, командовал нами до самого выпуска. Второе отделение возглавил выдвиженец от «хлопцев» — младший сержант Иван Бородин, личность из ряда вон «выдающаяся», о которой будет сказано ниже. Третье отделение доверили выдвиженцу «из народа» — курсанту Сереже Шевченко, который командовал также до выпуска.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:27. Заголовок: .С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Тихоныч

 Что касается командира первого отделения младшего сержанта Сергея Кондакова (Тихоныча), то он «устоял» в течение всего периода обучения. Видимо потому, что был простым и добродушным парнем, не входил ни в какие группировки и не вызывал к себе ненависти у курсантов. Ему нравилось быть перед подчиненными в роли этакого отца—наставника.
— Мужчинки — говорил он, обращаясь к нам, — наведите шмончик в тумбочке, расправьте шинэлки на вешалке, ёшкин блин!
Мы шутливо подыгрывали ему, и между нами конфликтных ситуаций практически не возникало. Сержанты частенько подтрунивали над ним, и он в силу своего простого происхождения, сердился. Со временем его стали подкалывать и курсанты. Он частенько выдавал словесные «перлы», вызывавшие у нас улыбку. Например:
— Дед мой был крестьянином, отец — крестьянином. Один я стал интеллигентом: в военное училище пошел.
Как—то пришел Тихоныч из городского увольнения под хмельком. И после отбоя заснул мертвецким сном и так захрапел, что перебил всем сон. И тогда несколько наших курсантов решили своеобразно подшутить над ним. Они взяли койку, на которой храпел Тихоныч, и оттащили её в умывальную комнату! А через некоторое время в расположение батареи с проверкой пришёл дежурный по училищу. Младший сержант Бородин (коллега Тихоныча), дежуря по батарее, как и положено, начал сопровождать офицера по казарме. И вот заходят они в умывальник и видят такую картину: посредине раковин сиротливо стоит кровать, на которой лежит человек. И всё это органично сочетается со звуковым оформлением — соло из храпа и под оркестр из капающей воды и шума водопроводных труб!
Дежурный по училищу лишился дара речи, а сержант Бородин, мобилизовав на это дневальных, вынес друга из умывальной комнаты, словно с поля боя. Утром следующего дня все только и говорили об этом, в очередной раз, подтрунивая над Кондаковым. А он тряс головой и говорил, что ничего не понимает.
 Тихоныч любил спать на занятиях, и мы всячески подшучивали над ним. Дремали, конечно, многие, о чем свидетельствовали в конспектах, так называемые «кривые засыпаний». Но Тихоныч был здесь в лидерах.
Однажды Серега Николаев слепил из пластилина чернильницу, налил туда чернил и поставил на стол перед дремлющим Кондаковым. Под монотонные слова преподавателя его голова периодически наклонялась, опускаясь все ниже и ниже к чернильнице. Пока, наконец, его нос не погрузился в чернила! Спросонья Тихоныч еще и почесал свой нос, таким образом размазав чернила по всему лицу. Ну, прямо боевая раскраска! В другой раз, уже на самоподготовке, Тихоныч решил почитать книгу. Раскрыл её на первой странице, но уже через полминуты закрыл глаза. Увидев это, Серёга Николаев, пролистал страниц тридцать. Тихоныч открыл глаза и уставился в книгу. Через полминуты глаза снова закрылись. Серёга Николаев опять перелистал книгу, а вдобавок еще и перевёрнул её вверх ногами. Наконец, выспавшись и сладко потянувшись, Тихоныч сказал: «Что за книжка такая? Читал, читал, да так ничего и не понял!» И неудивительно, что на экзамене по литературе, отвечая на вопрос, чем закончился роман Шолохова «Тихий Дон», Тихоныч изрёк:
— Гришка бросил ружьё в реку. И пошёл домой.
У Тихоныча была привычка просыпаться по ночам и лёжа в постели курить. Насладившись дымком, он обычно засовывал «бычок» под ножку своей койки. А утром, в ответ на возмущения уборщиков, делал удивленные глаза. Мол, не мой и всё тут. Но однажды он чуть не устроил в казарме пожар. Накануне наш взвод отчищал керосином почерневшие ножки стульев, измазанные нашими сапогами. Бутылку с остатками керосина поставили под кровать Тихонычу. Проснувшись ночью, сержант покурил и решил по привычке спрятать «бычок» в привычном месте. Нащупав рукой бутылку, он впихнул туда окурок, который, к счастью, погас. Гамодин, увидев утром сие безобразие, собрал сержантов и те устроили Тихонычу серьёзную выволочку, отбив у него охоту к курению в неположенном месте.

Бородин

 Младший сержант Иван Бородин (Иванко), родом из города Белая Калитва, напоминал своими глазами навыкате напоминал то ли рака, то ли краба, а своей походкой — лихого казачьего кавалериста, только что слезшего с коня. Своей фанатичной преданностью воинским уставам и порядку удивлял он окружающих на протяжении всех четырех лет учёбы.
— Живи по уставу — завоюешь честь и славу» — любил повторять он. Но самой крылатой его фразой было:
— Машина нагружена, когда она нагружена.
Смысл этого изречения, похоже, был понятен только ему самому. Только перед самым выпуском он стал он чуть-чуть «разбалтываться», чем привел в замешательство всю батарею!
 В числе первых Бородин вступил в партию и вскоре стал секретарем нашей организации. Он удостоился права, наряду с самим генералом Стукаловым, стать делегатом Всеармейского совещания секретарей парторганизаций и съездить в Москву. А замполит курсантского дивизиона подполковник Тропин предоставил ему для партийной работы даже свой кабинет.
 Почти каждый день Иван получал из дома письма, а на каждый праздник — поздравительную открытку. Родные поздравили его даже с Международным женским днём 8 марта!
— Праздник — он для всех праздник, — пояснил он. Дело в том, что жена Ивана работала машинисткой в какой—то конторе. И всегда заканчивала рабочий свой рабочий день своеобразным «отчетом» мужу о проведенном дне.
 Бородин на дух не переносил наше увлечение иностранной музыкой , и постоянно дискутировал на эту тему. Но однажды, уже на четвертом курсе, он вдруг подошел к нашему битломану курсанту Суряеву, и попросил у того катушки с песнями «Битлз»! Мы прямо опупели! Бородин и «Битлз»? Уму непостижимо! Но все же дали ему магнитофон и кипу магнитных лент. Иван закрылся в кабинете замполита и не выходил оттуда два дня. И только из—за закрытой двери кабинета непрерывно на всю мощь гремела музыка великого ансамбля. Наконец, дверь отворилась, и на пороге показался довольный Бородин.
— Всё. Забил я его! — радостно воскликнул он.
— ???
— Да дело в том, что этажом ниже в таком же кабинете сидит партийный секретарь другой батареи. И оформляет свои протоколы под музыку, которая меня уже достала и все время отвлекает внимание. Я никак не мог сосредоточиться. И решил забить его вашими битлами. И он сдался! Сегодня прислушался — снизу тишина. Так что, спасибо за выручку, ребята!
Такой вот был наш Бородин, будущий полковник, преподаватель кафедры философии одного из военных училищ.

Позор трупам!

 Мечтой каждого курсанта было увольнение в город Ленинград. Но чтобы глотнуть воздуха свободы, необходимо было не иметь «грехов» в учёбе и дисциплине. Лично для меня камнем преткновения была физическая подготовка. Пресловутый военно—спортивный комплекс (ВСК) имевший три степени, давался многим курсантам, пришедшим с «гражданки», с трудом. Даже его низшая, третья степень, покорялась через пот и кровавые мозоли. Особенно напрягала перекладина. Зловещие цифры 3, 5, 7, означавшие количество выходов силой, подъемов переворотом и подтягиванием ног, необходимых для пропуска на свободу не выходили из головы.
 Помню, пришлось нам в первом семестре сдавать зачёт по физо. Курсантов, которые не смогли сдать зачёт с первого захода, окрестили «трупами». Боевой листок, выпущенный по этому поводу редактором курсантом Бизякиным, кстати, тоже «трупом», имел хлёсткий заголовок: «Позор трупам!» Текст листка сопровождался карикатурой, изображающей неуклюжего курсанта, висевшего, словно сосиска на перекладине в одном тапочке. Этот рисунок был недалёк от истины. В момент подтягивания ног к перекладине, спортивный тапочек соскочил с моей ноги и полетел прямёхонько в сторону майора Бадюли, принимавшего у нас зачёт. Преподаватель посчитал это верхом наглости. Пересдачу зачёта нам заменили наведением капитального порядка в спортивном зале училища…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:31. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

А город подумал: курсанты идут

 Первыми в увольнение стали ходить сержанты и отличники учёбы, те, которые жили в Ленинграде или его окрестностях. Этих счастливчиков можно было пересчитать по пальцам. Некоторые из них добирались до своего дома очень долго, например, как курсант Ермаков (Ёжик), живший в Большой Ижоре. Чтобы не выпасть из «обоймы местных», он все равно ездил домой, где спал всего пару часов, возможно, даже не снимая шинели и ботинок, и возвращался в училище. Другой курсант батареи, убеждавший командиров в наличии питерских родственников, был обнаружен спящим на скамейке в зале ожидания Балтийского вокзала!
 Поскольку училище еще строилось, основная курсантская масса в выходные дни трудилась на благо своего училища. С целью поднятия морального духа и сплочения воинских коллективов, наше начальство стало практиковать так называемые культурные походы. Под присмотром командиров отделений в культпоход можно было попасть и тем, у кого была средняя успеваемость. Как правило в программе культпохода была прогулка по Невскому проспекту, посещение кинотеатра и танцы в каком—нибудь Доме культуры. Конечно, отдых по индивидуальному плану и с ночёвкой, был более предпочтителен, но и такая форма времяпровождения радовала «середнячков». Во время одного из таких культпоходов, мы зашли откушать в ресторан, стоящий напротив метро «Нарвская». С голодухи заказали себе разносолов, не рассчитав свои финансовые возможности. Возникла щекотливая ситуация, из которой нужно было выходить. Пришлось заложить дорогие часы Биржевика, то есть курсанта Латаева. Позже часы выкупили. После ресторана мы пошли на танцы в дом культуры имени Горького, который находился тут же, через проспект. Этот дом культуры мы звали про себя «Последняя надежда», поскольку в Питере он был самым доступным и самым близким к училищу. Примечательно, что в те годы в оркестре дома культуры играл никто иной, как сам Сева Новгородцев, будущий ведущий музыкальных передач на лондонской радиостанции Би Би Си. Хотя в репертуаре оркестра того времени не было даже легкого намёка на рок—музыку.
 Молодежь появлялась здесь редко и создавалось впечатление, что танцы были ориентированы только на тех, «кому за тридцать». Да и репертуар был соответствующий. Особый колорит создавали местные «авторитеты»: богатые вальяжные мужики с пачками денег в кармане. Они покупали в буфете самые дорогие конфеты и шли с ними в танцевальный зал. Из угла, присмотрев себе во время танца какую—нибудь пассию, они кидали ей под ноги эти конфеты.
 В увольнение я пошёл лишь 8 ноября, когда в честь Великого Октября, была дана «амнистия» всем «штрафникам» батареи. В казарме в этот день остались лишь самые отпетые разгильдяи и двоечники.
 Но праздники и выходные бывают нечасто, и курсанты искали разные лазейки, чтобы и в будни оказаться в Питере. Часть ребят (Долгов, Петров, Астапенков) превратилась в спортсменов, которые ездили на тренировки и соревнования, отстаивая на них честь училища. Узкий круг страдающих физической немощью, но возомнивших себя гигантами мысли, курсанты Адамян, Арутюнян, Кунцевич (Пётр Петрович) вступили в военно—научные общества, и начали разъезжать по Ленинграду в поисках следов первых комиссаров. Я тоже попытался найти такую лазейку, но путь этот был тернист и требовал мозгового штурма. Речь идёт о военкоровской работе.

Они задают тон

 В училище издавалась своя газета «Политработник». В ней иногда печатались наши «правильные» курсанты—отличники. Но редакция находилась в училище, и Ленинград здесь был, как говорится непричём. А вот газета Ленинградского военного округа «На страже Родины» печаталась и издавалась в самом центре Ленинграда, в Петропавловской крепости. При редакции была открыта школа военкоров, которые периодически приезжали сюда на занятия из воинских частей и училищ. И это дело было как раз по мне. Но чтобы попасть в эту школу, нужно было срочно открыть в себе журналистский талант. То есть начать печататься в газете. И я принялся за дело.
 Как раз в наше училище приезжал первый комиссар революционного крейсера «Аврора» Белышев. В клубе училища состоялась помпезная встреча, о которой я и написал в газету. Но мой первый блин на этом поприще, как ему и положено, оказался комом: заметка оказалась сырой и не носила воспитательный характер. Кроме того, оказалось, что «литературный зуд» заразил в училище не только меня. Об этом мне сообщили в письме из редакции. Заодно раскритиковав мою заметку и пожелав творческих успехов.
 Но я не сдавался и снова усердно «скрипел пером». Помню, сижу на самоподготовке и сочиняю заметку про наш взвод. Подходит курсант Савинский и говорит:
— Если тебя напечатают и гонорар пришлют, в буфет сводишь? — Поесть Савинский любил.
— Свожу, — отвечаю я.
— А меня? — задаёт вопрос курсант Зубков. Этот любил почревоугодничать еще больше. Даже справку себе выправил на дополнительное питание. Зубков заслуживает, чтобы я сказал о нём несколько слов про него. Несмотря на свою внушительную комплекцию, голосок у Зубкова был писклявый. Особенно это проявлялось, когда он иногда напевал старинную печальную песенку про авиатора:
На высоте три тыщи метров
Пропеллер весело жужжал…
Концовка у песенки была печальной:
Уж коль не любит, так не любит!
Сказал, и от себя штурвал отжал…
До поступления в училище Зубков жил в Ахтубинском авиационном гарнизоне. Мечтал стать лётчиком, но поскольку обладал большой комплекцией, поместиться в кабине истребителя не мог. Он хорошо разбирался в типах наших и зарубежных самолетов. Более того, однажды прочитав в прессе сообщение о применении какого—то американского самолета в боевых действиях, он написал письмо в журнал «Иностранное военное обозрение». И оттуда ему пришёл ответ!
Короче, даю добро на посещение буфета и Зубкову, лишь бы моя заметка увидела свет.
 Я уже потерял все надежды на публикацию в газете той заметки, как вдруг ко мне прибежали оба «заинтересованных лица» и, тряся перед моим носом окружной газетой, стали тыкать в неё пальцами, и при этом громко галдели. С недоверием я глянул в то место, куда они указывали, и увидел маленькую заметку, которая называлась «Они задают тон»: «На комсомольском собрании взвода, которым командует старший лейтенант Михайлов, каждый воин взял обязательство к концу летней экзаменационной сессии выполнить норматив спортивного разряда и стать значкистом ВСК. Можно быть уверенным, что курсанты своё слово сдержат. В эти дни они бегают кроссы, усиленно тренируются в выполнении силовых упражнений. Как всегда, тон в спорте задают сержанты Гамодин, младший сержант Бородин, ефрейтор Тажетдинов». Гонорар за опубликованную заметку позже пришёл, но присланной суммы еле—еле хватило на угощение в курсантском буфете «друзей» подающего надежды «журналиста».
 Потом была заметка «В гостях у ракетчиков», другие заметки в разных газетах, включая газету 6—ой отдельной Армии ПВО «Часовой Родины». И мне, и ребятам это нравилось. А командир взвода старший лейтенант Михайлов, которого я прославил в газете «На страже Родины», к моему журналистскому творчеству отнесся по своему:
— Тут у нас некоторые начали в газету капать, — сказал он, но сказано это было в шутку и по доброму.
 Со временем увольнения станут привычным делом. На третьем курсе будет введен «полусвободный выход», позволявший бывать за пределами училища намного чаще. А четвёртом курсе будет даже «свободный выход», дававший нам возможность уже не ночевать в казарме. Многие курсанты, возвращающиеся вечером из увольнения, следовали негласной традиции — покупали на Балтийском вокзале «Сахарную трубочку», мороженое стоимостью 15 копеек. И не только для себя, но и для наряда по батарее. Мол, в отличие от нас, им сегодня не повезло, мы были в увольнении, а они сидели в казарме, так пусть хоть чем—то сладеньким побалуются!
 Поскольку наша учебная группа как бы замыкала батарею, это ставило нас в неравные условия со всеми остальными. А насколько тяжело быть последними, судите сами. Например, пришла учебная батарея численностью в полторы сотни курсантов на обед. Вход в столовую — по одному. Вошедшие в столовую в числе первых, уже вовсю ложками стучат, а наша группа всё ещё на улице топчемся. Когда другие, вместе со старшиной, уже всё съели и допили, да крошки смели со стола, мы только приступаем к трапезе. А тут уже и команда прозвучала: «Закончить прием пищи!». Услышав команду, насытившиеся курсанты во главе со старшиной пошли к выходу, а мы в это время не едим, а давимся едой, на ходу заглатывая свой обед. Конечно, нашему пищеварению такой способ поглощать пищу, наносил только вред.
 Наше мнение полностью разделял курсант еврейского происхождения Герман Моисеевич Донхин, поскольку он был сторонником правильного питания. И хоть его командиры не разделяли мнение Донхина о правильном питании, после каждой ложки, поднесённой ко рту, он всё равно делал тридцать два жевательных движения! Гера, как и все представители его нации, был среди нас самым эрудированным и начитанным юношей. Ещё на вступительных сборах он поразил меня знанием романа Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», о котором вся наша страна узнает только через несколько лет. Донхин приносил в казарму интересные книги, которые у него регулярно воровали. После таких случаев по окончании вечерней поверки старшина давал Гере слово для объявления.
— Товарищи! — жалобно говорил Гера — Кто взял у меня в тумбочке книгу... (следовало название), прошу вернуть её обратно!
Обычно находился какой—нибудь «умник», который выкрикивал из строя:
— Видели твою книжку на Невском проспекте. Пиво пьёт!
Весь строй дружно ржал, а грустный Герман Моисеевич, не солоно хлебавши, занимал своё место в строю.
 Заканчивая про неудобство последних, скажу, что то же самое было и с помывкой в бане: первый взвод уже бока намыливает, а наш четвертый только разувается и снимает штаны, первый взвод уже успел помыться, а четвёртый ещё только шайке подбирается. Но о бане будет отдельный рассказ. То же и с подготовкой к увольнению в город. К счастью, со временем все эти проблемы более—менее «устаканились».

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:42. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Первая зима

 Наступила первая армейская зима. Познав летом голод, теперь предстояло познать и холод. Зима в Ленинграде редко бывает настоящей — в основном сырость и слякоть. Легко можно подхватить простуду, не редкость и эпидемии гриппа. Вдвойне тяжелее такая погода сказывалась на служивом человеке. Но училищное начальство больше заботило не здоровье курсантов, а сдача нормативов ВСК по лыжам по возможности близкая к 100 %. Чтобы уложиться хотя бы в норматив третьей степени ВСК, нужно было пробежать на солдатских лыжах десять километров за 60 минут. Такие кроссы, как правило, устраивались по воскресеньям, чтобы у курсантов, отбывавших в увольнение, уже не оставалось сил на «нехорошие дела» — алкоголь и девушек.
 Но особенно неприятными были кроссы, проводимые в оттепели. В таких случаях подъём играли в пять утра, и полусонные курсанты дружно стартовали, потому что уже через пару часов лыжная трасса просто «текла». После такой лыжной пробежки натощак, завтрак в горло не лез, и полдня приходилось чувствовать не в своей тарелке из—за отсыревшей от пота формы. Самым главным кроссом считался тот, что носил имя легендарного героя — Александра Матросова. Трасса пролегала за лётным полем аэропорта Пулково, рядом с бывшим немецким дотом, где повторил подвиг Александра Матросова Герой Советского Союза рядовой Тепанов. Место было героическое, но я видел его только мельком, на лыжах проскакивая мимо, высунув от напряжения язык и размахивая лыжными палками. На финише бравурными маршами и зажигательной полькой лыжников встречал училищный оркестр. Напрягая последние сил, мы приходили на финиша, и несмотря на полный упадок сил, оставались полны решимости броситься на оркестр, как Матросов на немецкий ДЗОТ.
 За несколько часов до Нового года в аэропорту Пулково разбился самолет Ил—18, вылетавший в Ереван. Погибло 93 человека…

Нам не нужен лишний балл…

 В январе началась подготовка к первой сессии. Помимо зачётов нам предстояло сдать и единственный экзамен, но зато какой! По высшей математике! За весь семестр я так и не полюбил математику. Поэтому, скрепя сердце, ждал этого экзамена, назначенного на 31 января, — день моего рождения.
 За неделю до экзамена я заболел. Откровенно говоря, болеть накануне экзамена было рискованно и, почувствовав слабость и недомогание, я первоначально хотел получить лишь освобождение от физзарядки. Для этого нужно было иметь температуру, чуть выше нормальной. Придя в медпункт и получив термометр, я постарался сделать так, чтобы он не касался моего тела. Но даже через нательную рубашку серебристая полоска термометра перескочила за цифру 38. Меня положили в санчасть.
 Поначалу я решил, что в санчасти мне будет лучше подготовиться к экзамену. Какая наивность! Я сразу впал в спячку по причине накопленных нагрузок и хронического недосыпания. Помимо этого, в санчасти кроме меня лежали бравые ребята со второго курса, которые действительно сачковали и не давали заниматься нам, просвещая больничную палату новостями популярной музыки.
 Наступило 31 января 1971 года. Мне стукнуло 18 лет. Обычно, в день рождения принимают подарки. А в этот день главным подарком для меня должен стать долгожданный и выстраданный каникулярный отпуск. Но на пути серьезное препятствие — экзамен по ненавистной математике. Чтобы из санчасти меня отпустили на экзамен, мне пришлось на этот раз симулировать не болезнь, а здоровье, незаметно от врача сбивая температуру. Бывает же такое!
 Пока я болел, у нас во взводе была разработана так называемая система сдачи экзамена, суть которой сводилась к правилу «один за всех и все за одного». Более подробно я расскажу о ней позже.
О системе я ничего не знал, потому попал на экзамен будто кур в ощип. Переодевшись, как и положено в парадную форму, и явившись к месту сдачи экзамена, я даже не смог узнать что и к чему, мне всучили булыжного цвета зачетную книжку и втолкнули в аудиторию. Состояние и моя внешность были ужасны, знания скудны, экзаменационный билет поверг в уныние. Я стал надрывно кашлять и сморкаться. Экзаменатор из штатских участливо справился о моём здоровье. Узнав, что я проболел уже целую неделю, проникся ко мне сочувствием. И тут я выложил ему свой главный козырь, сообщив, что у меня сегодня день рождения. Математик расчувствовался и, проявив милосердие, оценил мои скромные познания на удовлетворительно. Я ликовал! «Нам не нужен лишний балл — лишь бы отпуск не пропал!» — гласила училищная мудрость. Кстати, в борьбе за тройку я был не одинок.
 Когда курсанту Сергею Стразду преподаватель хотел поставить двойку, тот посмотрел на него в упор и растягивая слова, медленно произнёс:
— А я всю ночь учил!
— Но вы же ничего не знаете, — возразил штатский преподаватель.
— Но я же всю ночь учил! — более уже настойчивее произнёс Стразд.
— Но, помилуйте, вы же — полный ноль!
— И всё—таки всю ночь учил, — стоял на своём Стразд, в его голосе уже появились и угрожающие нотки, а глаза налились кровью.
Это смутило преподавателя и он, в конце концов, капитулировал, а Серёга получил свой трояк. Когда он вышел из аудитории, его малость зациклило, и он стал чуть ли не со слезами приставать ко всем с объяснениями про то, как он «учил всю ночь».
 В казарме уже царила суматоха. Часть курсантов уже укатила домой, а наш взвод упаковывал чемоданы, предвкушая массу больших и малых мирских удовольствий. И лишь небольшая группа ребят, завливших экзамен, понуро слонялась по опустевшей казарме, ожидая назавтра своей участи. Сопровождала эту печальную картину мелодия реквиема И.С. Баха, которую извлекал из баяна ефрейтор Чабан, решивший стены училища покинуть по семейным обстоятельствам.

В отпуске

 Уже вечером поезд «Ленинград—Москва» уносил меня домой. В дороге я предвкушал массу всяких больших и мелких удовольствий, о которых мечталось все прошедшие полгода. Словно на крыльях, ворвался я в отчий дом! Как же я соскучился по обыденным вещам и повседневным человеческим удобствам! Первым делом отмылся, отъелся, отоспался.
 Встретился с одноклассниками. Надев форму, не без гордости зашел в школу к своим бывшим учителям. Глядите, ваш «скорбный труд» не пропал даром. Именинником чувствовал я себя и на ставшем уже традиционном вечере встреч выпускников. Теперь уже не я, а десятиклассники с завистью смотрели не меня и предлагали составить им компанию на дворе за школой. Но всё хорошее, увы, быстро кончается. Кончился и мой отпуск.
 Я не успел заранее взять билеты на поезд и мне пришлось впервые в жизни воспользоваться услугами авиации. Реактивной первенец гражданской авиации Ту—104 был первым самолётом и для меня. Полёт из Москвы в Ленинград продолжался менее часа и я даже не разобрался что к чему. Но летать самолетом мне очень понравилось и я решил возвращаться в училище из отпусков только этим видом транспорта. Приятно вспомнить, что в советское время это мог себе позволить даже обычный курсант. Ведь авиабилет стоил тогда около двадцати рублей! На последующих курсах был даже особый шик, прилетев вечерним рейсом в Питер, подъехать к КПП училища на такси за час до вечерней поверки.

«Валютчики»

 Из отпуска не все вернулись вовремя. В частности, Сергей Кобылин появился в казарме спустя несколько дней, объяснив задержку сильными снежными заносами на железной дороге в его родной Вологодчине. Ему поверили на слово, и он еще несколько раз опаздывал, возвращаясь с зимних каникул. Да и как не поверить этому пареньку из глухого лесного посёлка, который и военных—то до армии не видел! Как—то поставили Кобылина дневальным по учебному корпусу, который находился возле бани. Выходим из аудитории на перемену, и в коридоре лоб в лоб сталкиваемся с начальником училища генерал—майором Стукаловым! Сержанты подлетают к дневальному Кобылину и давай его чихвостить за то, что он команду «смирно» генералу не подал! А в ответ Кобылин говорит:
— А откуда мне было знать, что это генерал? Я глянул на его петлицы с золотыми веточками и подумал, что это лесник…
 Кое—кто из курсантов в отпуске стал участником ЧП. Как, например, мои земляки из Северного.
Оказывается, Олег Печерей (О.И.), Витька Красножёнов (Билл), Славка Ефремов (Дудва) и второкурсник Фёдоров, находясь в отпуске, решили сходить в московский ресторан «Star Sky», находившийся на верхнем этаже отеля «Интурист», что в начале на улице Горького. Там можно было неплохо провести время, посмотрев развлекательное шоу с участием длинноногих красавиц. Поскольку отель был ориентирован в основном на иностранцев, можно было с уверенностью сказать, что он наводнён сотрудниками КГБ. И поэтому вести себя там нужно было осторожно. Но…
 Вечер удался на славу, и ребята стали собираться домой. Алик Печерей первым отправился вниз, где находилась гардеробная. А друзья задержались у барной стойки, где захотели купить американские сигареты. Но бармен отказал им, сославшись на распоряжение продавать товар только за иностранную валюту. Парни, будучи в подпитии решили обменять у него рубли на доллары. Но тот заломил высокую цену, из—за которой ребята начали возмущаться и скандалить. Откуда—то подошёл швейцар и попросил их во избежание неприятностей, срочно покинуть бар. Что они и сделали. Но на выходе, у лифта их уже ждали сотрудники КГБ в штатском. Предъявив удостоверения, они повели ребят в лифт. Поднявшись несколькими этажами выше, все оказались в кабинете, где начался допрос.
 А в это время внизу у гардероба стоял Алик Печерей, озадаченный непонятным отсутствием своих друзей. Не выдержав, отправился наверх в ресторан. И тут же был предупреждён швейцаром, о том, что его друзей «взяли». Не став испытывать судьбу, Олег рванул домой, где о случившемся рассказал отцу, генерал—майору Печерею Ивану Афанасьевичу, бывшему в ту пору заместителем Командующего 1 Армией ПВО особого назначения. Кстати, у Фёдорова отец в ту пору служил секретарём партийной комиссии той же Армии. А у Красножёнова отец служил в отделе связи.
Не мешкая, генерал сел в машину и поехал улаживать дело в «Интурист». Не знаю, какой там состоялся разговор, но ребят отпустили с миром, пообещав не давать делу ход. А ведь им вменялась и попытка совершить незаконную валютную операцию и посещение заведения, где возможны контакты с иностранцами, и хулиганство в нетрезвом виде.
 Глубоко за полночь все вернулись в Северный, надеясь, что всё обойдется и о происшедшем никто не узнает. Но органы, не давая делу ход, всё—таки решили в воспитательных целях сообщить о проступке курсантов в училище.
На общеучилищной вечерней поверке генерал—майор Стукалов вывел из строя троицу и довёл до всех суть дела. При этом он добавил, что может их отчислить из училища, но делать этого не станет, если комсомольцы осудят проступок своих сослуживцев. Что было и сделано: объявили ребятам по «строгачу». И после этого курсанты из Балашихи долго ассоциировались с термином «валютчики». А отель «Интурист» в 2000 году прекратил своё существование, как сооружение, «не вписывающееся в архитектуру центра Москвы».

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 09.09.13 08:44. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

И снова учёба

 И снова думы об отпуске. Только теперь уже о настоящем отпуске — летнем. После того как вкусил мирских радостей в зимний отпуск, захотелось получать их, как можно больше и как можно чаще. А для этого нужно было хорошо учиться. Кстати, мой трояк не помешал по итогам учёбы нашей 94 группе занять первое место в батарее. Естественно в передовиках оказалось и наше 1—е отделение. Фотопортреты передовиков развесили в ленинских комнатах и начали их хвалить на комсомольских собраниях.
 30 марта 1971 года в Москве начал работу XXIV съезд КПСС. Трансляцию открытия партийного форума мы смотрели по телевизору всем дивизионом. Офицеров и курсантов собрали в казарме восьмой батареи, находившейся этажом ниже под нами. Рассадили всех на стульях и вместо плановых занятий мы начали «смотреть Москву». Откровенно говоря, это мероприятие не вызывало в нас высоких душевных эмоций. Эмоции появились позже, когда нас стали заставлять конспектировать отчетный доклад генсека и прочие материалы съезда. Вот, где пришлось корпеть над бумагой!
 Постепенно пришли успехи в учёбе. Особенно — по физподготовке. А за чёткие и умелые действия при несении караульной службы, командир взвода старший лейтенант Михайлов объявил мне два увольнения вне очереди. Это было приятно. Если увольнение выпадало на воскресенье, я ездил в Ленинград, если выпадало на субботу — посещал Красное Село, поскольку времени было в обрез. Кстати, мой первый «вояж» в этот город был связан с одной забавной историей.

В гостях

 Возвращался я как—то вечером из Ленинграда. В вагоне электрички познакомился с симпатичной девчушкой из Красного Села. На ней были модные тогда клипсы в виде ромашек, которые я видел у одной известной актрисы в кино.
До Горелова ехать — всего ничего. Глянулась она мне. Завязался разговор. И на прощание пригласила она меня к себе в гости.
 А тут уже и моё Горелово. Надо выскакивать из электрички. Успел я запомнить только улицу и дом, а вот номер квартиры остался для меня загадкой. В ближайшее увольнение отправился я к той девушке. Искать пришлось долго, поскольку улица Мира находилась на самой окраине города. А недавно построенный пятиэтажный дом под номером 3 стоял на самом отшибе.
 Загребая своими армейскими ботинками непролазную грязь, я все—таки добрался до нужного дома и остановился, силясь вспомнить нужный номер квартиры. В это время, мимо меня проходил офицер в звании капитана. Посчитав, что он здесь живет и всех знает, я обратился к нему за помощью. Капитан подозрительно посмотрел на меня, а потом улыбнулся и сказал:
— Идем со мной, проведу.
Мы зашли в крайний подъезд пятиэтажки и стали подниматься все выше и выше, пока не уперлись в крайнюю дверь последнего этажа. Дальше идти было некуда. Мне стало как—то не по себе. А капитан, открыв дверь, громко сказал:
— Девчонки, встречайте гостя!
На пороге квартиры появились (только спокойно!) две похожих, словно отражение в зеркале, девушки близнецы. Я остолбенел. А они смеются, да ещё подкалывают: «А кто вам из нас конкретно нужен, и с кем вы знакомы?»
Стою, разглядываю — одна к одной. И даже клипсы одинаковые! Но тут в дело вступил их отец, и чтобы разрядить обстановку, велел накрывать на стол, чтобы по потчевать гостя. А потом сёстры пошли показывать мне Красное Село. Довольный, расстегнув крючок воротника шинели, я развязно шел по улицам, взяв девчонок под руки. Подходим мы с ними к мосту через реку, а навстречу нам военный патруль. И начальником патруля никто иной, как мой командир взвода старший лейтенант Михайлов! Тут мне как—то не по себе стало. А девчата почувствовали это и еще сильней прижались ко мне, сказав на ухо: «Пока мы с тобой, они не привяжутся!»
 Встреча с патрулём произошла аккурат на середине моста. Михайлов нарочито сурово посмотрел на меня. Приветствовать (отдать честь) я не смог по причине занятости рук. И потому поступил так, как это делали в подобной ситуации юнкера времен Куприна, поприветствовал своего начальника лишь бравым кивком головы. Михайлов и двое его патрульных приветствовали меня, как положено. Поприветствовав друг друга, мы благополучно разошлись.
 Нагулявшись как следует, девчата проводили меня до вокзала. На другой день, поскольку заступал в наряд, я остался в казарме. А командир взвода во время самоподготовки пришел в класс и рассказал про встречу на мосту. При этом он трактовал ее по—своему:
— Я неоднократно предупреждал вас, товарищи курсанты, о том, чтобы вы, находясь в увольнении, не стремились попасть в Красное Село. Достопримечательностей здесь нет и делать здесь нечего. Более того, здесь живут преподаватели нашего училища, которым вы за неделю порядочно осточертели. Однако, не далее, как вчера, находясь в патруле, я встретил в самом центре города курсанта Лебедева. Расхристанного, шапка на макушке и с болтающимся на пузе ремнем. Да еще и с двумя женщинами в обнимку!
— Да они не женщины, а девушки! — попытался кто—то возразить.
— В перспективе — женщины!» — отрезал взводный. И улыбнулся.

Тревога!

 Это слово заключает в себе практически весь смысл предназначения военного человека. Моя первая тревога, пусть и учебная, состоялась весной на первом курсе. И поскольку о ней было известно заранее, мы долго к ней готовились. Для первокурсников основной задачей было организованно и в кратчайшее время подняться, экипироваться по—походному, получить оружие и боеприпасы и убыть в пункт назначения. Накануне мы долго тренировались и комплектовали содержимое своих вещевых мешков. Наконец, улеглись спать, попутно предав осмеянию командира второго отделения младшего сержанта Ваню Бородина, улёгшегося на койку в форме и сапогах. Такое вот служебное рвение было у командира второго отделения!
— Батарея, подъём! Тревога! — словно выстрел прозвучала команда в предрассветной тишине. И словно горох посыпался, заходила ходуном казарма, застучали сапоги, лязгнули железные двери оружейных комнат. Быстро одеваюсь, набрасываю шинель, хватаю вещмешок и полевую сумку и бегу в оружейку. Беру свой карабин и вниз по лестнице. Становлюсь в строй. Теперь, пока проверяющие офицеры подойдут, есть время передохнуть. И как только я подумал об этом, с ужасом заметил, что забыл взять свой противогаз! А ведь это, по существу, моё «второе оружие»! Выскочил из строя и пулей рванул обратно в казарму.
 Врываюсь в оружейку и вижу среди пустых ячеек свой сиротливо лежащий противогаз. Одним рывком выхватываю его из ячейки и бегом назад. Какой—то проверяющий офицер, стоящий на лестнице, поинтересовался моей фамилией, чтобы взять на карандаш, да только меня и видели! Еще несколько прыжков, и я занимаю своё место в строю под угрожающее ворчание комода Тихоныча. А еще через несколько секунд ко мне подходит один из проверяющих офицеров, и осмотрев меня с головы до ног, говорит: «Хорошо, замечаний нет».

«Окурился»

 Кстати, несмотря на то, что противогазы были выданы нам в начале сентября, их проверку под названием «окуривание», провели лишь только весной. В один из солнечных дней всю батарею привели в район караульного городка, где была развернута большая армейская палатка. Около неё находился начальник кафедры оружия массового поражения подполковник Н. Келлер, который повзводно инструктировал нас, как вести себя в палатке, наполненной учебным отравляющим веществом, газом хлорпикрин.
 За время, прошедшее с сентября, занятия по ОМП нам уже изрядно надоели. Но нормативы выполнялись нами условно. И только сейчас нам предстояло реально узнать о противогазе, как средстве защиты. Перед нами окуривание проводилось с курсантами 93 группы. По команде «Газы!» курсанты надели противогазы. Подполковник Келлер отогнул полог палатки и быстро, чтобы газ не выветривался из неё, загнал туда первую группу. Что происходило внутри, оставалось только догадываться. Вдруг мы увидели, что палатка начала ходить ходуном. Как будто кто—то пытается с ходу протаранить стенки палатки! Причём, в разных местах. Балуются они там, что ли? И в этот момент из под полога наружу вырвался курсант Кунцевич с красным лицом и слезящимися, обезумевшими глазами. Он буквально зашелся в кашле, обильно плюясь и сморкаясь. В первый момент все увиденное нас рассмешило. Но когда настала наша очередь, смех уступил место настороженности.
 Надев противогазы, мы зашли в палатку. Ну и что? Да ничего особенного. Противогаз подогнан хорошо и плотно прилегает к голове. Келлер предлагает нам попрыгать и поприседать. Всё отлично. Пора покидать отравленную палатку. Но тут я получаю от преподавателя вводную: «Порвана соединительная трубка!»
 Помню, что по этой команде надо закрыть глаза, набрать в легкие побольше воздуха, отсоединить от маски и фильтрационной коробки «порванную» трубку, а потом соединить фильтрационную коробку с маской. Зажмуриться у меня получилось сразу, а вот прикрутить коробку к маске я сразу не смог, поскольку нервничал и никак не мог попасть в резьбу. Запас воздуха в моих легких тем временем закончился, и я непроизвольно я сделал вдох. Тут началось такое!
 Ощущение было таким, словно я нырнул в бассейн с нашатырным спиртом. Из всех отверстий на лице, включая и уши хлынула вся жидкость, имеющаяся в моей голове. Разве, что мозги оставались пока на месте. Горло сдавила невидимая удавка, и я стал задыхаться. Требовалось вслепую найти выход, и я стал таранить стены палатки, пока не вылетел наружу, в точности повторяя действия курсанта Кунцевича.
 «Окурился» я, по—моему, с лихвой. А ведь есть еще вводная и посерьезнее: «Порванная маска!» После которой выбрасываешь практически весь противогаз, соединительный разъём фильтрационной коробки крепко зажимаешь губами и так дышишь. Я думаю, если бы получил такую вводную, то наверняка бы сломал зубы, либо прокусил железо. «Третьего не дано!» — как говаривал преподаватель философии подполковник Курсаков.
 И еще. Однажды вечером, наш взвод по плану должен был чистить картошку. Была у нас такая повинность. Если в меню столовой намечалось картофельное пюре, то с вечера одна из учебных групп должна была начистить необходимое количество картошки.
 Стояла тихая, безветренная погода. Перед отбоем, разрозненные группы курсантов нашего взвода потянулись через весь плац в столовую. Я шёл не спеша в одной из последних групп и смотрел на товарищей, бредущих впереди. И приметил интересную деталь — как только курсанты пересекали дорогу у складов, они вдруг начинали громко кричать и размахивать руками, а потом сломя голову бежали вперёд. Складывалось впечатление, что в том месте кто—то в курсантов бросает камни. Но вот и наша группа подошла к загадочному месту. Ещё несколько шагов и вдруг появилось ощущение, полученное мной палатке, наполненной хлорпикрином. В точности повторяем инстинктивные действия своих предшественников, и пробегаем «заклятое место». Ощущение было такое, как будто мы подверглись атаке химическим оружием.
 А всё объяснялось просто. Рядом со столовой находились склады с холодильными камерами. Произошла авария, в результате которой хладагент аммиак вытек из резервуара наружу и заполнил окружающее пространство в низине на пути нашего следования в столовую. На другой день аварию ликвидировали, но мы еще долго вспоминали, какой неожиданной может быть эта невидимая беда.
 В конце мая в Ленинграде начинаются белые ночи. Я много слышал об этом уникальном явлении, но реально увидеть этот феномен природы пришлось только сейчас. А поскольку мы часто ходили в караул, то белыми ночами можно было любоваться от и до. А если в довершение к ним добавить и оголтелых ленинградских соловьёв, караульная ночь превращалась в настоящее удовольствие.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:36. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Первая кровь

 30 июня 1971 года я впервые в жизни стал донором и сдал свою кровь. Для ребят, пришедших в училище из армии, это было уже не в новинку. А для нас, вчерашних мальчишек, это являлось неким ритуалом посвящения во взрослую жизнь.
 Особый грустный настрой этому дню придало утреннее сообщение ТАСС о трагической гибели экипажа космического корабля «Союз—11». При спуске на землю спускаемый аппарат разгерметизировался и трое космонавтов — Волков, Добровольский и Пацаев — погибли. Я подумал тогда о том, что и в мирные дни гибнут люди, отдавая свою жизнь за благое дело. И возможно, моя кровь спасёт кого-то от смерти. Взводный, видя хмурые лица подчинённых, попытался подбодрить нас стишком:
 Если б дали «Цинандали»,
 Мы б ещё по двести сдали!
 Но это не помогало. Нас построили и повели в клуб училища, где расположились передвижная станции переливания крови. Наша батарея сдавала кровь последней на курсе. Сама процедура забора крови мне не очень понравилось: кружилась голова, подташнивало. Нас отправили в столовую, чтобы мы получили там дополнительное питание. Нас встретил дежурный по столовой, розовощекий мордастый сержант со 2—го курса. Дожёвывая остатки пищи, возможно, что и нашего доппитания, он объявил нам, что всё дополнительное питание для доноров уже съедено и ловить нам тут нечего. Кстати, как мы потом узнали, наши порции сожрали батарейные спортсмены, не сдававшие кровь, а уезжавшие на тренировку в Ленинград. Впрочем, и аппетита, как такового, у нас не было. Хотелось только поспать. Но не тут—то было! Наш комбат решил воспользоваться свободным от учёбы днём и распорядился провести после обеда комсомольское собрание.
 Курсантов стали поднимать с коек и загонять на собрание. Народ стал выражать недовольство, вплоть до открытого неповиновения и использования против сержантов ненормативной лексики. В этот момент в казарме появился замполит дивизиона майор А. Тропин. Он решил справиться об отдыхе курсантов и оказался свидетелем бестолковой инициативы своего подчиненного. Возмущенный дуростью комбата, он тут же всенародно вставил ему по первое число, отменив собрание и разрешив продолжать отдых. Для будущих офицеров—политработников это стало хорошим уроком на будущее.
 А вскоре мы стали готовиться к 1—му выпуску офицеров—политработников. Выпускники готовились к госэкзаменам. Третий курс уехал в войска на стажировку. Оставался лишь наш дивизион (1 и 2 курсы), на который и легла вся тяжесть хозяйственных работ. Объем работ увеличился, когда нам объявили, что на выпуск, возможно, приедет сам Главком ПВО.
 Училище преображалось на глазах. Была построена новая курсантская столовая. Между казармами соорудили асфальтированный строевой плац. Одновременно с подготовкой к выпуску, мы готовились и сдавали экзамены за первый курс. В основном, это были общеобразовательные дисциплины: литература, электротехника, география, иностранный язык. Экзаменов и зачётов на этот раз было гораздо больше. Но уже существовала «Система».

Система

 Суть «Системы» заключалось в «организационной коллективной подготовке» к сдаче сессии. Основным ее содержанием было создание базы изготовление «подсобного материала» (шпаргалок) и создание условий для пользования им. Каждому курсанту поручалось изготовление одной и более шпаргалок, в которых излагался краткий ответ на билет. Нужно было не просто отписаться, а подготовить сжатый материал, обеспечивающий полновесный ответ. Написанная шпаргалка рецензировалась и принималась «комиссией», в которую входили отличники по данному предмету. И если шпаргалка забраковывалась, автора заставляли переделать её в соответствии с требованиями, и ему делалось предупреждение. Написание шпаргалок было полезным делом: если попадался этот билет — отличная оценка была обеспечена без шпаргалки.
Кроме того, изучалась сдача экзамена в других батареях и учебных группах: какие задавались дополнительные вопросы, каков характер преподавателя и другие нюансы. Старались соответствующим образом расставить столы в аудитории, узнать расположение билетов. Даже список очередности сдачи экзамена первое время корректировался с учетом создания хорошего впечатления об учебной группе. Например, первыми и последними всегда шли отличники. Правда, вскоре это правило отменили, и очередность определялась банальным жребием.
 Но самым сложным была «техническая сторона» — незаметно передать «шпору» курсанту, идущему перед тобой. Тут уж, сам погибай, а товарища выручай. И если этого не сделать по причине трусости или «засветиться» по причине суетливости — весь взвод предаст тебя позору. Тут уж лучше самому «завалиться» на экзамене, нежели не оказать помощь товарищу. А риск, несомненно, был. Иногда попадались и со шпаргалкой.
Так, сессия за сессией, оттачивалась не только «Система», но и вырабатывались в каждом из нас такие черты характера, как выдержка, хладнокровие, стремление бороться за себя до конца и верить в друзей, которые придут на помощь. Берешь, например билет, на который не знаешь, как отвечать. И что теперь? Главное — спокойствие. Сиди, не рыпайся. Можешь даже уснуть на экзамене! Как курсант Никифоров.
 Дело было на экзамене по электротехнике. Курсант второго отделения нашей группы Никифоров в числе первых взял экзаменационный билет и понял, что он ничего не знает. Тем не менее, он сел за стол и молча уставился на билет. Теперь нужно было ждать помощи от следующего, зашедшего на экзамен. Потому, что специальный «слухач», стоящей за дверью уже услышал номер его билета, выбрал из «базы» нужную «шпору» и «зарядил» его. Но Митя Никифоров помощи не дождался. Как рассказали очевидцы, в напряженной тишине класса вдруг раздался самый настоящий храп! Лицо у экзаменатора вытянулось и побагровело:
— Люди на экзамене волнуются, а этот... Воооон!» — прокричал он.
— А чё? Я ничё, — пробормотал Никифоров и, покачивая своими выразительными ушами, покинул аудиторию.
  Но это был из ряда выходящий случай. А в основном «Система» работала отлично и к четвёртому курсу все мы были в этом деле профессионалы. Даже, на спецкурсах. И всегда, когда наша учебная группа шла строем на экзамен, мы по традиции пели знаменитую песню про «Варяга» — Прощайте товарищи! С Богом, ура! — дружно кричали мы этот военный клич, поднимая свой моральный дух и сплачиваясь в единую силу.
 В эту сессию я наконец—то окончательно распрощался с высшей математикой. Экзамен принимал полковник Савченко, благообразный лысый человечек с нежным голоском. Я подтвердил свои удовлетворительные знания. А правило Лопиталя и теорема Даламбера—Коши мне уже никогда не пригодились.

Встреча с главкомом

 Наступило 30 июля 1971 года. Утром нам сообщили, что Главком ПВО, Маршал Советского Союза П.Ф. Батицкий, прилетит к нам на соседний военный аэродром и с ходу примет участие в торжественных мероприятиях. В назначенный час училище в парадной форме построилось на новом плацу: курсанты — в строевых «коробках», молодые лейтенанты — в шеренгах у трибуны. Поздоровались с начальником училища. Внесли Знамя ЛВВПУ ПВО. И стали ждать маршала.
 А вот и он. Сначала из—за казармы второго дивизиона показался его огромный живот, а потом и он сам. Стукалов доложил Главкому, а мы дружно рявкнули приветствие. Без лишних слов началась процедура вручения дипломов. В отличие от молодых лейтенантов, для всей курсантской братии, эта процедура была неинтересна и утомительна. Всем нам не терпелось взять свои отпускные чемоданы, и бежать бегом в отпуск.
 А между тем у трибуны разворачивались трагикомические события. Главком ПВО стал вдруг присматриваться к внешнему виду выпускников. И чем внимательнее разглядывал каждого лейтенанта, тем больше хмурился.
Справедливости ради скажу, что на долю первого выпуска выпали серьёзные испытания. Ведь училище было образовано в мае 1967 года. И уже через три месяца, практически с нулевой материальной базой начался учебный процесс. Поэтому первые три года ребята практически не занимались, а обустраивались и создавали учебно-материальную базу. В этих условиях на строевую выправку и внешний вид курсантов начальство смотрело сквозь пальцы. На первом курсе мы относились к выпускникам, как взрослым дядькам. Говорили, что некоторые из них родились в годы войны. А это по нашим меркам означало очень много. Да и они смотрели на нас, как на детей.
 Помню, на картофельном поле закончились у нас корзины для картошки. Я пошёл искать бригадира и наткнулся на двух четверокурсников, которые стояли рядом с совхозным трактором и раскуривали трубку. И я наивно решил справиться у них корзинах. Выпускники посмотрели на меня снисходительно и один из них назидательно сказал:
— Молодой человек! Пройдите в сторону деревни метров триста. Там стоит маленький сельский магазинчик. И там продаётся очень неплохое и дешевое вино. Его можно купить и разлить во фляжки, которые вам выдали. А где находятся корзины мы не знаем.
 Так вот, на внешний вид и обратил своё внимание маршал Батицкий. Началось с банальных носков. Увидев на молодом лейтенанте носки яркой расцветки, он обратился к генералу Стукалову:
— Им носки вИдавали?
 Дальше — больше. Обручальные кольца, пышные шевелюры и брюки навыпуск привели его в негодование. После вручения дипломов нас развели по казармам, а Главком тут же, у трибуны устроил начальнику училища, его заместителям и командиру дивизиона выпускников подполковнику Г. Ягодинцеву хороший разнос.
— Войскам ПВО нужны офицеры—политработники, а не папуасы! — закончил он свою речь и отказавшись от праздничного банкета, разгневанный, улетел на своём «лайнере» обратно в Москву.
 О содержании речи Главкома мы узнали месяц спустя, когда возвратились из отпусков. Но сегодня и курсанты, и новоиспеченные лейтенанты одинаково радовались предстоящей вольготной жизни. Доноров отправляли в отпуск сразу же после обеда. Не сдававшие свою кровушку, уезжали на следующий день. Для тех, кто завалил экзамены, расставание с казармой отодвигалось на неопределенный срок.
 Ответственным по батарее в этот день оставался наш командир взвода старший лейтенант Михайлов. Он и отправлял нас в отпуск небольшими группами. До прощального построения моей партии был еще запас времени. Не знаю, какой чёрт дёрнул меня с «группой товарищей» отправиться в жилой городок училища. Кажется, на почту, чтобы снять со сберкнижки «накопления» в сумме 15 рублей. Поход на почту занял около получаса, но когда мы возвращались назад, то увидали, как по плацу в сторону КПП наши курсанты уже с чемоданами резво бегут в отпуск! Что есть духу мы рванули в казарму и у входа столкнулись с Михайловым. И тут он нам объявляет, что на сегодня отправка в отпуск закончена! И что мы уедем в отпуск завтра. Это был удар ниже пояса! За что же мы тогда кровь свою проливали, в смысле, сдавали? Но такая была шутка у взводного. И уже через час справедливость восторжествовала: я отбыл в отпуск!

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 13.09.13 22:37. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Уже легче

 Второй курс обучения начался для нас с оглашения гневного письма Главкома войсками ПВО, в котором он, подводя итоги первого выпуска офицеров—политработников, повелевал навести в училище образцовый уставной порядок. Один за другим пошли строевые смотры, зачёты по уставам и строевой подготовке. У четвертого курса начали отнимать привилегии, а третьему курсу их не дали. Сменили командира первого дивизиона подполковника Ягодинцева (он перевелся в Академию связи). Но для нас, второкурсников, жизнь заметна полегчала. Потому что появились первокурсники, на которых можно было смотреть свысока.
 Нескольких курсантов из нашей батареи отчислили. Курсанта Балодиса — по болезни, гвардии сержанта Сафонова (Танкист) — за пьянство, курсанта Гайсёнка — за разгильдяйство, выразившееся в плохой учебе, утере казенных сапог и нашумевшем отравлении при попытке съесть на спор двести граммов сливочного масла.
 Говорили, что под городом Кандалакшей был полк, в который отправляли служить отчисленных за разгильдяйство курсантов.

Инициатива наказуема

 По—прежнему курсантов небольшими группами от дивизиона снимали с учебы и посылали за пределы училища на работы. Частыми «гостями» мы были на деревообрабатывающем предприятии в Старопаново, что неподалеку от Лигова. Однажды я тоже оказался в числе «работяг» на этом ДСК, но моя помощь оказалась весьма проблемной.
 В тот октябрьский день моросил противный дождик и работать совсем не хотелось. Третьекурсников бригадир поставил наводить порядок в цехах, а нас заставили рыть траншею, заполненную водой и заваленную отходами от пиломатериалов. Как мы ни старались, работа подвигалась очень медленно. Об этом нам уже несколько раз напоминал сновавший взад—вперед бригадир. Мы стали думать, как повысить эффективность работы. В это время мимо нас проезжал трактор «Беларусь» с навесным экскаватором. За рулем сидел молодой веселый тракторист. Мы попросили его чуть—чуть поработать ковшом, чтобы очистить траншею.
— Нет проблем! — сказал парнишка, и развернул свой трактор. Уже после первого ковша нам стало ясно, что наше работа будет успешно выполнена в считанные минуты. Но, когда тракторист стал подымать второй ковш, я увидел, что ковш за что—то зацепился. Тракторист надавил давил на рычаги, но это «что-то» прочно держало ковш. Наконец, «Беларусь» взял верх, и мы увидели, что он вытаскивает из земли силовой кабель высокого напряжения! В следующее мгновение раздался взрыв, по звуку напоминавший взрыв гранаты. Из траншеи вырвалась голубая дуга высоковольтного разряда. Испуганный тракторист вылетел из кабины, словно пробка из бутылки. Мы сгрудились вокруг места происшествия и стали ожидать наказания за инициативу, которая в армии, как известно наказуема.
  На шум прибежал местный бригадир, который был очень напуган. К нашему удивлению ни нас, ни тракториста он ругать не стал. Наверное, потому, что мы все были живы и легко отделались — током никого не ударило. А ведь не было бы трактора, могли лопатой или ломом по кабелю долбануть.

Битва за урожай

 Осень ознаменовалась в Ленинградской области невиданным урожаем на колхозных полях. И поэтому наше училище стало использовать своих курсантов, как главную ударную силу в борьбе за урожай.
 Особенно повезло в этом подшефному совхозу «Победа», поля которого находились близ училища. Когда всё училище по выходным дням десантом высаживалось на картофельные или морковные поля, в успехе битвы за урожай можно было не сомневаться. Более того, даже в дни учёбы курсанты небольшими отрядами выезжали и в другие места Ленинградской области: в Лигово, Стрельну, Пулково или на Воронью гору, на которой в годы войны стояла батарея немецких сверхдальнобойных орудий, обстреливавших Ленинград. Эти поездки в ясную погоду доставляли намного больше удовольствия, чем монотонные занятия в учебных аудиториях. Даже печёная на костре картошка была нам в радость, а уж если среди грядок вдруг обнаруживался заяц—русак, и всё училище начинало его ловить под свист и улюлюканье, так получалось истинное удовольствие! Как и уборка какой—нибудь овощной культуры, произраставшей на горе за летным полем аэродрома под аккомпанемент песни «Дружба — Фройндшафт»…
 Но когда небо заволакивали тучи, накрапывал дождь и земля на поле превращалась в грязное месиво, — сбор урожая превращался в мучение. В такие минуты даже самые ненавистные занятия в теплых и сухих аудиториях становились приятными и желанными.
 По итогам уборки урожая за счет шефской помощи совхоз «Победа» выходил в передовые. С училищем он рассчитывался собранным урожаем. А с курсантами, как правило, — очередным телевизором, вручавшимся лучшей батарее.
 А когда нас развозили на субботниках по птицефабрикам, то на обед в училище всегда подавался куриный суп. Настоящий праздник для курсантских желудков!

Преподаватели

 Что касается учёбы, то предметов прибавилось. И хотя математика «ушла», на её место пришли электротехника и радиотехника. Вновь пошли «неуды», ставшие очередным препятствием на пути в Ленинград. Приходилось отчаянно напрягать извилины, чтобы сдать хотя бы со второго захода лабораторные работы. Преподавателем кафедры электротехники был майор Курбыко, по прозвищу «господин Кирхгоф». Сдать ему «лабораторку», означало совершить подвиг, настолько он был неприступен. Но курсант человек находчивый: двое второкурсников умудрились сдать господину Кирхгофу лабораторную работу прямо в гарнизонной бане!
 По характерам наши преподаватели были очень разными. Историю войн и военного искусства, например, преподавал подполковник Вавилов, но курсанты называли его не иначе, как «полковник Строков» — по фамилии автора учебника, которым он руководствовался неукоснительно. Его требования нам были непонятны, а манера говорить нараспев с неожиданным окончанием фразы, совсем сбивала с толку. Первый же зачет по военному искусству во всех взводах батареи был провален.
— Помкомвзвода! — обратился он к нашему «замку». — Доложите командиру взвода о том, что группа абсолютно не готова к зачёту!
Позже мы научились общаться с этим преподавательским «феноменом» и частенько ставили его в тупик.
— Товарищ полковник, а где находился Степной фронт? — задавал вопрос кто—нибудь из наших курсантов.
— Степной фронт? — переспрашивал Вавилов — Гм, он… находился в степи!
Среди преподавателей были и откровенные юмористы. Взять, к примеру, преподавателя по оружию массового поражения подполковника Николая Келлера, прозванного курсантами «Колей». У него была своеобразная манера воздействовать на курсантов, любивших на занятия поспать. Излагая материал, он высматривал тех, кто обычно, усевшись на задних рядах, клевал носом. А высмотрев, тихо объявлял: «Сейчас я подам команду, которую выполнять не надо». После этого, он кричал «Смирррно!!!» и естественно все, кто спал, вскакивали под громкий хохот всего взвода. А однажды Коля, высмотрев на одном из занятий спящего курсанта Халевина, запустил в него учебным пособием — резиновым шлангом для дезобработки техники. Спросонья Халевин совершенно не понял, что с ним произошло, но инстинктивно сам метнул шланг в сторону Коли. Не ожидавший такой наглости от курсанта, Коля, схватив первую попавшуюся под руку дезошвабру, наперевес с ней ринулся на Халевина. Тот, «отбивая атаку», схватил в швабру руками, и почти потерял над собой контроль. То есть шутка Коли могла перерасти в «неуставные взаимоотношения» с непредсказуемыми последствиями. Осознав это, автор шутки, явно растерявшись, чтобы разрулить ситуацию, вынужден был прибегнул к помощи взводного.
 О необходимости спорта в армии интересно трактовал начальник кафедры физподготовки подполковник Бурков:
— Бывало на фронте наступать надо, а кто артиллерию потянет? Вот те, кто спортом занимался, раз—два и пушечку потащили, потащили…
 Был ещё и знаменитый полковник Пишикин с кафедры спецкурсов. Когда он заходил в аудиторию, после команды «Встать, смирно!» наступала гнетущая тишина, и можно было услышать как жужжит пролетающая муха. Насладившись этой тишиной, полковник Пишикин здоровался. И если в ответ на его приветствие не раздавался соответствующий событию рёв, то полковник повторял приветствие , при этом попутно отчитывая «замка».
 В училище была сильная кафедра иностранных языков. Особенно повезло «англичанам». Большим авторитетом и уважением пользовался у нас преподаватель английского языка Владимир Ильич Бабич. Он был интеллигентным, импозантным мужчиной и занятия проводил всегда очень увлекательно. К сожалению, он вскоре тяжело заболел и умер в расцвете сил. Его сменил Михал Михалыч Бабкин, внешним своим видом и внутренним содержанием напоминавший стопроцентного английского денди: в черном котелке, клетчатом костюме и с неизменным зонтиком в руке. Он даже фамилию свою произносил на йоркширском диалекте. С ним тоже было забавно и интересно. Но через некоторое время власть на кафедре захватили преподаватели женщины, причем довольно строгих правил. Несмотря на свою штатскую принадлежность, одна из них на занятиях решила установить строгую дисциплину, за что получила прозвище «ефрейтор в юбке». Однажды, она устроила нам скандал за сущий пустяк. Во время одного из посещений лингафонного кабинета, Валерка Суряев незаметно заменил магнитофонную ленту с учебным уроком на запись одной из пластинок «Битлз». И превратил нудное занятие в истинное удовольствие. Ничего не подозревающая «ефрейтор в юбке», сидя за преподавательским столом, с довольным видом поглядывала на взвод англоязычных курсантов, сидящих в наушниках с горящими глазами и возбужденным видом. Не в этом ли высшая радость для учителя?
 Так бы и прошел это рок—урок незаметно, если бы кто—то из курсантов не стал тихонько подпевать ливерпульцам. Почувствовав, неладное «англичанка» подключила преподавательский наушник. Её лицо мгновенно исказилось негодованием, и она устроила такой шум, который в этот же день дошел до нашего командира взвода. Кончилось разбирательством и конфискацией «запрещенной» магнитной ленты.
 Редко, но в роли преподавателей выступало и командование училища. Однажды на занятиях по ППР, лекцию про военные Советы, нам прочитал начальник учебного отдела полковник Чигалейчик, очень похожий на героя гражданской войны Григория Котовского: такой же огромный и лысый. Но больше всего мне запомнилось не само занятие, а подготовка к нему начальника кафедры ППР. Он весь перерыв крутился у преподавательского стола, приглаживая салфетку, на которой стоял стакан крепкого чая с лимоном…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:26. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Не хлебом единым

 Мы изыскивали любую возможность, чтобы вырваться «за забор». Пусть даже не в Питер, а хотя бы в близлежащее Красное Село. Или на худой конец — в дачные посёлки Горелово или Торики.
 В это время в нашей стране, как грибы после дождя, стали возникать сотни молодёжных рок—групп. Особенно благодатная почва была в северной столице. Свои «муки творчества» молодые музыканты старались продемонстрировать подальше от ока идеологических надсмотрщиков. Сельские клубы и поселковые дома культуры превратились в сценические площадки рок—концертов, куда валом повалила ленинградская молодежь. Можете себе представить, с каким желанием мы стремились попасть в патруль, чтобы заглянуть на танцы в клубы посёлка Торики или дом культуры совхоза Победа! И неважно, что на тебе военная форма и яловые сапоги: ты молод и настроен по—бунтарски. А какие взгляды на тебя бросают девчонки!
 К военным в Ленинграде отношение в ту пору было очень хорошее. И когда мы заходили в любой из таких клубов или молодёжное кафе, и окунались там в раскованную и непринужденную атмосферу, было очень здорово. Особым успехом у нас пользовался Васильевский остров, где находились кафе «Лукоморье» и «Фрегат». Здесь можно было расслабиться, а услужливый швейцар даже прятал в гардеробе наши фуражки, чтобы их не заметил, зашедший патруль. Мы с Валерой Бирюковым облюбовали на Невском проспекте кафе «Север». Здесь можно было помимо мороженого заказать вина и познакомиться с девчонками.
 Училище проявляло заботу о культурном развитии курсантов. Нас возили на концерты. Однажды в концертном зале «Октябрьский» я увидел певца Эдуарда Хиля, певицу Людмилу Сенчину, киноактера Кирилла Лаврова. С концертом в училище выступала Эдита Пьеха. А её новая песня про соседа, который играет на кларнете и трубе, была встречена таким шквалом аплодисментов, что певице пришлось исполнять ее несколько раз на «бис».
 Частыми были и встречи с творческими киноколлективами. При обсуждении фильма «Семь невест ефрейтора Збруева», мы подвергли критике работу А. Морозова, посчитав её пародией на военного человека. А фильм «Офицеры» всеми нами был принят на «ура».
 Огромный интерес вызывала у многих из нас поп—музыка. В ту пору популярным ансамблем в стране были ленинградские «Поющие гитары». Известность к ним пришла еще в конце шестидесятых, когда они исполнили свою знаменитую песню про американского парня. Слова песни выражали кредо молодежи:
Жил один парень, такой как я
Любил он «Битлз» и «Роллинг Стоунз»
 Потом были русскоязычные версии песен « Желтая река» и «Прекрасное воскресенье», патриотическая «Саласпилс» и многие другие. Кстати, в ансамбле тогда пела никому еще неизвестная Ирина Понаровская. Как—то, мне удалось побывать на одном из их концертов этого коллектива в каком—то доме культуры, прозываемом всеми питерцами «Молоток». Билетов — не достать. Но поскольку к курсантам в Питере, как я уже сказал, отношение было хорошее, мы «просочились» в переполненный зал. Да еще сели на места в первом ряду! В тот вечер мы получили истинное удовольствие!

«Седьмое небо»

 С открытием новой курсантской столовой, мы стали ходить в наряды по кухне. Что это такое — мы узнали еще на курсе молодого бойца и вспоминали об этом с неприязнью. Но старая столовая, которая теперь была передана солдатам дивизиона обеспечения учебного процесса (доуп), не шла ни в какое сравнение с новой. Поскольку и помещение и оборудование в столовой были новыми, к наряду были повышенные требования по чистоте и порядку, а также сохранности посуды.
 В наряде находилось дюжина курсантов. Из них самый тяжёлый крест приходилось нести тем, кто попадал в «посудомойки». Особенно в ту, что находилась на втором этаже и обслуживала курсантов трёх дивизионов училища. Мы прозвали её «Седьмое небо». И те, кто попадал сюда, имели возможность получить «удовольствие» от работы по полной программе. Неспроста гимном этой «посудомойки» стала популярная лирическая песня того времени «Как прекрасен этот мир!».
 Провести почти сутки среди воды и горячего пара, рискуя получить травму или термический ожог, под аккомпанемент грохочущего посудомоечного агрегата — удовольствие не из приятных. Баня у нас была раз в неделю, а душ, который находился в ведении старшекурсников, можно было принять только по большому блату. Поэтому чтобы соблюдать гигиену, приходилось проявлять смекалку. В наряд по кухне попадали, как правило, вне очереди, в виде наказания за нарушения воинской дисциплины. А попав в наряд один раз, можно было «прописаться» в нём надолго. Причин тому хватало. Взять, хотя бы посуду, которую мы мыли. Если она по чистоте не соответствовала нормам, накладывался запрет на её выдачу. Прием пищи в училище сдвигался на время, необходимое для перемыванию посуды. А это уже вело к срыву учебного процесса во всем училище, что было равнозначно чрезвычайному происшествию. И как следствие, виновные в этом в полном составе автоматически «трубили» еще несколько нарядов подряд.
 Посуду ежедневно проверял ненавистный всем «посудомойщикам» фельдшер медицинского пункта прапорщик N. Он, как правило, появлялся в столовой утром, и сразу шёл к жарочным шкафам, где проходила термическая обработка посуды. У прапорщика был «логопедический недостаток» — он заикался. Бывало, откроет шкаф, и давай щупать тарелки рукой, проверяя их состояние. И тут же даёт одну из двух своих словесных оценок, начинающихся на букву «Х». Но произнеся эту первую букву, прапорщик начинал заикаться. И если вторая буква, произнесенная им, была «О», это говорило о положительной оценке «хОрошо» и мы облегченно вздыхали. Но если следом шла «У», то во время заикания, мы всем «хором» начинали доказывать—уговаривать прапорщика, что это, не так. Что помыли «хО», а не «хУ». И ведь доказывали!
[ А однажды, в самом начале «хождения на кухню», мы стали свидетелями того, как наши начальники «от продовольствия» проводили

«Следственный эксперимент»

 Было это еще в период курса молодого бойца. Заступили мы как—то в наряд по кухне в старую столовую, поскольку новая была еще в проекте. Перед обедом к нам неожиданно нагрянул начальник училища генерал—майор Стукалов: решил он снять пробу. Дежурный по столовой любезно приготовил начальнику обед, пожелав приятного аппетита.
Пал Иваныч зачерпнул ложкой борщ, поднёс её ко рту и вдруг с возмущением отпрянул, в ложке плавала гусеница!
 Немедленно были вызваны заместитель по тылу подполковник Шуванов и начальник продовольственной службы капитан Лиман, которым было приказано разобраться в безобразии и наказать виновных. Тыловики в варочном цехе построили женщин—поваров, служащих Советской Армии, и начали «разбор полётов», выясняя, как насекомое могло попасть в тарелку к генералу. Те стали дружно отпираться, обвиняя во всем «коренщиков», которые якобы плохо перебрали капусту.
«Коренщики», тоже женщины, выдвинули встречное обвинение, указав на открытые окна варочного цеха, через которые и могла вползти злополучная тварь. Женщины начали галдеть, словно сороки, но никто из них не хотел брать вину на себя.
 И тут у кого—то возникла прями— таки гениальная идея провести «следственный эксперимент». Суть «следственного эксперимента» заключался в том, чтобы с его помощью определить, будет ли гусеница, попавшая в котел вместе с капустой и долго после этого варившаяся, отличаться от гусеницы, заползшей в помещение через окно и поварившейся только «слегка». Дежурный по столовой приказал нам срочно выбежать на улицу и найти похожий экземпляр. Через некоторое время на лужайке рядом со столовой мы отловили нужный экземпляр гусеницы и принесли её в варочный цех. Начпрод бросил в котел с кипящей водой и следственный эксперимент в присутствии большого скопления народа, затаившего дыхание, начался. Потянулись минуты томительного ожидания… Результат эксперимента ошеломил всех: вид сварившегося насекомого исключал как первую, так и вторую версию попадания гусеницы в тарелку с борщём начальника училища.
 В это время в столовой появился дежурный по училищу, который объявил всем собравшимся, что если обед будет задержан и распорядок дня будет сорван, все военные будут наказаны, а гражданские — лишены премии. Курсантов разогнали по местам, но до сих пор так и осталось неясным, как же гусеница оказалась в тарелке. То, что это никакая не выдумка, а настоящая правда, может подтвердить курсант Вячеслав Ефремов, который тоже был в том наряде.
 Вообще—то, тыловики в училище были людьми своеобразными. Взять, к примеру, некоего капитана Ковтуна, отвечающего за всякий хозинвентарь. Этакий «умывальников начальник и мочалок командир» всегда ходил по училищу озабоченным, не обращая внимания на отдание курсантами воинской чести ему. Однажды проходя мимо него, сержант Долгов смеха ради отдал честь левой рукой. Ковтун, сделав несколько шагов, остановился.
— А почему это, вы приветствовали меня левой рукой? — спросил он шутника.
— А я мусульманин! — ляпнул Долгов, восточная внешность которого вполне подтверждала сказанное.
— Хм… понятно, — сказал Ковтун, и понёсся в свойственной ему манере дальше.
 Да и сам «шеф тыла», подполковник Шуванов, на нашу дисциплину глядел сквозь пальцы. Как—то морозным утром, когда хороший хозяин и собаку на двор не выгонит, решили мы во время физзарядки отсидеться в подвале нашей казармы. Народу из дивизиона набилось куча. Сидим — курим. Вдруг в подвале появляется подполковник Шуванов. Мы замерли, ожидая начало взбучки. Но тыловой начальник, не обращая на нас внимания, занялся поиском мётел и лопат для уборки снега. Как говорится, каждому — своё.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:46. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Эпидемия

 Я уже упоминал про сырой климат Ленинграда. Он всегда был причиной простудных заболеваний. А осенью в училище началась эпидемия гриппа. При большом скоплении людей это вполне естественно. Практически одновременно болезнь свалила несколько сотен человек. Несмотря на профилактику, чаша сия не миновала и меня. Идя на обед, я почувствовал себя очень скверно — стали слезится глаза, голова начала раскалываться от боли, из носа потекло. Предчувствуя, что это не ОРЗ, а грипп, Тихоныч отправил меня в санчасть.
 Когда я пришёл в санчасть, первое, что увидел, это весь на нервах и взмыленный фельдшер—прапорщик с марлевой повязкой на лице, мечущийся среди постоянно прибывающих в санчасть заболевших гриппом, и не успевающий оказывать им помощь. А тут ещё и я подошел. Чтобы я не ждал своей очереди в коридоре, фельдшер привёл меня в кабинет физиотерапии и попросил немного подождать. В надежде, что во сне симптомы болезни явно ощущаться не будут, я прилёг на кушетку с намерением немного поспать. Очнулся от ощущения того, что кто—то пытается столкнуть меня с кушетки. Я открыл глаза и обомлел. Помимо меня в кабинет физиотерапии набилось еще человек около тридцати (!). Все находились в таком же состоянии, как и я, и тоже пытались, как и я, поудобнее пристроиться.
 Когда число заболевших увеличилось до катастрофических размеров, а на дворе стемнело, фельдшер отправил нас своим ходом в карантин, развёрнутый на втором этаже старой (желтой) казармы. Мы доползли в карантин к ужину. Здоровые курсанты притащили и поставили посередине казармы бак с кашей, а сами быстро убежали, чтобы не заразиться. Но к каше никто не притронулся — аппетита ни у кого не было.
 Солдат—медик дал каждому из нас по горстке таблеток и сказал, чтобы мы ложились спать на свободные места. А завтра с нами разберутся. Мы зашли в спальное помещение, напоминавшее палату госпиталя, в которую только что доставили раненых. Отовсюду раздавалось бессвязное бормотание и стоны, или стук зубов у тех, которых сильно лихорадило. Возле некоторых кроватей сидели медсёстры, мерявшие давление или делающие уколы тем, кому было совсем плохо. А в карантин все прибывали и прибывали заболевшие.
 Свободную койку мне удалось отыскать только на верхнем ярусе. Кое—как забравшись наверх, поскольку меня качало из стороны в сторону, я провалился в бездну. А наутро мне стало еще хуже. Напротив моей койки была открыта форточка и сырой холодный воздух, дувший из форточки, окончательно «добил» меня.
 Всё плохое рано или поздно проходит. Я пошёл на поправку. Да, и обстановка стала понемногу нормализоваться. Кривая роста эпидемии гриппа в училище пошла на убыль.

Кто есть who

 Как—то кто—то из курсантов, уже не помню кто, нашего взвода дал меткую характеристику каждому взводу нашей батареи.
 Так, 91—я учебная группа за беспрекословное подчинение старшине батареи Двораку была им окрещена «хлопчуками». Дворак числился в списке этой группы и в неформальной обстановке обращался к своим подчиненным не иначе как «хлопчук», например, «хлопчук Гендель», «хлопчук Жагата» и т.д. В 91—й учебной группе отсутствовала свобода слова и всякие намёки на демократию. Свободомыслие нещадно подавлялось.
 92—я учебная группа удостоилась прозвища «хлопцы». По существу, это были такие же «хлопчуки», но в их среде имелись отдельные инакомыслящие личности. Например, курсант Федя Зенин (Хиппок) или пофигист Пегушин (Боб), и некоторые другие. Да и сам предводитель «хлопцев», заместитель командира взвода сержант Сивоконь (Сэва), мог иногда воспротивиться старшине и высказать крамольную мысль. Но дальше этого он не шёл и также мог подавить свободомыслие в группе.
 Первое спальное помещение, в котором располагались 91—я и 92—я группы, от второго спального помещения, в котором «базировались» 93—я и 94—я учебные группы, было отгорожено стеной с двустворчатой, плотно закрывающейся, дверью. За этой дверью была другая атмосфера и другой образ жизни. За это 93—я и 94—я учебные группы стали именоваться обитателями дикой природы.
 Например, курсанты 93—й группы были названы «бобрами». В группе чувствовался вольный дух, а «распространителями» вольного духа были Кунцевич (Петр Петрович), Толкач (Лач), Кобылин, Юрченко и некоторые другие вольнолюбцы. Вольнолюбивое брожение наблюдалось и среди сержантов Толи Камышного и Саши Березникова. Случались в группе и отдельные перестановки «командных кадров». Но, в принципе поддерживавший демократические принципы, заместитель командира взвода старший сержант Дашунин, вместе со своим «коллегой» сержантом Костенко, мог в последний момент отступить от демократических принципов, и вступить полемику с подчиненными.
 Самой «отвязной» была в батарее 94—я учебная группа. Мы получили прозвище «волки». В группе из—за политики закручивания гаек, практиковавшейся командованием батареи, несколько раз случался «кризис верхов», потому командование батареи, поняв безрезультатность такой политики, старалось относиться к курсантам группы помягче. При этом ненавидело их всеми фибрами души.
 Так получилось, что в 94—й группе собрались свободомыслящие люди разных национальностей, жизненного опыта и воззрений, но все критически относящиеся к дурости, тупости и солдафонству. Не только в курилках, но и на семинарских занятиях 94—й группа могла дать достойный отпор «хлопцам» и «хлопчукам», а также и их идеологическим предводителям. Неслучайно, именно в 94—й группе образовался неформальный рок—клуб, объединивший битломанов и из других курсантских батарей, и даже из солдат—срочников дивизиона обеспечения учебного процесса.
 Был в группе и свой клич. Обычно сержант, заместитель командира взвода, восклицал: «Волки! Споём свою последнюю песню!». После чего весь взвод издавал волчий вой. Но всеобщее презрение мы все—таки выражали по канонам, принятым в училище: «У—у—у—у—у—у, су—ки—и—и—и—и!!!»

Воды!

 В училище существовала проблема с водоснабжением. Говорили, что нынешняя водопроводная сеть была проведена еще при «царе Горохе». И потому на трассе постоянно случались аварии, оставлявшие училище без воды.
В таких случаях зимой и летом на строевой плац въезжала пожарная машина, которую курсанты облепляли, словно мухи, умываясь и чистя зубы. Благо, морозы в такие дни всегда стояли небольшие.
 Однажды летом, прибыв в казарму с тактических занятий, батарея, узнав, что вода отключена, всем составом направилась к пожарному водоёму. Не снимая с себя формы, взмокшие и потные курсанты, подобно стаду африканских буйволов, плюхнулись в воду. При этом уровень воды в пожарном водоёме заметно поднялся. Потом, когда мы получили право свободного выхода с территории училища, стали наезжать в бани, расположенные неподалеку от Балтийского вокзала. У кого—то из наших курсантов в бане украли форменные ботинки (?). И ему пришлось возвращаться в училище в гражданских штиблетах, презентованных банщиком.
 Несколько раз всё училище выезжало на ремонт изношенной водопроводной трассы, да только всё оставалось как, прежде.

Среди чужих

 Единственную боевую задачу, которую мы выполняли в училище, была караульная служба. Обычно учебная группа ходила в караул два раза в месяц. Еще пару раз за месяц можно было сходить в караул маленькой группой из 2—3 курсантов в составе 93—й учебной группы нашего взвода, поскольку мы в необходимых случаях, когда по разным причинам не хватало личного состава, дополняли их, а они нас. Но однажды зимой произошло неслыханное. Во втором взводе не смогли набрать людей в караул. И командование батареи не придумало ничего лучшего, как сунуть в караул меня! Обидно, досадно, ну, ладно! Делать нечего. Хорошо, что еще определили меня на пост по охране гауптвахты. Все—таки не на морозе стоять.
 Заступили в караул. И все бы хорошо, но чего—то… нехорошо. Уже после ужина стал я замечать вокруг себя некоторые странности. Сначала мой карабин в пирамиде оказался на боевом взводе, хотя я отчетливо помню, что произвел контрольный спуск. Начальник караула лейтенант Парфенов сделал мне за это замечание. Дальше — больше. Находясь в составе бодрствующей смены, навел я порядок в ленинской комнате караульного помещения, потом пошёл в курилку.
Через минуту заходит в курилку помощник начальника караула сержант Лавренко и спрашивает меня, почему бардак на закрепленной территории. Захожу в ленинскую комнату, и глазам своим не верю, шахматы и книги разбросаны, а посредине ленинской комнаты на полу кучка мусора. Опять я получаю замечание от начальника караула лейтенанта Парфенова. Понимаю, что в этой «вражьей банде» какая—то сволочь мне вредит. Потому стиснул зубы, и продолжил тянуть лямку. После очередного «проступка» начальник караула лейтенант Парфенов начал делать выводы не только обо мне, но и о обо всём нашем взводе. И я совсем упал духом.
 Ночь. Стою на своём посту в коридоре между камерами для арестованных, и такая обида меня берёт. Один среди чужих! И вместо того, чтобы как—то посочувствовать и отнестись со вниманием, кто—то вместо этого строит мне козни, а я без вины оказываюсь виноватым.
 Одолеваемы грустными мыслями, я присел на ступеньку перед входной дверью, чего делать по уставу строго воспрещалось. При этом, чтобы я вовремя мог услышать шаги проверяющих и успеть принять нужное положение, чуть—чуть приоткрыл входную дверь. На улице мела позёмка и, навевая дремоту, выл студёный ветер. Грустные мысли постепенно отступили, пришло расслабление и я, не заметив как, я погрузился в сон. Очнулся я от толчка. Открываю глаза и вижу перед собой помощника начальника караула сержанта Лавренко с моим карабином, выпавшем во сне из моих рук. ЧП!
 Меня словно молния ударила в голову. В сотую долю секунды я подскочил к сержанту, вырвал из его рук свой карабин, и отскочив на два метра назад, резко вскинул его, направив на «незваного ночного гостя»:
— Стой, стрелять буду!
Сержант Лавренко опешил. Еще минуту назад он, проверяя службу, обнаружил на посту спящего часового, и завладел его оружием. Это нарушение имело бы для меня печальные последствия, да и взводу нашему чести бы не прибавило. Но это было минуту назад, а сейчас все было в соответствии с Уставом.
— То есть, как это не спал? Да я у тебя даже оружие забрал! — с возмущением сказал Лавренко.
— Никак нет! Вам это показалось! — стоял я на своём.
Мы продолжали препираться, но про себя, конечно, думали об одном и том же, об отсутствии свидетелей. Для меня это было решающим фактором, поскольку некому было подтвердить мой сон на посту. А для сержанта Лавренко это обстоятельство был досадной помехой для того, чтобы прищучить меня, поскольку он сам нарушил устав, проверяя часового в одиночку, без сопровождения караульного. Видя, что меня так просто не возьмёшь, он изменил тактику. Разрешил продолжать несение службы, пообещав «спокойно поговорить» со мной после смены. Остаток времени на посту я соображал как мне вести себя дальше. Если меня не сняли с поста и не доложили об этом лейтенанту Парфёнову, значит, у меня есть надежда вывернуться из этой ситуации. Главное — стоять на своем.
 Сменившись с поста и сдав оружие, я стал «бодрствовать» в ленинской комнате. Лавренко подошел ко мне с шариковой ручкой и листом бумаги, и предложил написать объяснительную записку о моём нарушении устава. А я опять за своё: ничего не было, всё показалось. Лавренко был родом с Западной Украины. По комплекции — здоровенный мужик с черными, как смоль усами. Видя мою несговорчивость, решил Лавренко взять меня хитростью. И он мне говорит, что про мой сон на посту он докладывать, под честное слово, никому не будет, но для него мне всё—таки нужно написать, как было дело, просто на память. А если я не напишу, доложит по команде. Нет, думаю, поезд уже ушёл! А что такое шантаж, я представлял себе хорошо. Мне с ним еще служить и служить, а быть у этого «хлопчика», так сказать, на веревочке, «деду» не положено.
 И пока мы находились в карауле, сержант Лавренко не прекращал свои попытки заставить меня написать покаяние, чередуя их угрозами доложить о моём проступке начальству. Но всё было тщетно. Морально я был уже готов к этому. Но только не к шантажу. Когда мы пришли в казарму и построились для сдачи оружия, мой взводный лейтенант Михайлов подошёл к нам и, увидев мою насупившуюся физиономию, спросил сержанта Лавренко: «Ну как нёс службу курсант Лебедев?»
Лавренко замялся и хотел сказать в мой адрес что—то не очень лестное, но взводный не дал ему до конца высказаться:
— Ладно, уже одно то, что он был в карауле с незнакомыми ему людьми, — психологически тяжело. А если и были, какие замечания, простим ему. Судя по его виду — натерпелся. Пусть отдыхает!
Лавренко взглянул на меня исподлобья и криво усмехнулся.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:50. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Странички из дневника

 Как—то зимой несли мы службу в карауле с ребятами из 93—й группы. В студёную пору, бодрствующая смена собиралась, как правило, в помещении, где находилась печка. Здесь сушили сапоги, постовые валенки и рукавицы. Здесь же можно было втихаря и покурить. Ночью, наводя порядок, в вытяжном отверстии я обнаружил горстку маленьких листочков, вырванных из записной книжечки. Листочки были исписаны мелким убористым почерком. Я собрался было бросить этот бумажный хлам в топку, но поскольку заняться в этот полночный час было нечем, то от нечего делать стал читать написанное на листочках, оказавшихся страничками из дневника.
 Неизвестный мне курсант, по всей видимости второкурсник из нашего дивизиона, описывал свои взаимоотношения с девушкой. В листочках было всё: и неразделенная любовь, и тоска от службы, и радость встреч, и горечь расставаний. По ходу чтения становилось ясно, что девушка, живущая в Минске, не испытывала восторга от перспектив профессиональной карьеры её парня. И это было предметом терзаний души этого Ромео. Из обрывочных записей было видно, что автор дневника начал сомневаться в выборе профессии офицера. В одной из последних записей он решает написать рапорт об отчислении из училища. Строчки на последнем листке прямо кричали об этом…
 Бодрствующая смена караула, закончив чтение листочков из дневника, молчала, и только потрескивающие в печке дрова, нарушали ночную тишину. Каждый думал о неизвестном курсанте, бросит ли он училище, как у него сложится дальнейшая жизнь…

Самодеятельность

 В училище решили провести смотр художественной самодеятельности среди дивизионов. Талантов, как всегда, хватало.
 К талантам я себя не относил, но на этот раз решил поучаствовать в массовке. И с группой товарищей «застолбил» себе место в дивизионном хоровом коллективе. Помимо патриотических песен про вождя и комиссаров, мы пели про потолок ледяной и дверь скрипучую, подпевая солисту «старшине» Москвичу, командный голос которого, истосковавшийся после снятия с должности, просто рвался наружу. В общем, и к искусству приобщился, и освобождение от нарядов и работ было не лишним.
 Интерес к художественной самодеятельности у основной массы курсантов проявлялся в отношении к вокально—инструментальным ансамблям. Мечтой каждой батареи было иметь свою аппаратуру для такого ансамбля: три электрогитары, ударную установку и электроорган. Но купить этот реквизит курсантам одной батареи было не под силу. Кто—то выдвинул идею объединиться с другими батареями нашего, третьего, дивизиона. Все дружно согласились, и начался сбор средств. Каково же было всеобщее удивление, когда мы узнали о том, что на всю собранную сумму был куплен дорогущий саксофон! И купил его некий фанат джаза из 8—й батареи. Разразился скандал дивизионного масштаба! Наша «рок—н—ролльная» батарея потребовала деньги назад. Деньги вернули, за исключением маленькой суммы, на которую приобрели магнитофон «Вега». Который потом верно служил нам и закончил свою «жизнь» в день нашего выпуска полетом из окна третьего этажа…
 А вот в конкурсе команд КВН я не участвовал, а был только зрителем. Но какое это было удовольствие! Вот где был простор для неумной курсантской фантазии! Наша команда тонко и с вдохновением пародировала и курсантов и преподавателей. Да так, что весь клуб содрогался от хохота. Кстати, в числе зрителей в клубе был молодой лейтенант из первого выпуска, приехавший в альма—матер из какой—то дальней «точки». Он смотрел на наших раскованных курсантов и по выражению его лица было видно, что в войсках он уже не помнил про свободу и раскрепощённость, дух которых был жив в ЛВВПУ.

Внимание, танки!

 В те времена небольшой городок Стрельна славился не дворцом — резиденцией президента России, а своим танкоремонтным заводом. В один из погожих воскресных дней большая группа курсантов нашей батареи отправилась оказывать помощь этому оборонному предприятию. Это была не столько работа, сколько экскурсия — такого количества советских танков разных типов я еще никогда не видел вблизи. Здесь были танки разных типов, начиная с легендарных «тридцатьчетверок» и кончая современными танками, стоящими на вооружении.
 Мы, словно малые ребятишки, забирались внутрь башен, надевали на голову промасленные танковые шлемы, крутили и вертели всевозможные ручки и рычаги, поворачивали башни, поднимали и опускали пушки. Я был поражен тесноте и неудобству танковой башни и от души посочувствовал советским воинам—танкистам всех поколений.
 Валерка Бирюков предложил мне перелезть через забор в охраняемую зону, где в ряд стояли уже отремонтированные танки и боевые машины пехоты, готовые к отправке в войска. И я составил ему компанию на «экскурсию» в охраняемую зону. В башне ближайшего танка, в который я залез, лежал крупнокалиберный пулемёт ДШК и радиостанция. Устроившись поудобней, я посмотрел в «голубой» окуляр прицела танковой пушки. Вот бы так выехать за ворота и покататься по улицам города! Или въехать на танке в родное училище! Незабываемые впечатления!

Фикус

 Как—то стоял я во внутреннем наряде. После завтрака к нам в казарму заглянул комдив подполковник Павлов и попросил старшину выделить дневального для того, чтобы в его кабинете качественно вымыть окно. А я, как назло, рядом на тумбочке «стоял». И старшина, недолго думая, поручил это дело мне. Комдив привёл меня в свой кабинет, располагавшийся этажом ниже, определил объем работы и пошел по своим делам. А я приступил к своим.
 Надо сказать, что мытье окон — дело достаточно тонкое. А мытье окон больших размеров при небольшом росте — вдвойне тонкое.
 Вымыл окно раз, вымыл второй, а на стекле все равно остаются какие—то разводы. И после третьего раза — тоже самое! Наша батарея уже на обед пошла, и мне из строя ребята подмигивают, а я всё еще на подоконнике стою, и задание еще не выполнено. Про себя думаю, лучше траншею глубокую копать или мешки с гипсом на себе таскать, нежели мыть окна у начальства. И только я так подумал, как налетел сильный порыв ветра. Створка с силой распахнулась, чтобы стекло не разбилось, я спрыгнул с подоконника на пол. А створка, описав дугу, ударила по огромному фикусу, который в кадке стоял в углу кабинета. Причём ударила с такой силой, что ствол фикуса сломался у самого основания!
 Я похолодел. Загубить не какой—нибудь там старшинский кактус в бытовке, а почти дерево! Это для меня — чревато. На мгновение представив, как я хожу пять нарядов подряд вне очереди, я лихорадочно стал соображать, как же мне замести следы. Поднял с пола фикус, воткнул ствол по центру кадки, и стал трамбовать землю в кадке, чтобы ствол не заваливался набок. С третьей попытки мне это удалось. После того, как я «разобрался» с фикусом, я с большим старанием опять принялся за злополучное окно, и буквально вылизал его, продышал и протёр каждый его сантиметр, как будто бы это был чешский хрусталь. Вскоре подошел комдив. Посмотрев на результаты моего труда, поблагодарил и отправил меня в казарму. Остаток дня я провел в ожидании разоблачения. Но все обошлось! Вскоре я совсем забыл о случившемся. А спустя приблизительно две недели, я случайно услышал обрывок разговора командира дивизиона с замполитом майором Тропиным: «…Поливаю его, поливаю, а он всё сохнет и сохнет. Не пойму от чего!»

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 22.09.13 21:53. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Судьба боксёра

 Однажды всем объявили о проведении чемпионата училища по боксу. Каждая батарея должна была выставить на чемпионат училища свою команду, состоящую из боксёров разных весовых категорий. В нашей батарее в основном «культивировался» только один вид спорта — кросс на три километра. Боксом на гражданке серьезно занимались лишь три человек: Гайсенок, Стеценко (Стец) и старшина—самозванец Михаил Москвич. Гайсенка вскоре отчислили за разгильдяйство, и в батарее осталось только двое представителей этого вида спорта. Кстати, ненавидевшие друг друга. Однажды они вместе были наряде и поругались там, как говорится, по—крупному. Старшина Дворак возьми тут, и предложи боксёрам выяснить свои отношения на ринге. Конечно, противники на это согласились.
 И вот после вечерней поверки вся батарея бросилась в наше спальное помещение, в торца которого было отведено место для хранения спортивного инвентаря, а зимой — под лыжную базу. Место для хранения было выгорожено металлической решеткой, аналогичной той, что была оружейной комнате. Вот к ней и припал, с криками и улюлюканьем, весь наличный состав батареи. Без сомнения, симпатии ста процентов зрителей были на стороне Стеца. По сигналу рефери старшины Дворака бой начался. Это нужно было видеть! Стеценко, несмотря на то, что был близорук и носил громадные дымчатые очки, профессионально и точно наносил Москвичу удары в голову. А Москвич, рыча словно раненый лев, гонялся за юрким противником, нанося удары в пустоту. Зрители кричали так громко, что со второго этажа, заподозрив что—то неладное, стали прибегать курсанты из 8—й батареи. Ввиду явного преимущества победил курсант Стеценко.
 Но этих двоих «профессионалов» для комплектования сборной команды батареи было явно недостаточно. Потому комбат Цветков решил отказаться от участия в чемпионате. Но тут на «авансцене» появился «авантюрист—одессит» курсант Голубецкий из нашего отделения. Решив поиметь какую—нибудь выгоду из боксёрского чемпионата, новоявленный Остап Бендер подошел к Цветкову и предложил свои услуги по подбору сборной команды, при условии предоставления в тренировочный период всевозможных льгот. Цветкову ничего не оставалось, как принять эти условия. Голубецкий, объявив себя капитаном сборной команды, стал отбирать «спортивные таланты», обещая всем райскую жизнь в тренировочный период. И, действительно, членов «сборной» освободили не только от нарядов и трудовой повинности, но они даже перестали ходить на занятия. Никто не видел, где и как они тренируются. А самого Голубецкого теперь очень часто можно было видеть лежащего на своей койке и слушающего грампластинки.
 И вот наступил день чемпионата. В назначенный час в спортзале, вместившем в себя курсантов всех батарей, раздался удар гонга, и начались поединки. Зрелище было незабываемое! Зал сразу же завелся и остро реагировал на каждый приличный удар ревом сотен глоток. В самый разгар чемпионата в зал зашел улыбающийся начальник училища генерал Стукалов. Но увидев беснующуюся и орущую толпу, жестикулирующую опущенными вниз большими пальцами правой руки, Павлу Ивановичу стало явно не по себе. Надо полагать, он ужаснулся реакции будущих замполитов, увидевших в боксе только элементарный мордобой, и жаждавших крови. Удрученный начальник спешно покинул зал.
 А что же наша «сборная команда»? С треском проиграла! Причем, как было объявлено в большинстве поединков, по причине профессиональной неподготовленности боксеров. А на поединок капитана «сборной команды» Голубецкого, без слез нельзя взглянуть было, поскольку Голубецкий просто убегал от соперника и, словно заяц, накручивал круги по рингу, пока рефери, ввиду явного преимущества противника, не прекратил бой. Проиграл поединок и Москвич. Победу одержал лишь один Стеценко. Месть комбата Цветкова была страшной. Вся «сборная команда», кроме Стеца, конечно, не вылезала из нарядов, пахала по чёрному и вычеркивалась их списков увольняемых.
 Надо сказать, что Стеценко «испытания славой», к сожалению, не вынес и пристрастился к спиртному. Однажды он напился почти до потери чувств и в таком состоянии был участковым милиционером обнаружен на берегу Гореловского пруда. На руках, словно малого ребёнка, участковый принес его на КПП. А уже оттуда в одеяле его, пронеся через весь плац, доставили в батарею. Кого несёте, нашего? — крикнул кто—то из окна восьмой батареи.
— Нет, нашего! — с гордостью ответили сослуживцы «ребёнка». Естественно после этого Стеценко был отчислен из училища.
 Близился новый 1972 год. В связи с недавней эпидемий, увольнения на праздник отменили, но каждый из нас, как мог, искал лазейку, чтобы вырваться из училища. Я отмечал новый год у родных в Питере, те же, кто вынужденно оставался в расположении, стали думать об организации новогоднего вечера. Каждый Новый год училищный клуб предоставлялся в распоряжение какого—нибудь дивизиона. В этот раз клуб был р распоряжении нашего дивизиона. Девятая батарея организацию праздника взяла инициативу в свои руки. Был сформирован самодеятельный вокально—инструментальный ансамбль, в который, решив реабилитироваться, «проник» Голубецкий, сменивший боксерские перчатки на барабанные палочки. Участники ансамбля выписали себе национальные гуцульские одежды. В комплект такого костюма, помимо расписной рубахи и штанов, входили длинноволосые парики и накладные усы! А, как известно, длинные волосы — отличительный признак любой рок—группы. Конечно, все поняли что к чему. Кроме того, и репертуар у «гуцулов» был соответствующий — исключительно англоязычный. А новогодний вечер удался на славу.

Укрощение железных коней

 И снова начались учебные будни. Был у нас был один предмет, необходимый не только для службы, но очень востребованный и в «личной жизни», — автомобильная подготовка. Теоретические занятия по этому предмету вели у нас два преподавателя — майор Редькин и подполковник Мезенцев. Оба были очень запоминающимися личностями. Подполковник Мезенцев, например, любил сокращать фразы военных команд. Команда «Вольно, садись!» в его интерпретации звучала, как «Вондись!». Когда на первом занятии он в ответ на наше приветствие, отдал свою оригинальную команду, дежурный по группе сержант Долгов пробормотал: «Не понял, товарищ подполковник?»
— Воньдись! — снова отдал команду Мезенцев. И опять на лице Долгова непонимание.
— Это — для краткости, — пояснил преподаватель. — А кстати, как Ваша фамилия, товарищ сержант?
— Сержант Гов! — ответил дежурный.
Теперь настала очередь удивляться Мезенцеву.
— Странная фамилия, — сказал он, просмотрев классный журнал, — такой фамилии в журнале нет.
— Это — для краткости. Моя полная фамилия — Долгов!
 Мы, еле сдерживали смех. Но дальше — больше. Объясняя материал, он произнес жаргонное выражение «до лампочки». В конце занятия, когда наступило время уточнить, есть ли у курсантов вопросы, руку поднял всё тот же Долгов: «Мне все понятно, за исключением одного: причём здесь лампочка?» Подполковник Мезенцев подумал, что это опять шутка, но серьезный вид нерусского Долгова привел его в замешательство. Дальнейшее напоминало репризу Аркадия Райкина про грузина по имени Авас.
 Второй преподаватель майор Редькин всегда был серьёзен. И если улыбался, то улыбка его была точь в точь как у Моны Лизы. Кроме того, была у майора фраза—паразит: «Ясно? Вот так вот!». Он употреблял её настолько часто, что вместо того, чтобы запоминать материал, мы подсчитывали сколько раз за занятие майор эту фразу произносил. Когда он, завершая свое последнее занятие на курсе, произнес начало своей знаменитой фразы «Ясно…», весь наш взвод в ответ дружно рявкнул: «Вот, так вот!» И майор Редькин впервые по–настоящему улыбнулся…
 После Нового года по автомобильной подготовке у нас начались практические занятия. Вождению нас обучали на грузовых машинах ЗиЛ—130 и ГАЗ—66. Мне достался более мощный ЗиЛ—130. Свои первые километры на машине я наматывал на лётном поле гореловского военного аэродрома. Самолёты взлетали и садились на аэродром крайне редко, поэтому поле вовсю использовалась и для нужд будущих водителей. Когда навыки по вождению окрепли, я выехал на автотрассу. Исколесил дороги на Стрельну и Ропшу, заезжал и в другие населенные пункты. Весной уже ездил и по улицам Красного Села, волнуясь на центральном перекрестке у светофора. Иногда едешь на машине по проселочной дороге, рядом в кабине инструктор прапорщик Поляков. Мне езда по просёлку в радость, а он уже одурел от езды своих стажеров и кемарит рядом на сиденье. Только потихоньку начинаешь увеличивать скорость, Поляков начеку, и притормаживает машину спаренной педалью тормоза. Часто Поляков загонял мою машину в тупик и предлагал мне из него вырулить задним ходом. С меня семь потов сходило, пока я выруливал задом из тупика на проезжую часть. По этому прапорщик Поляков говорил: «Научиться гонять — эка невидаль. А вот правильно припарковаться или выехать из тупика — сможет не каждый. Это всегда тебе потом пригодиться». И жизнь подтвердила правильность его суждений.
 20 мая 1972 года я сдал экзамен по автомобильной подготовке. Экзамен состоял из теоретической части и практического вождения. За знания по устройству автомобиля я получил «3», за знания правила дорожного движения — «5», аза практическое вождение — тоже «3». Хотя лично я с такой оценкой за вождение был совершенно не согласен. Решением экзаменационной комиссии мне были выдано водительское удостоверение категории «В», которое я обменял на новое лишь в 1998 году.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 26.09.13 14:35. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

…Потехе — час

 Помимо учёбы и службы мне приходилось мне приходилось заниматься и общественной работой. Я был редактором боевого листка, членом редколлегии стенной газеты, проводил шахматный турнир. Периодически каждый из курсантов получал из дома посылки, бандероли и денежные переводы. Содержимое посылок моментально съедалось, деньги тратились на сладкое. Обжившись и почувствовав себя уже посвободней, мы частенько посещали офицерский буфет, находившейся с тыльной стороны штаба. Наши посещения буфета раздражали командира батареи и он часто ругал курсантов, попадавшихся ему в буфете. Но вскоре в помещении старого клуба стараниями энтузиастов в погонах было открыто курсантское кафе, которое стало центром всеобщего притяжения. Оно располагалось по пути к учебным корпусам. Шагая на самоподготовку или возвращаясь с неё, мы всегда старались забежать в курсантское кафе.
 В зале кафе был установлен музыкальный автомат для пластинок на 45 оборотов в минуту — «сорокапяток». Бросишь пятачок в прорезь, нажмёшь клавишу с названием понравившейся песни и ждешь, когда автомат выберет нужную пластинку, подведёт ее к проигрывателю и начинает исполнять твою «заявку». Сколько бросишь пятачков, столько раз и наслаждаешься музыкой. Поскольку автомат был сделан в Польше, то репертуар в основном состоял из польских шлягеров. Особенно часто крутили песенку польской певицы Ирены Сантор. Потом даже русский текс к ней придумали про портрет работы Пабло Пикассо. Позже ребята с младших курсов стали потихоньку заменять польские пластинки «сорокопятками» известных рок—групп. Таких, как «Криденс», «Роллинг Стоунз», «Кинкс».

Войска идут!

 На втором курсе мы тоже отрабатывали выполнение действий по боевой тревоге. Но в отличие от прошлогодней «боевой тревоги», закончившейся построением на плацу, на этот раз «боевой приказ» предписывал нам организованно убыть в район сосредоточения и там получить боевую задачу. Рано утром организованно поднявшись по сигналу тревоги, мы в полной боевой выкладке покинули казармы и направились в указанный квадрат к месту сосредоточения. Местом сосредоточения оказалась огромная поляна перед хорошо знакомым каждому курсанту училища сельским клубом деревни Торики, на дверях которого в это раннее утро висел огромный амбарный замок. Пока ждали дальнейшего приказа, курсанты прилегли на поляне и стали ликвидировать недосыпание.
 Вскоре по рации нам сообщили боевой приказ: совершить форсированный марш по пересеченной местности, достичь леса, в котором соединиться с другими батареями нашего дивизиона. Уточнив указанные нам по рации координаты на топографической карте, взвод вышел на марш. Впереди колонны с шагомером в руке шёл заместитель командира взвода. Мы пересекли поле и углубились в болотистый лес. На ближайшей опушке уже была развернута подвижная радиостанция, возле которой с важным видом хлопотали старшекурсники. По лесной дороге проехала машина радиационного и химического контроля, втыкавшая в движении в землю с хлопающим звуком красно—желтые флажки с надписью «Заражено».
 Объявили привал и начали раздавать сухой паёк. Развести огонь на болоте, чтобы разогреть пайки было проблематично, потому завтракали всухомятку. Не успели мы опустошить содержимое консервных банок, как «война» закончилась и нам приказали возвращаться в училище. В училище мы шагали организованно и с песней. По пути к нам в колонну вливались другие батареи, и постепенно в колонну выстроилось всё училище. Прямо, как у детского писателя Бориса Житкова: «Что это?» — «Войска идут!»
 У дальних ворот, тех, что были напротив бани, нас встречал генерал Стукалов. Здесь же наш училищный оркестр наяривал бравурные марши. Враг был разбит и мы входили в училище победителями!

Выстрелы в автопарке

 Ежегодно в СССР в ближайшую к 22 апреля, дню рождения вождя пролетарской революции, субботу по всей стране проводился ленинский коммунистический субботник. Не было исключением в этом и наше училище.
 На первом курсе такой субботник проходил в пасмурный и дождливый осенний день 22 октября. На субботнике наша батарея, занимавшаяся планированием территории училища между старой и новой столовыми (это для истории даже запечатлел кинооператор—любитель), отличилась не только высоким трудовым энтузиазмом, но и двумя драками! В угаре трудового энтузиазма курсанты Халявин и Бражник не поделили лом и стали выяснять отношения, перешедшие в кулачный бой. И в это же время в казарме курсанты Зубков и Адамян, разойдясь во мнении, где лучше жить — в Астрахани или Ереване, тоже использовали в качестве аргументов кулаки. Так что при подведении итогов субботника подсчитали не только экономический, но и дисциплинарный эффект.
 На следующий год в день субботника светило яркое солнце, под которым таял снег и весело журчали ручьи. Трудовой энтузиазм, наблюдавшийся первом курсе, сменился желанием на субботнике физически не напрягаться. Что касается меня, то меня вместе с группой третьекурсников из пятой батареи определили на уборку в древнем хранилище солений. Помимо основной работы, я также занимался дегустацией солёных огурцов гигантского размера.
 Субботник был в самом разгаре, как вдруг со стороны автопарка один за другим раздались несколько выстрелов. Из штаба выскочил дежурный по училищу и побежал в сторону автопарка. Туда же рванули и санитары из училищной медслужбы. Что—то случилось, подумали мы, и стали сворачиваться. Через час мы узнали, что третьекурсник 7—й или 8—й, точно не помню, батареи нашего дивизиона армянин Геворкян, находясь часовым на посту в автопарке, совершил самоубийство. Расстреляв девять патронов в воздух, десятый он пустил себе в рот. Вечером курсант нашего взвода Адамян пришил себе на гимнастерку маленький фотопортрет погибшего курсанта. Оказалось, что все курсанты—армяне собирались вместе, оплакивая судьбу своего земляка. Фотография, пришитая к форме, не только нарушала форму одежды, но была также и своеобразным протестом против гибели земляка—армянина. Командир батареи приказал снять портрет с куртки, но Адамян отказался это сделать. Другие же курсанты —армяне за Адамяном не последовали. Адамяна вызвали в политотдел училища. О том, что стало самоубийства курсанта Геворкяна, мы узнали от командира дивизиона полковника А. Павлова. Он рассказал нам, что Геворкян вёл личный дневник, который после самоубийства стал достоянием следственных органов. Записи в дневнике и указали причину самоубийства Геворкяна. Несмотря на то, что Геворкян три года жил в курсантском коллективе, он был страшно одинок. Кумиром его была знаменитая американская кинозвезда с трагической судьбой Мэрилин Монро. И дневник состоял из писем—откровений погасшей звезде. Парень явно тяготился курсантской жизнью, сомневался в выборе будущей профессии, но никто не хотел вникать в его интересы, только посмеивались. Я не знал Геворкяна лично, судить о нем могу только по сообщению комдива. Последняя запись в дневнике говорила о предстоящей трагической развязке: «Я делаю этот выбор и иду к тебе. Скоро мы увидимся…»
 Неужели те, кто был с ним рядом, не догадывались о том, что творится в душе парня? Неужели нельзя было переломить ситуацию? Не прошло и полгода, как курсант Григорий Налётов, находясь на стажировке, тоже совершил самоубийство, застрелившись из пистолета ПМ. Через год наш сержант Еремин (Ара) был на стажировке в той части, где застрелился Налётов. Он и рассказал нам, что причиной самоубийства Налётова стал разрыв его отношений с любимой девушкой. Вот как бывает…

Бонифаций

 Бонифацием был флегматичный ефрейтор среднего роста, но крепкого телосложения. Ефрейтор обладал огромной силой, но демонстрировал её только в исключительном случае. Это выражалось в показе дореволюционного циркового номера, когда «на арену выходили силачи». Он собирал зрителей, становился в центре спального помещения и предлагал курсантам маленького телосложения («карандашам») взобраться на него. Бывало, что он держал на своих плечах до трёх таких будущих политработников.
[ Словно медведь зимой, Бонифаций очень любил поспать. Особенно на занятиях. Он всегда садился за последний стол, чтобы там его не видели преподаватели. Видеть его они может, и не видели, но храп точно слышали. И однажды случился прокол. На занятиях по истории войн и военного искусства спящего Бонифация застукал полковник Вавилов (Полковник Строков).
— Товарищ ефрейтор! — громким певучим голосом сказал Вавилов — Почему вы на занятиях наглым образом спите?
Весь взвод повернул головы назад, сразу догадавшись, кого имел ввиду Вавилов. Весь взвод повернул головы, но не Бонифаций. Он медленно оторвал голову от стола и уставился на преподавателя своими, ещё не полностью раскрывшимися глазами, всем своим видом он демонстрируя, что вопрос не может относиться к нему.
— Да, да! Я именно к вам обращаюсь, ефрейтор за последним столом!
Ничего не говоря, Бонифаций, словно лемур, медленно стал оборачиваться назад, как будто хотел увидеть вместе со всеми того «ефрейтора за последним столом», который нагло спал на занятиях. И когда его взгляд уперся в стену, весь взвод взорвался смехом!
 Любил ефрейтор и подурачиться. Однажды он решил подшутить над сержантом Бирюковым — Шмайсером. Все знали, что Шмайссер любитель поиграть на губной гармошке. Бонифаций тоже раздобыл где—то такую гармошку и после отбоя, когда все стали засыпать, закрылся в кабинке туалета и стал, что есть силы дуть в музыкальный инструмент. Народ естественно стал просыпаться и зная только одного исполнителя, начал крыть Бирюкова по матушке. Несмотря на то, что Шмайссер в это время после трудов праведных спал глубоким сном. Такой вот шутник , Бонифаций. А ещё Боня любил выпить. Причём, выпить солидную дозу. В глазах несознательных курсантов это делало его настоящим героем.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 26.09.13 14:37. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Проштрафился

  На втором курсе стало модным совершить что—нибудь запретное и при этом не залететь. В основном это было употребление спиртных напитков или самовольная отлучка в близлежащий населенный пункт. Как—то и мне захотелось совершить что—нибудь «героическое». В середине апреля, под воздействием рассказов сослуживцев, это желание ещё больше усилилось. А вскоре представился и удобный случай. Вместе с ефрейтором Новиковым (Бонифацием) я заступил на дежурство в учебный корпус № 1. Деньги на спиртное у меня были, как раз из дома пришёл денежный перевод, который я решил в этот раз потратить нетрадиционно. Прости меня, мама!
  На моё предложение Бонифаций ответил согласием. Для него это был рядовой эпизод, а для меня — приключение. Как впоследствии оказалось — приключение на одно место. Через своего знакомого третьекурсника Новиков достал две бутылки дешевого, по «рубль две», яблочного вина — «червивки». Местом для распития «червивки» мы избрали радиоузел. Там служил земляк ефрейтора. Выпили, закусили невесть откуда взявшимся крохотным зеленым яблочком. Поскольку угощал я, на мою долю пришлось больше. Посидели немного и пошли в казарму. После ужина, я почувствовал, что меня начинает развозить. Сознание работало исправно, но вот в желудке стало происходить нечто невообразимое и появилась тошнота. Как назло время до вечерней поверки тянулось крайне медленно. Кроме того, в связи с переходом на летнюю форму одежды, сержанты затеяли переодевание. Хотя, если разобраться, вся процедура переодевания состояла лишь в замене зимней шапки—ушанки на пилотку. Перед самой вечерней поверкой мне вдруг стало совсем нехорошо, кружилась голова, начало подташнивать.
  Ко мне подошел замкомвзвода Гамодин и тихонько спросил: «Ты, случайно не заболел?» Я отрицательно замотал головой и поспешил укрыться в прохладной кабинке туалета, чтобы там кое—как продержаться до вечерней поверки. Но время, как назло, тянулось крайне медленно и я, прислонившись к холодной водопроводной трубе, мысленно подгонял его. А тем временем, вечерняя поверка уже шла полным ходом. После того, как старшина дважды огласил мою фамилию, и дважды ответом была тишина, он спросил замкомвзвода:
— Гамодин, куда ты Деда дел?
Сержант перевёл стрелку на командира моего отделения:
— Тихоныч, где Дед?
— Только здесь был, вроде — растерянно пробормотал Кондаков.
Посмотрели на Новикова, с которым я дежурил. Но тот стоял с раскрасневшимся лицом и надутыми щеками, смотрел в одну точку, непонимающе пожимая плечами. Старшина и продолжил поверку. Закончив поверку, традиционно предоставил время сержантам для объявлений. А сам вместе с замкомвзвода Гамодиным пошёл меня искать «по закоулкам». В общем, тёпленьким, словно нашкодившего котёнка, снял меня с очка старшина. Мне дали умыться и быстро уложили в койку, пока батарея не увидела моего состояния и не пошли разговоры. Пробуждение было ужасным, голова гудела и раскалывалась, а тело совершенно разбитым. Но это были физические только муки. Впереди предстояли моральные — расплата за вчерашнее.
  Сержанты укоризненно смотрели на меня — ну, ты дал, Дед! Курсанты из взвода укоризненно покачивали головой, а старшина, когда батарея шла на завтрак, принародно порекомендовал мне полечиться крепким чайком. Но мне было не до шуток. Прошло полдня, а со мной еще так и не «разобрались». Лишь Гамодин подошел ко мне и сказал: «Я же не случайно спросил тебя про самочувствие. Если бы ты сказал правду, я разрешил бы тебе «отбиться» до вечерней поверки, и всё было бы тихо». После обеда в батарее проводилось комсомольское собрание, посвященное итогам Всесоюзного Ленинского зачёта. С намерением поспать на собрании, чтобы как—то поправить здоровье, я удобно устроился на стуле в последнем ряду. Но не тут—то было! Какая—то зараза, по всей видимости, специально, выдвинула мою кандидатуру в президиум собрания. А все, конечно, единогласно проголосовали, и пришлось мне вместо последнего ряда сесть на стул за столом президиума. На виду у всей батареи. Вид у меня был ужасным. В таком виде и запечатлел меня для нашей стенгазеты батарейный фотограф ефрейтор Донец. Вот бы сейчас взглянуть на ту фотографию! Я даже подпись к ней придумал: «Сижу в президиуме, а счастья нет!»
  Окончания собрания, уткнувшись глазами в стол, накрытый красным кумачом, я ждал с нетерпением. Неожиданно, из зала в президиум пришла записка. Как оказалось, записка была лично для меня. Сидящий рядом курсант Кунцевич, хотел полюбопытствовать, но я убрал записку под стол. А затем аккуратно развернул её.
— Товарищ Лебедев! Где же ваша комсомольская совесть? — прочёл я в записке. Подписана она была старшиной Двораком. Я спрятал листок в карман и ждал окончания собрания, которое утвердило итоги сдачи Ленинского зачета. Сдали Ленинский зачёт все курсанты, включая, между прочим, и меня. После собрания ко мне подошел автор записки.
— А я думал, что Вы поступите, как комсомолец, — укоризненно сказал он мне.
— А что Вы имеете ввиду? — уклончиво спросил я.
— А то, что Вы должны были встать и объявить всем, что недостойны сдачи зачёта, поскольку опозорили звание комсомольца, напившись вчера вечером.
Крыть было нечем. Такой вот «Ленинский зачет — перед партией отчет». Но ни старшина, ни наши сержанты про меня не стали докладывать начальству, за что я им был благодарен. Однако суровое и весьма ощутимое наказание я понёс: ровно месяц старшина вычёркивал меня из списков увольняемых и направлял на различные хозяйственные работы. Но я не был на него в обиде. В общем, побывал «героем». А Бонифаций еще некоторое время сетовал на мою недостаточную подготовку в питейном деле.

Письмо за границу

  Из отпуска Валерка Суряев привёз несколько номеров польской газеты «Штандарт Млодых» («Знамя молодых») и молодежного журнала «Мозаика ангельска» («Английская мозаика»). Журнал был небольшого формата и на польском языке. Его привлекательность состояла в текстах и нотах популярных песен, а также некоторых «пикантных» иллюстрациях.
Кроме того, мое внимание привлекла последняя страница журнала, на которой были опубликованы адреса польских девушек, желающих переписываться с ровесниками из других стран. Тут же был указан круг их интересов и возраст. И у меня возникла идея написать письмо какой—нибудь паненке.
  Поскольку военнослужащим запрещалось вступать в контакт с иностранцами, пусть даже и братьями по социализму, эта идея носила рискованный характер. Однажды в курилке 8—й батареи я увидел пачку выброшенных конвертов, на которых в качестве обратного адреса значилась Куба. Нужен был сообщник из местных. Таковым стал недавно переехавший из Павловска в Ленинград Геша Савинский. Вместе с родителями он жил несколько лет в Венгрии, в Южной группе войск, и имел некоторый опыт общения с иностранцами. Я поделился с ним своими соображениями и он тоже загорелся этой идеей. И дал добро на использование в качестве обратного адрес почтового отделения, находящегося неподалеку от дома его родителей. Это в районе станции метро «Электросила».
  Мы выбрали себе по два адреса девушек с благозвучными именами и фамилиями, живших в крупных польских городах. Помню, понравилась мне тогда некая Анна Чижевска из Гданьска, 18 лет от роду. И фамилия красивая и молоденькая. Написали письма аккуратным почерком, модными зелеными чернилами на русском языке с вкраплениями английских слов. Указали обратный адрес. Естественно, до востребования. В увольнении, Генка, переодетый в гражданку, со всеми предосторожностями опустил наши «тайные» письма в почтовый ящик. И мы стали с ним ждать ответов. Генка, бывая в увольнении, соблюдая конспирацию, регулярно справлялся на почте про письма. Но ответов, мы так и не получили. Увы!

Дежурные миротворцы

  Помимо караула и суточного наряда назначалось ещё дежурное подразделение численностью до взвода для выполнения задач непредвиденного характера. Однажды весной, находясь в составе такого подразделения, мне пришлось поучаствовать в одной акции, про которую я и хотел бы поведать. В то далёкое советское время по нашей земле ещё не ступала нога азиатского гастарбайтера. Единственный народ, который приносил нашим жителям беспокойство, были цыгане. Я не знаю, как насчёт других железнодорожных направлений, но на гатчинском цыган было предостаточно. Назойливые, как мухи, цыганки—гадалки начинали приставать к гражданам уже в предбаннике Балтийского вокзала. Даже курсантов они старались окучить, что очень мешало в своевременном обнаружении военного патруля.
  Сядешь в электричку, а цыганки опять тут как тут! Только теперь их уже раз в десять больше, шляются по вагонам уже с добычей. Глядя на них, я думал, а где они живут? Ведь для кочевой жизни требуются степные раздолья, которых нет под Ленинградом. Но оказалось, что эта «категория граждан» неплохо пристраивается для обитания и вблизи цивилизации. Скоро я в этом убедился. Весной жители и дачники посёлка Торики стали замечать, что в их домах заметно упало напряжение. Лампочки горят тускло, электроприборы еле работают. Вызвали электрика, тот вышел на линию и вскоре за поселком обнаружил стоянку цыганского табора. Стоянка представляла собой несколько самодельных шалашей, сделанных из различного хлама, картонных коробок, кусков фанеры, палок и обломков досок. Все эти «жилища» стояли вокруг поляны с кострищем, на котором готовилась пища. А в самом центре поляны был установлен столб, к которому был подведен провод от поселковой электролинии. От столба в каждый «дом» шёл провод. Причиной падения напряжения было самовольное подключение к электролинии. Увидев электромонтёра, цыгане попрятались в свои кочевые жилища. Электромонтер, взобравшись на столб, провод обрезал. После этого удалился восвояси.
  Но радость жителей посёлка Торики была недолгой. Уже вечером напряжение в домах снова упало. Опять был вызван электрик. Увиденная им картина ничем не отличалась от предыдущей, провод вновь был подсоединен к линии, а цыгане снова попрятались в шалаши. Выругавшись, электрик достал инструменты, надел когти и полез на столб, чтобы отключить «нахлебников». Да не тут—то было! Как только электрик добрался до проводов, цыгане высыпали из своих лачуг и гурьбой обступили столб. Потом стали кричать по—цыгански и грозить электрику кулаками. Но тот продолжал действовать. Тогда цыгане стали бросать в электрика камни. И разбили ему голову, после этого он вынужден был спуститься со столба. Так с окровавленной головой пришёл электрик к участковому милиционеру с жалобой на самоуправство цыган. ОМОНа тогда ещё не существовало, а сельский (поселковый) участковый в одиночку обслуживал большие территории, прилегающие к нашему училищу.
  Потому за помощью решил участковый обратиться к военным, то есть в наше училище. Дежурный по училищу выделил в помощь участковому дежурный взвод. Нам выдали оружие, но без патронов, и приказали прибыть к штабу училища, где мы поступили в распоряжение участкового милиционера. На крытой дежурной машине мы поехали к месту конфликта. Сидели в кузове и гадали, что нас ждёт. Примерно через пятнадцать минут прибыли на место. Машина остановилась в полусотни шагов от табора. Мы спрыгнули на землю и построились в шеренгу. По команде сержанта, эффектно, с громким щёлчком, примкнули штыки и стали ждать. Увидев решительно настроенных военных, цыгане разного возраста и пола сбились в кучу и затихли. Участковый милиционер, словно парламентер, направился к толпе и приказал вызвать «предводителя». То есть, цыганского барона.
Из одной из лачуг появился космато—бородатый цыган в лаковых сапогах. Цыган подошел к участковому и они долго о чём—то говорили, при этом цыган посматривал в нашу сторону и кивал головой. Участковый милиционер, закончив разговор и вернувшись к нам, сказал, что проблема решена, цыгане сами обрезают провод и снимаются со стоянки, к завтрашнему утру их здесь уже не будет. Милиционер поблагодарил нас за помощь и мы вернулись в училище. К счастью, конфликт разрешился мирным путём. Кстати, выполняя мероприятия, положенные по боевой тревоге, объявленной неделю спустя после этого случая, наш взвод оказался на месте бывшей стоянки табора. О прошедших здесь событиях напоминало только кострище, да один уцелевший картонно—тряпичный шалаш.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 26.09.13 14:40. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Особо важное задание

 C 22 по 30 мая 1972 года состоялся первый в истории визит американского президента в нашу страну для подписания Договора об ограничении наступательных вооружений. В СССР с визитом прибыл президент США Ричард Никсон. Во время визита, помимо посещения Москвы, Никсон собирался увидеть и Ленинград. По данным советской и американской разведок появилась информация о готовящемся покушении экстремистов Израиля на лидеров ведущих держав мира. Были приняты беспрецедентные меры по обеспечению безопасности лидеров двух стран.
 Не осталось в стороне и ЛВВПУ ПВО. В день приезда американского президента в Ленинград курсанты училища обеспечивали порядок во время следования правительственного кортежа по проспекту от станции метро «Электросила» до станции метро «Нарвская». Нас расставили через каждые пять метров перед натянутой верёвкой—ограждением. А поскольку тот день выдался дождливым, мы стояли в плащ—палатках, которые подозрительно оттопыривались солдатскими фляжками, наполненными чаем. Со стороны гражданскому люду казалось, что под плащ—палатками у нас спрятаны пистолеты. Некоторые прохожие интересовались, кто едет, но мы молчали и холодно оглядывали таких любопытных граждан.
 За час до появления правительственного кортежа, движение на проспекте было перекрыто. Я обратил внимание, что все окна в жилых домах были наглухо закрыты, а на крышах домов можно было увидеть людей в военной форме, некоторые также как и мы, были в плащ—палатках. Все было под контролем…
 Показался кортеж. Впереди кортежа ехала сине—желтая «Чайка» ГАИ с мегафоном и мигалками. А уже за ней на небольшом расстоянии двигалась основная часть кортежа в сопровождении машин охраны и мотоциклистов. Президент США Ричард Никсон с супругой проехал мимо нас в закрытом черном лимузине, но я всё же успел разглядеть и его самого, и его супругу, в красивой белой шляпе.
 Вереница машин скрылась из виду, а нам дали временный отбой, на те несколько часов, пока президент США и его супруга знакомились с красотами Петродворца и встречались с руководством города в Смольном. На некоторое время этот район Ленинград был нами прямо—таки оккупирован. Некоторые даже умудрились сбегать в ближайший кинотеатр и посмотреть там фильм! Остальные же расстелили свои плащ—палатки и разлеглись на зеленом газоне. Обедали мы сухим пайком.
 Во второй половине дня, когда Р. Никсон и его супруга возвращались назад, мы снова заняли свои места вдоль дороги. Но уже с противоположной стороны. Никаких происшествий за этот день не произошло. Всему личному составу училища за выполнение этого задания командующий Ленинградским Военным округом объявил благодарность.

Наступление и оборона

 В конце семестра у нас начались полевые тактические занятия. Они проходили на высотах, расположенных за лётным полем гореловского аэродрома. Оттуда открывалась прекрасная панорама и на аэродром, и на наше училище. В полной боевой выкладке, включая пулемёт РПД, наш взвод вместе с командиром поднялся на высоту. Нам предстояло отработать две темы: «Взвод (отделение) в обороне» и «Взвод (отделение) в наступлении».
 Взвод разделили на две части: на наступающих и на обороняющихся. Каждому выдали по три холостых патрона. Пулемётчикам — по одной ленте. Обороняющиеся оставили на месте, а наступающие спустились к подножию горы. Игра в войну началась.
 Поначалу наше отделение оборонялось. О чём теперь даже приятно вспомнить — лежишь себе в окопчике и смотришь вниз, на то, как твои сослуживцы, играющие роль врага, пыхтя штурмуют высоту. «Враг» приближается, вот он подбирается всё ближе и ближе, и скоро попадёт в сектор обстрела. Вот и команда «Огонь!» Жмешь на курок, грохочут выстрелы, ухают взрывпакеты, всё скрывается в дыму. Настоящая война! Красота!
 Но вот штурм высоты окончен, итоги «сражения» подведены, взвод возвращается в казарму. Через неделю второе занятие. Но теперь уже мы в роли штурмующих, и теперь нам нужно «взять с боем» высоту. Перед атакой командир взвода старший лейтенант Михайлов даёт нам наставление — атакующий должен стремиться к цели по кратчайшему расстоянию, невзирая на возникшие у него на пути естественные и искусственные препятствия, всё должно быть, как в настоящем бою». Это наставление лейтенанта Михайлова я настолько близко принял к сердцу, что оно сослужило мне медвежью услугу. Вот в воздух взлетает зелёная ракета и наше отделение, рассыпавшись в цепь, с карабинами СКС наперевес пошло на штурм высоты.   Если точнее, то не пошло на штурм, а побежало. Начало атаки было хорошим. Но потом на пути нашего отделения возникли те естественные препятствия, о которых перед штурмом упоминал взводный. Препятствиями были густые заросли кустарника, превышающие человеческий рост раза в три. Здесь бы не лезть напролом, а взять, да обойти кустарник, как сделали мои сослуживцы, вряд ли командир взвода заметит это с вершины горы. Но я обходить кустарник не стал, а как танк, пошёл напролом. Врезавшись в кустарник, я сделал несколько шагов и вдруг ощутил под ногами пустоту. В следующее мгновение я уже падал куда—то вниз, обгоняя свой карабин, цепляющийся за ветки кустов. И упал на дно огромной ямы, завершив падение непроизвольным нажатием на спусковой крючок. Оглушительно грохнул выстрел, и наступила тишина.
 К счастью, на дно ямы я приземлился довольно удачно, обошлось почти без травм. Не мешкая, начал выбираться из этой «волчьей ямы». В это время, где—то, уже у самой вершины, началась стрельба. Наш взвод атаковал обороняемую позицию. Но без меня.
 Когда я наконец—то добрался до вершины, итоги «сражения» уже подвели. Меня не ругали, и только командир взвода старший лейтенант Михайлов укоризненно на меня взглянул. Всех, конечно, интересовала причина моего таинственного исчезновения во время атаки. Но когда я рассказал суть дела, командир взвода, дал мне понять, что любые приказы надо исполнять… творчески.

Нарисовано чёрным…

 До поступления в училище, живя в закрытом военном городке, я совершенно не представлял себе о том, как живут и работают представители основных классов нашей страны — рабочие и крестьяне. Моё представление об этих людях складывалось из газет и телевидения. Энтузиазм героических будней пятилеток сформировал во мне мысль о том, что трудности нашему народу приходиться преодолевать лишь на ударных стройках, да на бескрайних просторах Сибири и Севера. Но оказалось, что это далеко не так. И если с сельским хозяйством я познакомился на первом курсе, убирая на колхозных полях урожай картофеля, то с представителями рабочего класса мне пришлось познакомиться в самом конце второго курса.
 25 июля 1972 года мы сдали последний экзамен за второй курс — радиотехнику. Я получил оценку «хорошо». До отпуска почему—то оставалась еще целая неделя, в течение которой начальство решило использовать нас на различных работах. Училище готовились ко второму выпуску офицеров. Рядом с нашей казармой, военные строители построили еще одну. А между казармами был установлен памятник — ракета системы С—75 на пусковой установке. Причем на ракете уже были нарисованы две красные звездочки — два выпуска офицеров. В 1981 году, уже капитаном, я был в командировке в Гатчинском учебном центре ЗРВ, и заехал на очередной выпуск офицеров—политработников. Звездочек на ракете было уже восемь.
 Столовой училища требовались столовые приборы, которые руководство училище собралось приобрести на заводе «Металлоштамп». Туда и направили в качестве разнорабочих, большую группу курсантов. В их числе оказался и я. Завод «Металлоштамп» находился рядом с Балтийским вокзалом. Завод был построен еще при царе и имел известность на всю страну. Нас распределили по цехам. Я ожидал увидеть современное оборудование, станки, напичканные электроникой и рабочих в привлекательной униформе. Но этого не было.
 Я попали в цех ширпотреба. Здесь делали топорики, безмены, рулетки, замки и прочий подобный товар. Цех представлял собой грязный и закопченный каземат. За рабочими верстаками трудились в основном уже немолодые люди. Иногда, оглянувшись по сторонам, кто—нибудь из них запускал руку под стол и извлекал оттуда «огнетушитель», то есть бутылку дешевого вина емкостью 0,7 литра. Глотнув из горлышка, рабочий продолжал работать. Кстати, по цеху уже искала пятый угол группа пьяных работяг, которых матюгами гоняла бравая бригадирша, имевшая пышные формы и зычный голос.
 Нам вдвоём с курсантом Савинским поручили возить на тележке пачки ножовочных полотен в цех закалки. Нагрузив первую партию полотен, мы прикатили тележку в цех закалки и просто остолбенели от увиденного. Посреди совершенно чёрного от копоти небольшого помещения стоял такой же чёрный полуголый человек в чёрном фартуке. Негр по сравнению с ним был белым. В свете маленькой закопченной лампочки, закрепленной под самым потолком «цеха», этот человек напоминал демона из преисподней. Мы подкатили к нему свою тачку. Рабочий взял несколько пачек полотен и сунул их в большую электрическую печь. Когда металл раскалился докрасна, рабочий железным крюком—кочергой стал вынимать пачки полотен из печи и погружать их в огромный чан с чёрным маслом. Масло при этом сильно пузырилось. Когда масло успокоилось, рабочий стал крюком—кочергой доставать пачки из чана, но одна из пачек, неожиданно соскочив с крюка, снова плюхнулась в чан, щедро обдав его брызгами черного масла. Рабочий смачно выругался и полез доставать пачку ножовочных полотен голыми руками. При этом ему пришлось наклониться так, что масло доходило ему до самого подбородка. Когда пачка ножовочных полотен была извлечена и поставлена на чёрный бетонный пол, рабочий подошел к черному столу, на котором просто вызывающе белела бутылка кефира. Открыв бутылку он стал жадно глотать её содержимое. От его ладоней бутылка сразу приобрела «нужный» черный цвет.
 Увидев всё это, мы с Геной Савинским стояли, словно вкопанные. Мне показалось, что мы попали в дореволюционное прошлое. Всё это мы видели в старом кинофильме «Мать» по Горькому, где показывался труд бесправного пролетария до революции. А чумазый рабочий, перехватив наши взгляды, со вздохом сказал:
— Что, ребятишки, удивлены? Вот так и приходиться работать, словно червяку. Могла бы и у меня быть другая жизнь, да вот война помешала. Но зато вы будете счастливыми. Станете офицерами — будете в чистоте и порядке!
Это фраза глубоко и надолго засела в моих мозгах, укрепив в сознании мысль о престижности и правильности выбора моей будущей профессии.
 Во второй половине дня, всех курсантов собрала бригадирша и объявила, что сейчас на склад цеха привезут какой—то важный «спецгруз» в ящиках. Поскольку она не может доверить разгрузку своим «кадрам», это дело поручается нам — будущим замполитам.
 А вот и машина. Мы начали носить ящики на второй этаж цеха, где находился склад. А бригадирша встала для контроля на лестничной площадке второго этажа. Между тем, у машины уже вертелось несколько работяг, интересующихся содержимым ящиков. Мы тоже не знали, но предположили, что внутри находиться то, что каким—то образом связано с обороной. И вот я в очередной раз поднимаюсь с ящиком в руках по лестнице. Впереди меня «спецгруз» несёт курсант Виталий Халевин. А сверху не спеша и нарочито небрежно с безразличным видом спускаются двое рабочих. Поравнявшись с Виталием, они вдруг вырывают ящик из его рук. Бросают ящик на лестницу и, ловко оторвав пару досок, вскрывают его. А потом начинают быстро доставать из него жестяные крышки для консервирования. Увидев происходящее, бригадирша сначала засвистела в свисток, а потом с криком бросилась к месту «разбоя». Снизу прибежал охранник с палкой в руках и обрушил своё «оружие» на головы расхитителей добра. Ящик перевернулся и крышки желтыми жестяными кружками с грохотом полетели вниз по лестнице. Откуда—то снизу набежали другие рабочие, которые в суматохе начали лихорадочно набивать ими свои карманы. Дикая картина! Может крышки для консервирования и дефицит, но не до такой же степени. Когда рабочих разогнали, запыхавшаяся бригадирша поблагодарив нас, подвела «итоги»: «Вот с такими людьми и приходится нам работать!»
 Мы покидали завод с «подарками» местного производства: топориками, рулетками, безменами и пресловутыми крышками для консервирования. Но перед глазами у меня еще долго стояла тот «цех» и тот чёрный—черный человек в нём…

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 26.09.13 14:44. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

А третий курс? Он трудный самый!

 На белом потолке нашей бытовой комнаты «местным художником» было намалевано четыре черных круга разного диаметра. Круги символизировали четыре года обучения в училище. Самый большой из них символизировал третий курс. Это объяснялось тем, что по программе обучения третий курс на 80 процентов состоял из спецкурсов или так называемых «спецов». На занятиях по дисциплинам из спецкурсов мы изучали ТТХ боевой техники, находящейся на вооружении основных (исключая истребительную авиацию) родов войск ПВО: ЗРВ и РТВ. Кроме того, изучению подлежали теория стрельбы ракетами и АСУ. Особенностью спецкурсов был то, что материалы, которые мы изучали имели гриф секретности: «секретно» или «совершенно секретно». Поэтому занятия проводились в специальных секретных классах по секретным учебникам и схемам. А знания от увиденного, услышанного и прочитанного заносились в личные секретные конспекты. По мнению кафедр спецкурсов, полученные знания должны были помочь замполитам в войсках вести не только воспитательную работу с подчинёнными, но и в критический момент заменить в бою командира.
 Через пару недель после начала учёбы, третий курс начал готовиться к параду на Дворцовой площади, который проходил ежегодно 7 ноября. Почему именно третий курс? Это объяснялось тем, что у третьего курса была новая форма. Согласно нормам вещевого довольствия форма выдавалась на два года. И теперь, по прошествии двух лет, взамен изношенной третий курс получил новую форму.
 Парад был серьёзным испытанием и по значимости стоял на втором месте после главного парада на Красной площади в Москве. Тренировки обычно начинали уже в сентябре. Для начала весь третий курс построили на плацу в одну шеренгу, чтобы набрать из трёх батарей курса две парадные «коробки». Я не отличался большим ростом и угодил в последние шеренги. Но узнав, что они будут запасными, опечалился. Дело в том, что в результате постоянных строевых тренировок шеренга становится как бы одним целым. И у тех, кто идёт в шеренге, возникает, так называемое, чувство локтя. И если кто-то выпадает из этого целого, то нарушается и весь строй. Поскольку курсанты — обычные живые люди, то с ними даже за час до парада может произойти всё, что угодно. Например, заболел человек. Тогда из парадной «коробки» убирается вся шеренга и заменяется запасной, которая тренировалась наравне со всеми и по уровню подготовки не отличается от шеренг других «коробок». Вот и получается, что два месяца тебя гоняют так, что семь потов сойдёт, но пройдешь ли 7—го ноября по Дворцовой площади — неизвестно. Словом, обидно и досадно.
 Поэтому я сразу высказал своё нежелание быть запасным. И сразу угодил на «альтернативную службу»: курсанты маленького роста стали ходить в наряды. Что ж, дело привычное. Учёба отодвинулась на второй план, а на первом плане: тренировки, тренировки и ещё раз тренировки. Причём две из них — ночью на Дворцовой площади, после которой все «парадники» спали на занятиях. И преподаватели относились к этому снисходительно. На вооружении училища находились карабины СКС, но участникам парада выдали со склада автоматы Калашникова.
 7 ноября 1972 года, в праздник Великого Октября, наши товарищи, чеканя шаг, прошли по Дворцовой площади. Те, кто не участвовал в параде, смотрели парад по телевизору и радовались за своих товарищей.
 На третьем курсе мы получили незаконченное высшее образование. В других училищах после второго курса курсанты перебираются жить из казарм в общежитие. Но в нашем ЛВВПУ такой порядок ещё долго не предвиделся. Мы должны были довольствоваться только специфическим «полусвободным выходом», означавшим упрощенную процедуру увольнений в выходные дни. Увольнительные записки заменили синими удостоверениями, находившимися в ведении старшины.
 В декабре 1972 года ЛВВПУ ПВО было награждено Юбилейным Почетным знаком «50 лет СССР». Вручал знак начальник политуправления войск ПВО страны генерал Халипов. Этот знак, по форме напоминающий вымпел, доставленный советской ракетой на Луну, был выставлен в штабе на специальной тумбе перед Знаменем училища. Охраняя знамя на посту № 1, знак можно было рассмотреть во всех деталях. А ночью и потрогать руками.
 Кстати о караулах. Теперь они были не в тягость, а в радость, поскольку позволяли «отдохнуть» от изрядно надоевших спецкурсов. На третьем курсе сержанты уже почти не вмешивались в организацию службы, поскольку выполнение обязанностей происходило «на автомате» и полном доверии друг к другу. Главный принцип отношений – не подводить товарищей. Мы ухитрялись на посту даже слушать радио. Помню, стоял я зимой однажды на посту по охране продовольственных складов у столовой. Поскольку был сильный мороз, то на посту стоял я в тулупе и валенках. Два часа отстоять на крепком морозе – дело совсем не шутейное. Бывало так околеешь на морозе, что терпеть холод больше уже не в состоянии, тогда бежишь к чёрному входу в столовую. Там у лестницы была чугунная батарея отопления. Обнимешь батарею, а сам отсчитываешь время, за которое дежурный по училищу может дойти до угла «желтой казармы» и увидеть, что на посту никого нет. Опять бежишь на пост, и ходьбой коротаешь время до следующего рывка на обогрев.
 Взял как-то я с собой на пост транзистор «Сокол». Сделал все по уму. На ухо надел наушник, закрыв его клапаном шапки—ушанки. Провод протянул через левый рукав тулупа, в него же засунул и приемник. Настроился на волну «Радио Люксембург» и перестал замечать время. Проверили меня и дежурный по училищу, и взводный, но придраться было не к чему. Как раз вышел диск Джорджа Харрисона «Жизнь в материальном мире». И всю ночь напролет передавали заглавную песню из этого альбома, которая называлась «Дай мне любовь». Ночь хоть и прошла в «материальном мире», но «дать мне любовь» никто не мог, на посту любовь запрещена уставом.

В трёх шагах от Невского

 Как-то подошел ко мне Валерка Суряев и шёпотом говорит:
— Я вчера ходил в гости к одной подруге и видел на квартире, которую она снимает, настоящих наркоманов!
— Да ну! — удивился я.
В ту пору в СССР наркомании в молодежной среде не было. А термин этот применялся исключительно в отношении молодежи стран Европы и США, о чём постоянно трубили наши СМИ. Наркоманы, конечно в нашей стране были, но в основном в южных республиках, да среди представителей творческой интеллигенции. Поэтому новость, услышанная от друга, разожгла во мне любопытство.
— Вот бы глянуть на живых наркоманов — сказал я.
— Увидишь, — утвердительно ответил Валерка, — только обо всём — никому!
 И в ближайший выходной мы отправились на «экскурсию». Квартира, которую снимала подруга Валерки Суряева, учащаяся техникума, находилась в самом центре Питера, неподалеку от станции метро «Маяковская». Свернув с Невского проспекта и пройдя какими—то традиционными дворами и подворотнями, мы оказались в обшарпанной однокомнатной квартирке. Из мебели здесь был только стол со стульями. Место для сна предполагалось в углу, то ли на медвежьих, то ли овечьих шкурах. Обои на стенах ободраны и исписаны стихами пикантного содержания про историю «уже не девушки, а женщины с поломанной судьбой».
 В квартире находилась Валеркина знакомая с подружкой. Мы поставили на стол, купленную бутылку портвейна и завели магнитофон. Девчонки организовали закуску. Сидим, болтаем. Я сгораю от нетерпения и предвкушения встречи с наркоманами. Через час — стук в дверь.
— Они, — кивает мне Валерка.
В квартиру зашли двое парней лет семнадцати. Оба лысые и худые. Девчонки представили их нам, как одноклассников. Те, поздоровались, но за стол с нами не сели, а облюбовали шкуры. Вроде как мы сами по себе, а они сами по себе. Сидят на шкурах и что—то про милицию меж собой говорят. Потом один из них и говорит приятелю: — Ну, что, начнём?
— Давай, — отвечает второй, задирает штанину брюк и из носка достает маленький пакетик из фольги. Бережно разворачивает его. Я краем глаза глянул на содержимое пакетика, в нём был темно—зеленый порошок. Отработанным движением парень из порошка начинает катать комочек. Его приятель достаёт из пачки «Беломора» папиросу, вытряхивает из папиросы табак и смешивает его с «зельем». Прикурив, первый парень судорожно сделал серию маленьких затяжек, потом передал папиросу своему приятелю, а сам, закатив глаза, откинулся на шкурах. Комната стала наполняться дымом, но не обычным табачным, а с каким—то специфическим запахом, щекочущим ноздри. Когда кайф словил и второй парень, мы переглянулись. Возникло любопытство и самим попробовать дурман. Но тут девчонки, словно с цепи сорвались:
— Если вы тоже попытаетесь покурить «план» (так называлось это зелье), то мы вас сейчас прогоним отсюда. И прогоним навсегда. Мы этих парней только из жалости пускаем. Одноклассники всё—таки.
Мы не стали с девчонками спорить, хотя придти сюда ещё раз желания у нас больше не было. Ехали в Горелово на электричке и молчали, думая про себя, наверняка одно и то же: оказывается и у нас в стране есть наркоманы. И нигде нибудь, а в всего трех шагах от Невского проспекта.

 Незаметно «подкрался» новый 1973 год. Встречал я его в казарме. В связи с тем, что две «выпускные» батареи нашего дивизиона в полном составе ушли в увольнение, клуб отдали не нам, а второму дивизиону. Потому отмечать наступление Нового года мы решили в спальном помещении первого взвода, перетащив из него все койки в помещение нашего взвода. На курсантском языке это означало «великое переселение народов». Художники разукрасили казарму, как могли. Каждый мог пригласить на вечер подружку. Достаточно было только прийти на КПП, кругами ходили толпы девчонок на любой вкус. Девчонок разбирали и вели в клуб или казармы. Наступление Нового года отмечали до часу ночи. Ответственным офицером был Михайлов. Мы так упахались на подготовке к празднику, что желания веселиться в казарме на трезвую голову всю ночь никакого не было. После выпуска из училища такой «антураж» при встрече Нового года будет частым явлением.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 26.09.13 14:47. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Москва—Хельсинки

 Когда мы возвращались из Москвы в Питер на экспрессе «Москва—Хельсинки», переполненном курсантами нашего училища, в одном из вагонов произошла интересная встреча. Возвращаясь подшофе из вагона—ресторана, я встретил двух ребят курсом ниже, оживленно беседовавших с группой молодых туристов—иностранцев. Мне захотелось тоже захотелось попрактиковаться в английском, и я примкнул к беседе. Поначалу я решил, что это молодые американцы. Но когда один из парней указал на свои джинсы, на одной из штанин которых красовался пришитый красный кленовый лист, я понял, что они канадцы. Выяснилось, что эти молодые парни и девушки — студенты из города Торонто, решившие на каникулах посетить Москву и Ленинград. Мы болтали на смешанном англо—русском языке, вместе пели известные зарубежные песни и угощались сигаретами — настоящими «Rothmans»! Только руководитель их группы — лысоватый мужчина в очках, похожий на одиозного президента США Гарри Трумэна — был не очень приветлив и делал своим подопечным студентам замечания. «Трумэн» он и в советском поезде — «Трумэн».
 Беседа с канадцами была в полном разгаре, когда ко мне подошла проводница и тихо на ухо сказала, чтобы я зашел в её служебное купе, где меня ждет «для общения» бригадир поезда. Извинившись перед собеседниками, я последовал за ней. В служебке сидел некий пожилой мужик в форменной одежде и очках. По всей видимости, бывший служивый.
— Вы что тут творите? — начал он с ходу, и стал отчитывать меня за то, что мы «связались» с иностранцами из капиталистической страны. — Если вы сейчас же не разойдётесь по своим купе — по приезде в Ленинград у вас будут крупные неприятности, — пригрозил «бригадир».
 Неприятности нам были совсем некстати. Я сказал о разговоре с «бригадиром поезда» ребятам, и мы разошлись по своим купе, решив принять все меры предосторожности. Утром, когда поезд пришел в Ленинград, мы вперед всех сошли на перрон и осмотрелись, уделив особое внимание головному вагону поезда. Из него выскочил «бригадир» и быстрым шагом направился к военному патрулю, стоявшему неподалеку. В этот момент мимо нас прошли канадские туристы, приветственно помахавшие нам руками. Но нам уже было не до канадцев. Мы быстро пошли в противоположную от вокзала сторону. Дойдя до конца перрона, спрыгнули на рельсы, и стороной обошли вокзал . Выйдя в город, сели в метро и отправились в училище. А ведь, действительно, могли быть и неприятности!

Катастрофа

23 февраля, в День Советской армии, в училище проходил традиционный лыжный кросс имени Александра Матросова. После такого кросса нужно несколько часов, чтобы придти в себя и восстановить силы. Потому увольнение получается скомканным. Но поскольку следующий день по календарю выпадал на выходной, была возможность повторить попытку отдохнуть. И утром 24 февраля мы вновь поехали в Ленинград. По дороге время от времени смотрим в окно электрички на зимний пейзаж. Где—то у горизонта находится аэропорт Пулково. И мы часто видели, как взлетали и садились пассажирские самолеты. Вдруг кто—то из курсантов воскликнул:
— Мужики! Глядите — самолет горит!
Все разом повернули головы в указанном направлении и увидели на малой высоте самолет Ил—18, за которым тянулся шлейф дыма. Самолет разворачивался и возвращался в Пулково. И вдруг рухнул на землю. Из—за стука колес электрички, взрыва мы не услышали. Но все замолчали и стали думать о катастрофе. Вечером, настроив приёмник на «Голос Америки », мы узнали, что сегодня, произошло крушение пассажирского самолёта, у которого загорелся двигатель. Пассажиры и экипаж самолета, всего 78 человек, погибли. Спустя некоторое время, наши преподаватели сообщили нам, что трагедии можно было избежать, если бы самолет произвел посадку на наш гореловский военный аэродром! Но поскольку такого взаимодействия с гражданскими лайнерами не было предусмотрено, самолет пытался дотянуть обратно до Пулкова, потеряв время.
 Так ли это было на самом деле, мы не знали. Но только после катастрофы, спустя некоторое время над нашим училищем несколько раз снижались и садились на гореловский военный аэродром гражданские самолёты. Иногда, высоко над нашей казармой зависал самолетик, из которого выпрыгивали парашютисты. Ветер всегда относил их в сторону летного поля гореловского аэродрома, куда они и приземлялись.

Nobless oblige

Весной я стал кандидатом в члены КПСС. С партией у офицера—политработника особые отношения — он обязан был быть членом этой организации. Каждый из нас понимал, что коммунистом может стать только зрелый во всех отношениях человек. И за два года пребывания в военном училище таковым не станешь. Но профессия замполита, которую мы должны были получить после окончания вуза, предполагала принадлежность к партии. И тот, кто придя в войска, не являлся членом КПСС, не мог рассчитывать на должность заместителя по политчасти, а довольствовался лишь комсомольской стезей.
 Парторганизация в батарее существовала ещё с первого курса. Тогда в её составе было всего несколько человек — комбат со взводными, да тройка сержантов и солдат, вступивших в партию в войсках. Принадлежность их к КПСС отражалась на поведении, проявлялась в зазнайстве и менторском тоне. Постепенно парторганизация пополнялась отличниками учёбы и новоиспеченными сержантами «из народа». Эти уже не зазнавались и в конфликтах часто поддерживали беспартийную (комсомольскую) сторону.
 Чтобы стать членом партии, нужно было в течение года пройти кандидатский стаж. Значит, чтобы выпустится из училища коммунистом, вступать в кандидаты партии необходимо было не позднее 3—го курса. Курсантов, вступавших в КПСС в течение 3—го курса было процентов 70—80. По массовости это напоминало некий «партийный призыв». Партсобрания по приёму кандидатов в члены КПСС проводились каждый день с раннего утра до позднего вечера. Партсобрание проводили и во время утренней физзарядки и во время вечерней прогулки.
 Курсанты военно—политического училища — обычные люди со своими слабостями и недостатками. Потому есть среди них и разгильдяи и двоечники. Но в период «партийной лихорадки» и они брались за ум, временно «исправлялись» и вели правильный образ жизни. То, что происходило после получения кандидатской карточки, можно было проиллюстрировать словами из песни: «Каким ты был, таким ты и остался». Но за пределами училища принадлежность к партии, несомненно, придавала вес и солидность. Как—то, выскочил я из питейного заведения в центре, не застегнув пуговицу на кителе. И через несколько шагов натыкаюсь на патруль. Начальник патруля в чине майора просит меня предъявить документы. Достаю сразу два билета: военный и партийный. Офицер, увидев мою «краснокожую книжицу», меняется в лице и, не проверяя документы, вежливо спрашивает:
— Вы коммунист?
— Так точно – отвечаю я, застегивая пуговицу и устраняя нарушение формы одежды.
— А откуда идёте? — продолжает офицер.
Член партии рюмочную посещать не должен, быстро сообразил я. Огляделся по сторонам и увидел подъезд с вывеской «Лекторий общества «Знание», в который меня уже давно, но безрезультатно завлекал Валерка Бирюков.
— Да вот, только что был на интересной лекции о международном положении СССР.
Начальник патруля одобрительно кивнул головой и назидательно сказал двум своим патрульным — курсантам второго курса военного училища железнодорожных сообщений:
— Берите пример с человека, — и отпустил меня с миром.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:20. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

На острове, на острове…

  После окончания третьего курса нам предстояло пройти войсковую стажировку. Предварительно нас разбили на группы по родам войск: одна часть курсантов отправлялась в зенитные ракетные войска, а вторая — в радиотехнические. Кроме того, тех, кто был направлен в радиотехнические войска, распределили по соединениям, то есть бригадам, и назначили старших из числа преподавателей кафедры тактики. Мне стажироваться предстояло в Прибалтике. А точнее — в Эстонии.
  Откровенно говоря, я совершенно не представлял, что ждет меня в войсках. На занятиях по спецкурсам мы изучали только технику и тактику боевых действий. Сама же армейская жизнь представляла для нас темный лес, в дебри которого нам на войсковой стажировке предстояло окунуться.
  В столицу Эстонии Таллин наш поезд из Ленинграда пришёл рано утром. В ожидании автобуса, который по договорённости должен был приехать за нами из штаба бригады, мы стали бродить вокруг железнодорожного вокзала. Здесь было чему удивиться, поскольку, всё вокруг буквально дышало Западом! Мы смотрели на средневековую архитектуру и вывески на непонятном для нас языке. Пробовали на вкус местный лимонад «Kelluke» в маленьких оригинальных бутылочках и курили сигареты с невиданным доселе цветным фильтром. Кормили хлебом громадных карпов в пруду у крепостной стены, и поглядывали на молодых белокурых эстонок в мини—юбках.
  Военный автобус привёз нас в Маарду, в небольшой городок в предместье Таллина, который теперь уже стал пригородом, где располагался штаб 4—й радиотехническая бригады 14—й дивизии ПВО. Всех, кто прибыл на стажировку, собрали в клубе, здесь проходило распределение по батальонам и ротам. Старший офицер управления бригады озвучивал географические названия, в которых нам предстояло побывать: Тарту, Пярну, Нарва, Муху, какой—то «водопад»…
  Радиотехническая бригада состояла из отдельных радиотехнических батальонов и отдельных радиолокационных рот, в обиходе называемых «точками». Естественно, каждого из нас интересовало, что будет представляет из себя такая «точка», где придётся провести целый месяц «дополнительного» отпуска. Но на все расспросы офицер из управления бригады отвечал весьма кратко и однообразно: «Курортное место…» Во второй половине дня почти всех распределили. Клуб опустел, в зале осталось только трое, Арутюнян, Лунев и я.
— А вам ребята, — сказа на троим представитель управления бригады — сейчас надо ехать в Таллиннский аэропорт. Оттуда вы должны вылететь самолетом Ил—14 или Як—40 на остров Сааремаа, где дислоцируется один из радиотехнических батальонов нашей бригады. Там вас и распределят по «точкам». И постарайтесь сегодня успеть на последний самолет. Удачи вам, ребята!
  Аэропорт был расположен в пригороде Таллина, и мы без особого труда добрались до него. Подошли к стойке регистрации и опешили. Оказалось, что последний самолет на Кингисепп (столицу острова Сааремаа) уже выруливает на взлётную полосу! Ночёвка в аэропорту в наши планы не входила. Что же делать?
  Выручили нас девчата из регистрации, они на чуть-чуть задержали наш рейс. Двухмоторный самолёт Ил—14 (постройки 1950 года) вращая винтами ждал, пока мы бежали к нему со своими чемоданами через всё лётное поле. Изрядно запыхавшись, мы поднялись в самолет, дверь закрылась, и самолёт пошёл на взлёт. Остров Сааремаа (по—эстонски Saaremaa), бывший Эзель, на который мы летели, — один из основных островов Моонзундского архипелага. Площадь острова составляет 25 на 20 километров. Прикрывая вход в Рижский залив, остров Сааремаа по существу являлся нашим форпостом на Балтийском море.
  После полётов на реактивных пассажирских лайнерах, получасовая воздушная «прогулка» над Ирбенским проливом по ощущениям была сравнима с поездкой на такси по подмосковной дороге. Особенно, когда самолёт входил в вираж. Я с любопытством смотрел в иллюминатор. На протяжении всего полета под нами было только ярко—синее море с белыми пятнышками катеров и яхт.
  Сели. Первым человеком, которого я увидел, выйдя из самолёта, был солдат—пограничник в зелёной фуражке и с автоматом на плече. Дело в том, что остров Сааремаа, превращенный в крупную военную базу, являлся пограничной зоной. До середины 80—х годов ни один житель СССР (включая и жителей Эстонии) не мог попасть сюда без специального разрешения. У всех прибывших пассажиров потребовали паспорта, после проверки документов рейсовым автобусом мы поехали рейсовым в город Кингиссеп (бывший и нынешний Курессааре) — столицу острова — расположенный в южной оконечности острова. Кингиссеп оказался маленьким и спокойным городком в западном старинном стиле. Нас удивило то, что светловолосые подростки, не говоря уже про маленьких детей, совсем не понимали по—русски. А эстонская речь на улицах наводила на мысль, что мы попали за границу.
  Комендатуру нашли быстро. Двухэтажное здание комендатуры находилось на ремонте и всё было в строительных лесах. Обстановка внутри комендатуры была сугубо мирная, а дежурный по комендатуре сидел за столом и кормил супом своего маленького сынишку. Он очень обрадовался приезжим с «большой земли». Сообщил о нашем прибытии в радиотехнический батальон. И вскоре оттуда за нами прислали ГАЗик. Разместившись в машине, мы направились вглубь острова, к местечку Орикюла (Orikula), что в переводе с эстонского означало «Деревня рабов». Дорога считалась грунтовой, а грунтом был доломитовый щебень. За нашей машиной, как за ракетой, поднялся огромный шлейф белой пыли. День клонился к вечеру. Мы уже изрядно устали и потому, ехали молча. Глядя на безлюдную дорогу, пролегавшую по ложбине, я вспомнил про лесных братьев — эстонских партизан—националистов, оказавших Советской власти после ухода немцев, вооруженное сопротивление. Вот, думаю, выйдет сейчас на дорогу из кустов такой лесной брат и даст по нашей машине очередь из «шмайссера». И накроется мой каникулярный отпуск, которого я с нетерпением ждал целых полгода.
  На середине дороги, в местечке Кагул (Kagul), я увидел памятник советским летчикам, летавшим с полевого аэродрома, расположенного на острове, на бомбежку Берлина в июле 1941 года.
  Приехали. Здесь дороги всех из нашей троицы расходились в разные стороны. Лунёв оставался в орикюльской роте при батальоне, а мы с Арутюняном разъезжались в разные концы острова. Арутюняна направили на юг, на полуостров Сырве, где в первую мировую войну стояли наши дальнобойные орудия, закрывавшие немецким кораблям вход в Рижский залив. А я отправлялся на северо—запад, к мысу Ундва Нина (Undva Nina), что в переводе на русский означало «Утиный нос».
  Кстати, про Арутюняна. Говорят, он заявился в роту в пляжном виде: шортах и кедах. Вызвал командира роты и представился:
— Вреж! — так его звали.
— Кому? — спросил командир роты, полагая, что незнакомец просит кого—то ударить.
— Вреж! — повторил Арутюнян, и протянул руку для знакомства.
Только сейчас офицер понял, что «Вреж», это не просьба, а армянское имя. Да еще и какого—то начальника. А когда разобрался что к чему, привёл зарвавшегося курсанта в надлежащий военный вид.
  На мое счастье в батальоне находилась машина из роты, приехавшая на склад за продуктами. И старшим машины был сам врио командира роты лейтенант Кудашкин. Не мешкая, я запрыгнул в открытый кузов и ГАЗ—66, оставляя за собой столб пыли, оседавшей на моей парадной форме, помчался на незнакомый мне мыс Ундва Нина. В окружающем пейзаже появился некий колорит: вдоль берега моря стояли старинные ветряные мельницы из белого камня. После того, как достаточно ровная грунтовая дорога уперлась в автобусную остановку, дальше поехали по «военной» дороге с ухабами. Благо, была она короткой.
  Наконец прибыли на место. Машина затормозила у простых железных ворот. Справа от ворот — ДОТ. К машине подбежал контролёр на КПП с автоматом и увидев в кабине командира роты, быстро открыл ворота. И машина въехала на территорию воинской части. Помня наставление начальников быть ближе к людям, я решил оказать помощь водителю машины и стал разгружать мешки. На мою беду мешки казались с мукой и мой парадно—выходной китель, кроме дорожной пыли, покрылся ещё и мучной пылью.
  Временно исполняющий обязанности командира роты лейтенант Кудашкин, высокого роста, в лётной форме, выпускник Даугавпилсского авиационно—технического училища имени Фабрициуса, поблагодарил меня за усердие, и посмотрев вглубь военного городка, сказал:
— А вон и твой начальник сюда бежит.
Я посмотрел в направлении, указанном лейтенантом, и увидел как на всех парах к нам бежит офицер в полевой форме. Через несколько секунд перед нами стоял запыхавшийся, но улыбающийся лейтенант среднего роста и с редкой растительностью на голове. От избытка ума, подумалось мне. Мы поздоровались, энергично пожав друг другу руки.
— Лейтенант Бронислав Михальский, — представился лейтенант, — заместитель командира роты по политической части. Выпускник гореловского училища прошлого года. Из «кадетов». Коренной ленинградец.
Первым делом, замполит определил меня на постой в гостиницу—общежитие, разместившуюся в крайнем финском домике, поближе к морю.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:21. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Про Фому

  Когда—то здесь, на переднем крае, находился совмещенный пункт наведения истребительной авиации. Потом его убрали, офицеры разъехались, а сборно—щитовые домики освободились. Вот офицеры радиолокационной роты перебрались в эти отдельные «хоромы». А наиболее хозяйственные, включая старшину роты, прихватили по два домика, второй использовался не для жилья, а для хозяйственных нужд. В домиках вялили пойманную в море рыбу, сушили грибы и веники для бани.
Даже мне для постоя разрешили выбрать один из свободных домиков. Но выбор свой я остановил на гостинице. Правда, «гостиницей» был расположенный на самом краю городка обычный финский сборно—щитовой домик, в котором поддерживался относительный порядок, и гостиницей такое жильё можно было назвать только с большой натяжкой.
  Определяясь на постой, я постарался получше рассмотреть военный городок. В центре городка располагались два одноэтажных здания из белого силикатного кирпича. Одно здание было казармой, совмещенной со столовой. А во втором располагались пункт управления, штаб, учебный класс и клуб. Напротив этого здания стояли два белых постамента. Что стояло на этих постаментах, для меня осталось загадкой. На краю городка размещались склады и мастерские. Особняком стояли котельная с баней и боксы для автотранспорта.
  Дав мне время немного отдохнуть c дороги, замполит Михальский пригласил меня вечером на «неофициальное собрание офицеров местного гарнизона», на котором собирался представить меня сослуживцам. А вообще, появление любого человека в этом отдаленном гарнизоне было целым событием. В назначенный время Бронислав зашёл за мной, и мы пошли с ним в один из домиков. Вопреки моих ожиданиям увидеть на «собрании» компанию офицеров, в комнате сидели всего—то два лейтенанта в полевой форме, чинно расположившихся за празднично накрытым столом.
— А где же остальные? — наивно поинтересовался я.
— Командир роты капитан Воловик сдаёт экзамены в Харьковскую военную академию, врио командира роты лейтенант Кудашкин сейчас занят. И потом у него здесь молодая жена, которую он ко всем ревнует. Старший лейтенант Малишевский, самый старый и опытный, офицер сейчас в отпуске. Старшина роты прапорщик Н. дежурит на пункте управления. А больше никого и нет, — сделал сообщение по офицерскому составу замполит.
  Оба лейтенанта были настоящими красавцами, стройными и с усами. Один из них был кадровым офицером, другой, интеллигентного вида литовец по фамилии Кукенис, — двухгодичником. У обоих семьи остались на материке. Потому здесь они числились в холостяках. Замполит представил меня «собранию», и банкет начался. Мы выпили за встречу крепкой литовской водки. На этикетке, наклеенной на бутылку был изображен чёрт.
  Офицеры стали расспрашивать меня про Ленинград, всё ли там на месте и что построили нового. Я в свою очередь поделился с ними впечатлениями о Таллине и Кингисеппе. И высказал суждение о том, что здесь очень хорошо и интересно служить. Как выяснилось впоследствии, вывод ч сделал наивный и скоропалительный. А пока всё было хорошо, и ребята мне понравились. Было уже за полночь, когда мы стали расходиться по домам. Михальский пошёл меня провожать. Как никак «заграница». Кроме тог, уличное освещение в жилой зоне напрочь отсутствовало.
Мы вышли на центральную улицу-дорогу и решили тут же… справить «малую нужду». Стоим, «дело делаем». Вдруг, словно выстрел, раздался женский голос с хохляцким акцентом: «Здравствуйте!» Вздрагиваем оба. Вглядываемся в темноту и… видим перед собой, шагах в пяти женский силуэт!
— Добрый вечер — дрожащим голосом отвечает опешивший замполит — второй по значимости человек гарнизона. Я тоже поздоровался. Незнакомка, пройдя мимо, растворилась в темноте.
— Чёрт! — расстроено воскликнул Михальский. — Промашка вышла… И как мы её не заметили!?
Я не придал этому событию ровно никакого значения, но Михальский был удручён, ведь это женщина была женой старшины роты, то есть его подчинённого. Получалось, что замполит подмочил свой авторитет в буквальном смысле слова. Утром по пути на развод, мы зашли с замполитом в малюсенький ротный магазинчик военторга. И нос к носу столкнулись со вчерашней «незнакомкой»! Михальский густо залился краской и начал было извинительную речь о ночном «инциденте», но разбитная хохлушка с ходу перебила его, и начала своё изложение случившегося:
— Я и рассказываю всем: иду вчера ночью от мужа с КП. Гляжу, прямо посреди дороги наш замполит с приехавшим курсантом стоят и писают. Меня увидали и застеснялись. А чего тут стесняться? Мы ведь тут все свои! Верно? — обратилась она к солдатам, зашедшим в это время в магазин, как бы ища у них поддержки. Замполит Ундвы готов был провалиться сквозь землю. Но переживал он напрасно, прошло немного времени и этот эпизод был напрочь забыт.
  А жена старшины роты чувствовала себя в боевых порядках, как у себя дома. Когда её муж заступал дежурить по пункту управления, она обеспечивала его трехразовым горячим питанием, которое готовила дома и приносила на рабочее место мужа в судках. Причём не только приносила, но и нахально объявляла в планшетном зале обеденный перерыв! Пока дежурный не откушает домашних харчей.
  43—я (100—я) отдельная радиолокационная рота считалась лучшей не только в 4—й радиотехнической бригаде 14—й дивизии ПВО, но и во всей 6—й отдельной (Ленинградской) армии ПВО. Она была награждена переходящим призом имени Героя Советского Союза, «ВНОСовца», младшего сержанта Н. Зорникова. Незадолго до моего прибытия, в мае 1973 года, оператором этой роты, был обнаружена контрольная цель, которую проглядели другие подразделения. Оператор РЛС получил десять суток отпуска, а комроты старший лейтенант Воловик — звездочку на погоны.
  Охрану воздушного пространства вдоль государственной границы СССР радиолокационная рота осуществляла классическим радиотехническим вооружением того времени. Это были три РЛС: дальняя П—14, позволявшая видеть цели аж над самим Стокгольмом, П—12, печально прославившаяся в Египте, поскольку во время боев её выкрали израильтяне, и маловысотная П—15 с антенной «Унжа». Замыкал компанию кланяющийся во время работы «подхалим» — высотомер ПРВ—9. Данные о воздушных целях передавались не только на вышестоящие пункты управления, но и на ближайший к нам зенитный ракетный дивизион, о месте расположения которого я не знал, но догадывался. На острове помимо нашего батальона дислоцировалась зенитная ракетная бригада. Рота несла постоянное боевое дежурство боевыми сменами по 12 часов. При подлёте целей к государственной границе СССР на расстояние ста километров, объявлялась боевая тревога и «готовность № 1».
  На расстоянии двухсот километров от острова Сааремаа находился шведский остров Борнхольм, на котором дислоцировалась авиабаза НАТО. По существу, от нас до вероятного противника было рукой подать. О том, что по ту сторону границы за нами регулярно наблюдают, говорил хотя бы такой факт, рассказанный мне одним из офицеров: «Поступила в роту недавно новая техника — высотомер ПРВ—11. Поставили мы его на позиции и включились. Уже через несколько минут в воздухе на той стороне появилась цель, которую наверняка заинтересовала наша новинка…»
  Рота насчитывала в своем составе человек тридцать. Вообще—то, по штату людей было значительно больше. Но часть солдат, отслужив положенный срок, уже уволилась. А молодое пополнение ещё находилось в карантине, который располагался на материке в бригаде. Поэтому, вся тяжесть обеспечения боевой готовности и несения боевого дежурства легла на плечи оставшихся сержантов и солдат. Такова была проза жизни.
  Особенно тяжело приходилась операторам радиолокационных станций. По двенадцать часов они безвылазно сидели в закрытых кабинах РЛС, припав к экранам индикаторов и всматриваясь в мерцающие точки — отметки от целей (самолетов), находящихся в воздушном пространстве в зоне ответственности роты. Причём, цели эти нужно сопровождать — определять азимут и дальность, и сообщать эти данные на КП роты, батальона, бригады и рядом стоящего зенитного ракетного дивизиона. Когда я впервые зашел в кабину радиолокационной станции П—15, то в первую минуту оторопел от мрака. Но вот мои глаза привыкли к темноте, и я увидел оператора, сидящего за светящимся индикатором кругового обзора (ИКО). Встав за его спиной, я посмотрел на светящийся экран. Через весь оранжево—желтый круг экрана с севера на юг проходила извилистая линия, нанесенная черной тушью.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:23. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Про Фому

  — Государственная граница, — негромко, чтобы не мешать работающему оператору, сказал замполит, — все цели, что справа, наши, а те, что слева — противник.
Тут он нажимает маленький тумблер с надписью «Запрос», и над каждой из отметок появляются светящиеся значки. Над нашими в виде горизонтальной восьмерки, над чужими — пусто. Впрочем, и по ту сторону границы был один наш. Видя моё недоумение, замполит поясняет:
— Пассажирский борт из Ленинграда в Гамбург.
  Во второй половине дня кабины РЛС так раскалялись от июльского солнца и работающих электродвигателей, что от духоты некоторые операторы теряли сознание. Их тут же заменяли дублёры, пока основные не придут в себя. Тут же, в тени под кабиной…
  Несмотря на то, что я был курсант, меня приняли в офицерский коллектив на равных и поручали разные задания, за исключением дежурства, где я мог быть только стажером. К этому обязывала островная жизнь нашего малочисленного гарнизона. Михальский тоже ходил оперативным дежурным (дежурным по пункту управления) и пару раз я составил ему компанию в качестве стажера. Дежурство, как дежурство — ничего особенного.
  Помимо дежурного, в планшетном зале находился ещё и планшетист. В его обязанности входило графическое отображение маршрутов воздушных целей. Делал он это перьевой ручкой, макая её в банку с черной тушью. Особенностью было то, что нанесение пояснений в виде цифр нужно было делать по принципу зеркального отражения, чтобы по ту сторону прозрачного планшета, сделанного из плексигласа, надписи имели нормальный вид. Кроме того, при передаче данных о координатах цели операторы РЛС и планшетист пользовались специальными голосовыми сигналами. Например, разворот цели обозначался цифрой «51». И оператор сообщал:
— По цели такой—то — «полста один».
  Поразила меня своей оригинальностью и проверка бдительности операторов РЛС в ночное время.
Поскольку станции от КП расположены на расстоянии в полкилометра, и не охранялись, в целях безопасности, в ночное время оператор закрывал кабину изнутри. Если в воздухе находились цели, оператор выдавал их координаты. А если целей не было, оператор молчал. Но как удостовериться в том, что он внимательно смотрит на экран, а не спит? Ведь даже закрыв на минуту глаза, он мог пропустить цель. Тут на помощь дежурному по КП приходил датчик помех — прибор, напоминающий своим внешним видом транзисторный приёмник. Среди ночи, выбрав время, когда оператор молчал, офицер включил для контроля магнитофон и наш датчик помех, настроенный на работающую волну РЛС. И если оператор не дремлет, он видит на экране яркое светящееся пятно помехи. О чем сразу же и докладывает по радио офицеру. Все в порядке. Если же доклада не последовало, значит оператор спит либо не находится на рабочем месте. А это — грубейшее нарушение правил несения боевого дежурства, за которое предусмотрена уголовная ответственность. Оператор немедленно отстраняется от дежурства и начинается расследование.
  Молодому офицеру, а тем более холостяку здесь было нелегко. Первое время Бронислав пытался занять свободное время занятиями спортом и чтением книг, привезенных из дома. С «культурой» на точке были традиционные проблемы: газеты привозили только политические и военные. Почитать было нечего.
  Даже телевизор вещал только двумя программами, одна из которых была на эстонском языке. Правда, в роте были умельцы, которые могли исключительно в частном порядке настроить «ящик» на ТВ Швеции, но это сразу скомпрометировало бы замполита в глазах подчиненных и он отказался от этой затеи.
  С женщинами тоже были проблемы. Замужних в роте было всего трое и они были не в счет. С местными эстонками вступать в контакт не рекомендовалось. Но молодые мужские организмы требовали общения с женщинами. Однажды к старшине роты приехали погостить две племянницы с Украины. Девки лет по семнадцать. И ничего лучше не придумали, как гулять под самыми окнами казармы. Пришлось одному из офицеров даже ночевать в казарме, поскольку весь личный состав не на шутку возбудился. А прапорщик утром получил нагоняй за родственниц.
  У Михальского в Ленинграде осталась знакомая девушка. Но перспектива жизни на острове её явно не прельщала. И это было причиной душевных страданий Бронислава. Помню, как он попросил меня однажды купить в Кихелконне маленькую пластинку грузинской певицы Нани Брегвадзе с песней Яна Френкеля «Снегопад». Проигрывая по нескольку раз на дню эту песню, в которой женщина что—то просит, он думал о чем—то своем и переживал…
  Кстати, о влиянии буржуазной идеологии. Поскольку остров от Швеции, а значит от «другого мира» отделяло Балтийское море, иногда его волны выбрасывали на наш советский берег какой—нибудь предмет, олицетворяющий заграничную жизнь. Это могла быть и пустая объемная бутылка из—под водки «Smirnoff», и упавшая за борт во время шторма бочка краски «Shell». Первая шла в коллекцию какого—нибудь дембеля, вторая — на хозяйские нужды старшины роты.
  Неподалеку от нас, за ложной позицией, стояли «коллеги» — погранзастава и подразделение слежения за надводными объектами. Они регулярно просматривали береговую полосу радарами и патрулировали участок побережья на машинах. Замполит объяснил мне, что они ищут литературу подрывного характера, которую морем или воздушными шарами можно доставить на советский берег. Как—то стоял я на высоком берегу и всматривался в синеву морской глади. Внезапно моё внимание на расстоянии ста метрах от берега привлёкло белое пятно.
— Вот, ОНО! — мгновенно пронеслось в моём сознании. Скинув ботинки и бриджи, я побежал по мелководью. И чем ближе приближался к пятну, тем отчетливее становились его очертания. Было ясно, что это какое—то печатное издание. Но какое? Эмигрантский журнал «Посев»? Порнография? Любопытство так и распирало. Но вот я беру «это» в руки и столбенею от изумления! На меня с открытой страницы журнала «Вестник ПВО» глядит улыбающийся командир отделения курсантов сержант Бородин — делегат Всеармейского совещания секретарей партийных организаций. Он ездил туда вместе с начальником нашего училища. Это, скажу я вам, было посильнее порнухи…
  Прошло много лет, а я до сих пор терзаюсь загадкой появления образа своего сослуживца в нейтральных водах. От военного городка до моря, семь минут ходьбы. По вечерам мы с замполитом ходили купаться, по пути рассуждая о воззрениях греческого философа Сократа, к которому Бронислав испытывал нескрываемый интерес. Чего только здесь не взбредет в голову офицеру! Иногда водили купаться и наиболее примерных солдат. Это было своего рода поощрением. Несчастный случай на воде исключался, так как море в широкой полосе было мелким и солдаты не плавали, а скорее барахтались, словно малыши в детском бассейне.
  Кстати, мой первый выход на море закончился курьезом. Дело в том, что наш песчаный берег представлял собой некое подобие пограничной контрольно—следовой полосы. Купаться или загорать разрешалось только в специально отведенном месте неподалеку от позиции П—14, которая стояла у моря на самом краю обрыва. Я этого не знал и оказавшись на берегу в первый раз, решил выбрать место для отдыха по своему усмотрению. И ушел от разрешенного места метров на двести. Как раз напротив ржавого остова какого—то бывшего судна. Лежу, загораю. Через некоторое время вдоль берега на небольшой высоте пролетает краснозвездный, то есть военный, самолет Ан—14 «Пчёлка». Этакая «малая» авиация. А спустя несколько минут напротив меня тормозит УАЗик с нарядом пограничников. Подходят ко мне и начинают проверять документы. А поскольку я был одет в гражданскую одежду, то и документы мои остались в гостинице. В общем, «шпиона» поймали. Связавшись по рации с дежурным по роте и выяснив , кто я таков, пограничники уехали. А замполит мне разъяснил правила пограничной зоны, которые я больше не нарушал.
  Служба службой, но и отдыхать надо. Изучив окрестности роты, я решил расширить географию познаний. Метрах в трехстах от ворот нашего гарнизона находилась конечная остановка автобуса, совершавшего рейс до Кингисеппа. В рощице рядом с остановкой я увидел брошенный эстонский хутор. Даже в разоренном виде он поразил меня своей добротностью и обстоятельностью, до которых было очень далеко нашим русским деревням. А однажды меня прихватил с собой старшина, который регулярно ездил на своем мотоцикле за продуктами на ближайший эстонский хутор. Там тоже было на что посмотреть. Хозяин хутора был сдержанно приветлив, хотя, на мой взгляд, прапорщик вёл себя развязно, угостил нас домашним пивом и вяленой рыбой. Во дворе хутора была чистота и порядок. Кругом дорожки из камня.
  Ближайший населенный пункт, где были почта, телефон и небольшой магазинчик, находился от нас километрах в семи. Поселок назывался Кихельконна (по эстонски Kihelkonna). В посёлке все тот же порядок и чистота. Плюнуть — некуда. А когда в одном из дворов я увидел эстонских ребятишек, подстригающих травку миниатюрной импортной газонокосилкой, я просто лишился дара речи. Да… Такое в семидесятых годах можно было увидеть только в заграничных фильмах у проклятых капиталистов.
  Венцом моих путешествий стала экскурсия в Кингисепп. Замполит меня тщательно инструктировал перед поездкой, приводя в пример страшные истории о зверствах «лесных братьев» в послевоенные годы. Говорили, что на острове после ухода немцев некоторое время действовал партизанский отряд капитана эстонской армии Ильпа, имевшего связь с эмиграцией, укрывшейся в Швеции. Тут было всё: и вырезанные во время сна, советские солдаты, и засады на дорогах, и диверсии в тылу. Что было правдой, а что небылицей — сказать трудно. Я обещал замполиту внять его наставлениям, главным из которых было уважительно относиться к местному населению. Нужно было всем говорить «Tere!» (по эстонски «Здравствуйте!») и не говорить слово «курат» (по эст. «чёрт»), а также не ввязываться в конфликты. Тем более что остров считается для жителей Эстонии аналогом нашего «101—го километра», куда ссылали бывших зэков и лиц, сотрудничавших в годы войны с немцами.
  Однажды вечером, через пару дней после моего приезда, я лежал на койке в своем «номере» и предавался отдыху, переваривая впечатления прошедшего дня. Неожиданно моё внимание привлёк шорох у входной двери. Я услышал, как кто—то осторожно скребется в дверь. Я насторожился. — Неужели «лесной брат»? — подумалось мне. Я взял в руки гантель и осторожно подкрался к двери. А затем с силой толкнул её, ожидая увидеть какого—нибудь бандита. Но передо мной на пороге сидел только обыкновенный заяц, ошалевший при виде человека с гантелей. Дело в том, что «гостиница» моя давно пустовала, и «лесной братишка» повадился ходить сюда исключительно в поисках съестного.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:25. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Про Фому

  Дорога от Ундвы до Кингисеппа по времени занимает больше часа, достаточно, чтобы составить впечатление об окружающей действительности. Автобус делал остановки у каждого хутора, подбирая степенных и неторопливых эстонцев. Вдоль дороги стояло много небольших деревянных помостов для бидонов с молоком. Крестьяне, подоив утром коров, привозили эти бидоны к дороге и оставляли их без всякого присмотра! А специальный грузовик собирал это бидоны и отвозил их на молокозавод.
  Кстати, курсант Адамян, проходивший стажировку на крохотном островке Рухну (Ruhnu), куда летал лишь Ан—2, рассказывал, что эстонцы запросто оставляют свои велосипеды у входа в магазин, уверенные в том, что их никто не стащит. А если такое случалось, можно было с уверенностью сказать, что это сделали наши солдаты.
  Кингисепп (бывший и нынешний Курессааре), названный так в честь эстонского революционера Виктора Кингисеппа, мне очень понравился. В центре города стоял старинный замок—крепость из белого камня, окруженный парком и прудом, в котором плавали белые лебеди. В замке был краеведческий музей. Особый интерес вызвал у меня внутренний подвесной мостик, устроенный коварным образом, позволявшим хозяевам замка избавиться от нежелательных гостей.
А жители города, и стар, и молод, жили своей размеренной и спокойной жизнью. В парке мне попался только один подвыпивший. Да и тот — русский, из отставных военных.
  Эстонцы эстонцами, а были встречи и с земляками. Однажды, мы вместе с ротным почтальоном попали на стоянку рыболовецких судов и плавучего рыбозавода, приписанного к ленинградскому морскому порту. Рыбаки очень обрадовались, узнав, что я здесь из Питера. И одарили нас огромными банками с балтийской сельдью. Сказали, берите столько, сколько сможете унести. Что мы и сделали. В результате чего, солдатам нашей роты несколько дней на закуску подавали селедку.
Однажды я познакомился с коллегой — курсантом Московского пограничного училища, приехавшим стажироваться на соседнюю погранзаставу. Обеспечение пограничников в силу специфики их службы было на более высоком уровне, я часто видел, как он разъезжает по острову в новеньком УАЗике, тогда как у нашего ротного был на все про все один только ГАЗ—66, часто выходивший из строя.
  Как—то дождливой ночью мы с Брониславом Михальским сидели на КП. Он — дежурный, я — стажер. В полночь патрульный доложил нам, что к границе поста приблизился какой—то военный, который просит провести его к дежурному. Мы с замполитом вышли к ограждению и я узнал в этом «военном» моего знакомого курсанта—пограничника. Он попросил предоставить ему телефон, связывающий роту с погранзаставой. Крутанув ручку аппарата, сказал:
— Докладывает курсант П. Все посты проверил, замечаний — нет.
— И ты один вот так, дождливой ночью, обязан пройти несколько километров? — спросил я его.
— Такая у нас служба — ответил он.
  Во время стажировки мне довелось встретиться с одним из курсантов нашей троицы, находившейся на острове, Лунёвым. Как раз в это время в батальоне проходил чемпионат по футболу между ротами. И в один из воскресных дней состоялся матч между ротами Ундвы и Орикюлы. Помимо команд, насколько это позволяла боеготовность, мы захватили с собой и болельщиков. А мне было поручено заснять наиболее интересные моменты матча и выпустить фотогазету.
  Наша команда разгромила батальонную роту. Особенно отличился капитан команды — низкорослый сержант из Средней Азии. Но сам матч и его счёт были не главным, я увидел, как радовались офицеры и солдаты встрече со своими товарищами по оружию. После матча всех офицеров собрал на совещание командир батальона Шредер. А солдаты, разбившись на кучки по принципу землячеств, принялись делиться новостями.
  Курсант Лунев показывал мне своё временное «хозяйство», в результате чего, я пришел к выводу, что в подразделениях, приближенных к начальству, беспорядка намного больше, чем на отдаленных точках. Начальников много, а смотреть за личным составом — некому.
  Кстати, о личном составе. Об офицерах и единственном прапорщике я уже говорил. Теперь о солдатах. На стажировке я был за офицера но, тем не менее, подружился со многими солдатами и сержантами. Конечно, нарушители дисциплины относились ко мне настороженно и не посвящали меня в свои «антиобщественные» планы. Мне было важно узнать солдатскую психологию вообще и ротную в частности. А на характер и настроения солдат хотелось посмотреть не только сверху, но и снизу, тесно общаясь с ними. Они рассказывали мне о своих проблемах, давали характеристики командирам. Их оценки я тактично сообщал замполиту, чтобы он мог скорректировать поведение офицеров, или разрешить солдатские проблемы. Таким образом, я был своеобразным звеном обратной связи. И думаю это пошло на пользу.
  Но был в роте солдат, отношение к которому не у всех было однозначным. Рядовой Баринштейн, еврей по национальности, прибыл в роту с материка совсем недавно. А в ту пору с его исторической родиной — Израилем— наша страна находилась в недружественных отношениях. Более того, наши военные специалисты войск ПВО воевали против израильской авиации. А тут на передовом рубеже советской границы — их земляк! Я понимаю, что нельзя всех под одну мерку мерить. Но Баринштейн, парень грамотный, мыслил в разрез с руководящей и направляющей силой советского общества. Взять, к примеру, политзанятия. Сидел он всегда за первым столом, жадно ловил каждое слово лектора и проявлял активность.
— Реакционные израильские круги во главе с премьер—министром Голдой Меир создают напряженность на Ближнем Востоке, — говорю я. Тут же Баринштейн поднимает руку:
— Кстати, она моя землячка. Из Киева — с гордостью дополняет меня Баринштейн.
Впрочем, Баринштейн мог бы гордиться еще одним своим земляком, командиром роты капитаном Воловиком, который был скрытым евреем.
— Отдельные граждане еврейской национальности уезжают из СССР, где они имели все права и не в чем не нуждались, — продолжаю я.
— Это не так, — включался в полемику Баринштейн. — Вот в нашей семье, например, много золотых украшений. Но мы не можем их показывать на людях, потому, что у нас их сразу отнимут, либо конфискуют. И поэтому мы закрываем квартиру на ключ, раскладываем драгоценности на столе и любуемся ими. А насчет выезда из СССР. Так я тоже после службы, как только позволят, уеду.
Все высказывания Баринштейна тут же получали отпор. Причем, иногда и с юмором.
— Товарищ курсант! — обратился ко мне ефрейтор, начальник РЛС П—15. — Я чувствую, что в последнее время мне стало трудно нести боевое дежурство. Может быть это из—за того, что вокруг станции появились новые местники (помехи, создаваемые рельефом местности) от представителя «Лиги защиты евреев»? Очень бы не хотелось, чтобы у меня появился тут их филиал.
  А вообще высказывания Баринштейна злили и офицеров и солдат, и служба у него была не сахар. Я говорил с Михальским на эту тему, но он сказал, что его скоро заберут из роты. Где—то он сейчас? На земле обетованной?
  Я сдружился со штабными ребятами, по—другому — «армейской интеллигенцией». Например, с Колей Мухиным, Толей Орловым. Они понимали юмор, научили играть меня в бильярд, крутить уже изрядно надоевшую черно—белую копию цветного кинофильма задом наперед, веселя солдат в клубе. А уж, какие мы проводили «фотосессии», используя фотопленку, предназначенную для фотоконтроля! Помню, начальник «пятнашки» ради такого случая даже расчехлил спаренную зенитную пулеметную установку ЗА—2, стоявшую на его холме под «Унжей» (антенне на длинной металлической мачте).
  Кстати, однажды замполит попросил меня сфотографировать стрельбы роты. Помню, я так увлёкся процессом, что вышел за пределы огневого рубежа и вошел в опасную зону. За что получил хороший нагоняй от врио командира роты. И поделом!
  А как мы гоняли с водителем ГАЗа по песчаному берегу моря, разбрасывая из—под колес веер солёных брызг!
  Нехватка людей создавала серьезные проблемы и в решении повседневных вопросов жизнедеятельности. Тут не до отдыха и развлечений. На утреннем разводе, как правило, в строю стояло всего три—четыре солдата, да и те — «калеки», как назывались солдаты, временно освобожденные по состоянию здоровью от нарядов и строевой подготовки. А тут еще и старшина проблему подбросит, мол, машина неисправна, за продуктами на склад ехать не на чем, что будем делать, чем солдат кормить будем? После некоторых раздумий, принимается решение: взять солдат из наряда и нарвать на поляне щавеля, из которого сварить суп. Яйца выменять на ближайшем эстонском хуторе.
  Или другая «вводная». Дрова кончились — баню топить нечем. Решение: взять машину и проехаться вдоль берега моря, собрав выброшенные на сушу после шторма бревна, доски и остатки разбитых лодок.
  Кстати, про баню. После училищной, где во время помывки яблоку негде было упасть, в ротной бане было просторно и как—то неловко.
  Даже политические занятия не проводились в течение двух месяцев, что уже являлось «инспекторским фактом», за который и комроты и замполит могли бы получить по шапке. Поэтому скорректировав учебные планы я, по совету замполита стал заниматься с солдатами по ускоренной программе, проводя каждое занятие по одной теме. За месяц стажировки мы ликвидировали отставание, за что мне замполит был очень благодарен.
  А политические информации я проводил на природе. Недалеко от казармы одиноко росла большая раскидистая яблоня. Под ней ставили стул для лектора, то бишь для меня. А вокруг кружком на траву укладывались бойцы, уставшие от боевого дежурства и бесконечных нарядов. И я начинал своё «действо» — рассказывал о международном положении СССР по материалам, которые накануне стажировки мне дал один курсант, отец которого работал лектором в обществе «Знание». Часть солдат внимала моим сообщениям, а другая, измотанная напряженным дежурством, дремала. Всё понимая, я не был на них в обиде.
Рядом с домом замполита росло ещё одно дерево, сосна. На высоте двух метров от земли торчал одинокий, но крепкий сук. Обычно Михальский использовал его в качестве перекладины, на которой регулярно подтягивался. Но прощаясь со мной, он указал на дерево и иронично сказал:
— Если через год меня отсюда не переведут, я повешусь на этом суку!
Я понимал, что это такая шутка, но в ней была высказана вся тоска молодого парня живущего здесь отшельником.
  Моя стажировка подошла к концу. В последних числах июля я простился с «островитянами» и отправился домой. В Кингисеппе я встретил двух своих коллег, с которыми еще раз совершил экскурсию по достопримечательностям города. А потом на самолете Як—40 вылетели из Кингисеппа в Таллин. Как раз накануне праздника — Дня Военно-Морского Флота. Естественно, что в портовом городе, где находится военно—морская база, этот праздник носит особый характер. Мы побродили по старому городу, осматривая достопримечательности и затем поехали в парк Пирита, где было организовано народное гуляние. Увидели знаменитую «ракушку» — концертный зал и сфотографировались у памятника броненосцу «Русалка», погибшему в море по воле стихии.
  И всюду встречали курсантов, съезжавшихся в Таллин со всех концов Эстонии, чтобы отправиться в отпуск домой. В отличие от нас, находившихся месяц на острове, они уже здесь все облазили, посетив известные питейные заведения. Словно местные завсегдатаи еще и советы давали: сходите в «Виру» или «Европу» — не пожалеете!
А мы, временно оторвавшиеся от цивилизации, по—прежнему смотрели по сторонам удивленными глазами…
  Достать Билеты на авиарейс до Москвы было невозможно — сезон отпусков. Но в кассе аэропорта мне сказали, что эту проблему можно легко решить. Нужно подойти к окончанию регистрации на очередной рейс. Всегда кто-то или опаздывает или отказывается от полета, и свободные места тут же предлагаются желающим. До отлёта моего самолёта было еще достаточно времени и я, слоняясь по зданию таллиннского аэропорта, решил заглянуть в буфет. Тем более, что в качестве сувенира я вознамерился прикупить пользующийся известностью на всю страну эстонский ликёр «Vanna Таllinn» («Старый Таллинн»).
  Я подошел к буфетной стойке и принялся рассматривать напитки, выставленные на витрине за спиной продавщицы. К сожалению, по причине близорукости я не смог разглядеть цену. И обратился за помощью к стоящему рядом солдату. Его ответ меня обескуражил:
— А где пить будем?
На мгновение я опешил. Признаться в том, что я покупаю бутылку не для того, чтобы её выпить, а в подарок, я не мог, это сразу же понизило бы мой рейтинг. По внешнему виду бойца, было ясно, что он первогодок. Значит, принял меня с моими четырьмя «курсовками» и офицерским знаком «специалист 3 класса», за старшего товарища по оружию. Потому я и ответил:
— Найдем где!
  Мы вскладчину купили бутылку ликёра, несколько пирожков и пошли искать укромное место, подальше от патрулей. Справа от аэровокзала, через скверик, нашли одноэтажное помещение, оказавшееся клубом работников аэропорта. День был выходной и потому «очаг культуры» пустовал. Устроившись поудобней у двери с табличкой «СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА АЭРОПОРТА», мы продегустировали ликёр. Напиток оказался довольно крепким, 35 градусов, что от неожиданности даже перехватило дыхание. Закусили пирожками, разговорились. Оказалось, что у солдата, призванного из центральной России, серьезно заболел отец. Сыну дали отпуск по семейным обстоятельствам и чтобы сократить время, он решил лететь самолетом. Но рейсов в его родной город было очень мало. Мы добавили ещё. Потом я посадил «младшего товарища по оружию» на самолет, приобрёл сувенир, и стал ждать рейса на Москву. Но из—за действия алкоголя я несколько раз засыпал и пропустил несколько рейсов. Видя мои безуспешные попытки улететь, девушка—диспетчер решила прийти мне на помощь. Взяв надо мной шефство, она предложила мне зайти за стойку регистрации, и «отдыхать» рядом с весами для взвешивания багажа авиапассажиров. При объявлении посадки на очередной рейс, она лично проконтролировала мою «загрузку» в аэроплан Ту—124. В воздухе я протрезвел и выспался. И на московскую землю во Внукове ступил уже, как огурчик.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:30. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

К финишу

 Начался четвертый, заключительный, курс обучения в училище. Все батареи курса переехали в «желтую казарму». Наверно, чтобы мы не «разлагали» младшие курсы. Ввели в строй новый учебный корпус общественных дисциплин. Когда учебный корпус еще строили, мы во время самоподготовки развлекались тем, что на рельсы строительного крана клали мелочь — пятаки и трёхкопеечные монеты, — которые кран раскатывал в тоненькие металлические лепешки.
 После войсковой стажировки мы заметно изменились и стали по—другому смотреть на жизнь. Мы только сейчас поняли, какими уникальными возможностями располагаем, учась в таком прекрасном городе, как Ленинград. И словно одержимые, стали лихорадочно наверстывать упущенное, — бегать по музеям и архитектурным ансамблям Ленинграда и его пригородов. Пушкин, Павловск, Петергоф, Ораниенбаум — такова была география наших путешествий. Не удалось мне посмотреть лишь город—крепость Кронштадт. В ту пору это был закрытый город и чтобы побывать в нём, требовалось специальное разрешение.
Однажды такое разрешение на экскурсию в Кронштадт было получено для всего училища. А я, как назло, в этот день я стоял в наряде по батарее. Мечта моя смогла осуществиться только спустя много лет.
 Особой популярностью пользовались поездки в Петергоф. Вдоволь насмотревшись на знаменитые фонтаны, и искупавшись в море, мы возвращались в Ленинград по Финскому заливу на «Ракете», а завершали день в каком—нибудь маленьком уютном кафе.
 Посещая теперь Эрмитаж, мы уже не бегали как раньше, галопом по Европам, а не спеша осматривали экспонаты в нескольких залов, получая удовольствие от знакомства с искусством великих мастеров прошлого. Таким образом, на последнем курсе мы узнали о Ленинграде столько, сколько за все три предыдущих года не узнали.
 Возможность совершать экскурсии и бывать везде, где захочется, давал нам статус свободного выхода, полагавшийся на выпускном курсе. Надо отметить, что за два года, прошедшие после визита Главкома ПВО, училище заметно «исправилось» в лучшую сторону. Да и наши выпускники не оплошали в войсках и о них стали хорошо отзываться. Это вдохновило преподавательский состав на внедрение в учебный процесс некоторых новинок научно—технического прогресса.

Кто кого?

 В качестве эксперимента на кафедре тактики был оборудован специальный класс, который оснастили специальными устройствами, якобы позволяющими быстро и качественно определить технические знания курсанта. «Чудо научной мысли» создали и внедрили студенты киевского инженерно—строительного института. И называлось «чудо научной мысли» КИСИ—5. Представляло собой монитор с зеленоватым экраном и клавиатуру с цифровыми клавишами. В зависимости от установленной программы, устройство предлагало испытуемому ответить на несколько вопросов. Ответ необходимо было выбрать из нескольких вариантов ответов, из которых только один был правильным. Читаешь вопросы, жмешь на клавиши и машина ставит тебе оценку.
 В первом же «поединке» с КИСИ—5 наша группа потерпела полное фиаско! Да, что там группа. Почти всем батареям курса киевские машины выставили оценки «неудовлетворительно»! Лишь самые светлые головы получили «удовлетворительно с минусом». Кафедра тактики ликовала — найден способ заставить курсантов глубоко изучать спецкурсы. И мы действительно начали напрягать мозги, но не в вопросов тактики, а в поиске средств борьбы с машиной. И вскоре выход был найден.
Дело в том, что для контрольного просмотра правильных ответов на вопросы, офицер—лаборант использовал специальный ключик, который он вставлял в боковую панель монитора. После поворота ключа на экране высвечивались правильные ответы.
 Нашему «спецназу» удалось выкрасть этот ключ, как следует рассмотреть его и начать «производство» дубликатов из подручных средств. Собственно говоря, «производства» как такового, не было. Достаточно было купить обычную шестигранную шариковую ручку, отвинтить задний колпачок и отрезать от него «попку». Всё, ключ готов! Такое вот курсантское «ноу—хау». Во время контрольных занятий офицер—лаборант, как правило, прохаживался вдоль столов. Как только он поворачивался спиной или ещё лучше, выходил из класса, «испытуемые» разом вставляли свои ключи в проверочные гнёзда, и смотрели и запоминали правильные ответы. У кого с памятью было плохо, тот записывал ответы на ладони. Дело было сделано. А чтобы офицер—лаборант ничего не заподозрил, оставалось только уставиться в монитор и изобразить на лице умственную работу.  Результат был предсказуем — посыпался шквал отличных оценок. Так курсант победил машину!

Баня

 11 сентября 1973 года в Чили произошёл военный переворот, в результате которого президент страны был убит, а власть захватила хунта военных во главе с генералом Пиночетом.
 В то утро наша батарея мылась в бане в первую очередь. Здесь, думаю, нужно поподробнее рассказать о бане. Находилась баня на другом конце училища, построена была давно и естественно не могла пропустить всех курсантов сразу. В связи с этим была установлена очередность помывок. Самой неприятной была первая смена, начинавшаяся в пять утра. В это время — самый сон, на улице — полная темень, а нам уже сыграли подъём и строем повели в баню. По дороге весь строй дремлет, шеи у всех повязаны полотенцами, поскольку так теплее идти, да и карман шинели не оттопырен.
 Несмотря на раннее утро, времени на помывку батареи остаётся в обрез. А нашей учебной группе, приступающей к процессу мытья позже всех, времени совсем не остаётся.
 В зимнее время поход в баню имел одну особенность. Дело в том, что в зимний период мы носили нижнее белье, то есть рубаху и кальсоны, которые практически ничем не отличались от тех, что носили еще во времена Василия Чапаева. В белье были маленькие, но очень существенные детали, отсутствие которых портило настроение в течение всей недели, до следующей помывки. Речь, конечно, идёт о завязках, удерживающих кальсоны на поясе и на щиколотках. Выражение «по самую завязку» наверняка появилось из недр армейской бани. Попадалась и «усовершенствованная» модель кальсон, на которых вместо завязок были пришиты матерчато—картонные пуговицы. Каждый курсант, получая свежевыстиранное нижнее белье, надеялся на то, то завязки на кальсонах будут «в наличии». К сожалению, у батарейного каптера, ведавшего выдачей белья, «исправных» комплектов на всех не хватало. Старшине, сержантам, а также землякам каптёра, полагались, конечно, только «исправные» комплекты белья. Все остальные получали бельё из того, что осталось. И если получишь бельё без завязок, да еще наступишь босой ногой на горячую трубу, которая проходила почему—то у двери в банный зал, то настроение портилось окончательно и надолго. Поскольку после такой бани день пройдёт исключительно в заботах по поддержке штанов, и лишь вечером, в своё личное время, с помощью иголки с ниткой можно будет привести кальсоны в порядок. И не было никакой гарантии, что в следующий банный день кальсоны выдадут с завязками.
 Но вернёмся к событиям, произошедшим 11 сентября в Чили. Вернувшись в казарму, мы стали стелить на кровати свежие простыни. Курсант Николаев, державший в руках маленький транзистор, с горечью сказал: «Доигрались!»
И все его поняли, поскольку он имел в виду бездействие демократического правительства Чили, приведшее к перевороту. Летом уже была одна попытка, но тогда ее удалось предотвратить. А теперь — нет. Все стали обсуждать произошедшее и выражать ненависть к американцам и их ЦРУ, которые были причастны к перевороту.
 А через неделю на экраны вышел художественный фильм «Это сладкое слово — свобода». И хотя он был посвящен военному перевороту, произошедшему несколько лет назад в другой латиноамериканской стране, фильм напрямую связывали с событиями в Чили. Главные роли в фильме прекрасно сыграли актеры Регимантас Адомайтис, Ирина Мирошниченко и Родион Нахапетов.
 Прошли годы, и перевороту 11 сентября была дана уже другая оценка. Да, во время переворота и после него погибло много людей, но в целом диктатура военных прекратила хаос, охвативший страну в результате правления коммунистов, и вывела Чили из экономического кризиса и коррупции. А после переворотов, произошедших в нашей стране, имя Пиночета стало даже популярным. Такая вот метаморфоза…
 Теоретические знания по характеристикам ракетного вооружения на выпускном курсе подкреплялись практическими занятиями в учебном центре войск ПВО, который находился под Гатчиной. Выезжали в учебный центр сразу всей батареей. Особый интерес у нас вызвал тогда еще совершенно секретный ЗРК дальнего действия С—200. Вот бы послужить на таком! — думали мы, увидев комплекс во всей красе на позиции.
 На практических занятиях в учебном центре мы иногда умудрялись и расслабиться. Как—то во время перекура несколько курсантов забрели на пожарный водоём, располагавшийся рядом с антенным постом ЗРК «Нева», и на берегу нашли старую ветхую лодку. Двое смельчаков, одним из которых был курсант Барсуков (Барс), используя вместо весла обломок доски, поплыли к центру водоёма. Но лодка оказалась дырявой и начала тонуть. Поняв это, ребята, словно герои фильма «Трембита», начали лихорадочно грести к берегу руками. Вся батарея покатывалась от смеха над незадачливыми «мореплавателями». Вот это были практические занятия!

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:35. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Марш—бросок

 Осенью заместителем начальника училища стал полковник Васильев, который начал наводить порядки, характерные для общевойсковых (пехотных) училищ. Одним из его нововведений стало приобщение нас к марш—броскам по пересеченной местности. Это было тяжёлое испытание для курсантов, не шедшим ни в какое сравнение ни с кроссом на 3 километра, ни лыжным кроссом на 10 километров.
 Марш—бросок совершался с полной выкладкой: карабин СКС, противогаз, упакованный вещмешок и фляжка с водой. Длина маршрута марш—броска — 6 километров по пересечённой местности. Норматив — 30 минут. Время засекалось по последнему курсанту. Маршрут пролегал вдоль железнодорожного полотна на участке Горелово—Лигово по рыхлой земле, местами приходилось продираться через придорожный кустарник. Бывало, бежишь вдоль полотна, мимо идет электричка, а из окон пассажиры бросают на тебя сочувственные взгляды. Некоторые из наших спортсменов, Долгов и другие, чтобы помочь товарищам, брали их карабины себе, за что им большая благодарность
 Так бегать марш—броски нам пришлось бы долго, если бы не трагическая смерть одного из курсантов первого курса. У этого парня из подмосковной Кубинки при поступлении в училище обнаружили неполадки с сердцем. Но желание учиться в ВВУЗе было у него настолько велико, что врачи уступили просьбе отца парня, служившего офицером. До финиша оставалось метров сто, когда парень, изнемогая от усталости, буквально вывалился из строя взвода со словами «Больше не могу…».
По правилам, если взвод придет к финишу без него, общая оценка будет неудовлетворительной. А плохая оценка за марш—бросок потянет за собой череду новых трудностей, тем более, на первом курсе. Потому все начинают кричать на парня и пытаются как—то дотащить его до финиша. Вдруг он вскакивает, отталкивает всех и стремительно вырывается вперёд. Добегает до финиша и падает замертво! Разрыв сердца…
 Трагическая новость мгновенно облетела всё училище. Даже генералу Стукалову стало плохо, об этом потом рассказывал начмед училища. А четверокурсники решили выразить свой протест саботированием подобных мероприятий. И хотя теперь марш—броски заменили кроссом на 3 километра в сопровождении санитарной машины, наш курс демонстративно прошел дистанцию обычным шагом. И ни комдив с комбатом, ни взводные не смогли нас заставить бежать.
А ведь когда—то бегали! Я честно отрабатывал всю дистанцию, в отличие от отдельной категории курсантов, испытывавших отвращение к кроссам.
 У этих курсантов была своя «метода» преодоления кроссов. После старта они, обогнув штаб, вместе со всеми выбегали на дорогу, ведущую к караульному помещению, и, отстав от взвода, сворачивали налево и бежали вдоль училищного забора к свинарнику. Выждав момент, когда по дороге бежал их взвод, перемахивали через забор и пристраивались в середине строя, получая при этом словесную «оценку» тех, кто честно бежал всю дистанцию. Я пользовался этим способом только один раз. Перепрыгивая через бетонный забор, порвал бриджи и повредил колено, в результате чего еле доковылял до финиша. После этого решил больше не экспериментировать.

«Грязные» танцы

 Был октябрь, когда мы с Володей Толкачом решили сходить на танцы в Доме культуры совхоза «Победа». Но теперь нас интересовали не столько танцы, сколько возможность познакомиться здесь с местными девчонками и весело провести с ними время до утра. Мы уже были здесь, два года назад, на птичьих правах. Поэтому в этот раз вознамерились почувствовать разницу. И почувствовали, по полной программе. Но обо всем по порядку.
 Наступила суббота. Танцы были уже в полном разгаре, когда мы появились в Доме культуры. С первых минут мы поняли, что атмосфера на танцах совсем не такая, какая была в прежние времена. Мы вежливо попытались заказать исполнение любимых песен, но органист ответил решительным отказом: «У нас тут своя программа!»
Поскольку из военных мы были одни, гражданские сразу начали неодобрительно коситься в нашу сторону, и провоцировать скандал.
Володя сразу же стал танцевать, а я обратил внимание на одну симпатичную девушку, которая почему—то не танцевала. И как только заиграла музыка, я пригласил ее на танец.
— Да я бы с удовольствием, — ответила она, — но у меня здесь есть ухажер, который не позволяет мне этого.
— Ерунда, — сказал я и потащил её в центр зала.
Танец закончился, но я остался рядом с девушкой, мы болтали о всякой чепухе, пока она не сказала:
— А вот и мой ухажер объявился. По всей видимости, у тебя будут неприятности.
У противоположной стены зала стоял парень в окружении трёх друзей. Все четверо угрожающе смотрели в нашу сторону. Но мы не обращали на них внимания и продолжали танцевать, пока не закончился вечер. Музыка смолкла, и толпа дружно повалила на выходу.
Направились к выходу и мы со своими подругами. Неподалёку от выхода нас уже поджидала знакомая компания. Но в компании было уже шестеро. Девушка сказала мне:
— Пока я с вами, они вас не тронут. Я провожу вас до остановки.
 Неподалеку от Дома культуры находилась конечная остановка автобуса, который проходил мимо Горелова на Красное Село. Последний автобус уже подошел и в него набивался народ. Парни шли за нами следом. Мы с Володей втиснулись в переднюю дверь, которая тут же за нами закрылась. Парни втиснулись в заднюю.
— Трогай! — сказала кондукторша, и автобус покатил по дороге.
До железнодорожного переезда, где нам нужно было сходить, ехать всего минут семь. Зная это, наши недруги, начали пробираться к нам. Но сделать это в автобусе, до отказа набитом подвыпившей и горланящей молодежью, было сложно. Поскольку одни напирали, а другие возмущались, завязался скандал, переросший в драку. Несмотря на крики кондукторши, молодежь разошлась не на шутку. Уже показался наш гореловский пруд и забор училища, как неожиданно под напором дерущихся, затрещала и согнулась задняя дверь автобуса. Послышался звон разбитого стекла.
— Коля! — закричала кондукторша водителю. — Гони без остановки прямо в милицию!
Водитель надавил на газ и пруд с «родным» забором остались позади. Проскочив с ходу железнодорожный переезд и выехав на Таллиннское шоссе, автобус помчался в сторону Красного Села. Тут уже стали орать и возмущаться те, кто хотел выйти на станции Горелово. И так было на каждой остановке, мимо которой проносился «взбесившийся» автобус. Милиция Красного Села находилась у въезда в город. К зданию городского ОВД вела узкая дорога, с двух сторон огороженная бетонным забором. Автобус на полном ходу въехал во двор и с визгом затормозил у самого крыльца здания милиции, сотрудники которой моментально поняли, что к чему. Из автобуса с криками и визгом стали выпрыгивать и разбегаться в разные стороны парни и девчонки, но всюду был забор и милиционеры. Которые хватали всех без разбору и рассовывали по камерам. Я и Володька с подружкой стояли на месте и ждали, когда всё закончится.
 На крыльце появился начальник городского отдела, майор милиции. Он нервно курил, так как некоторое время назад в городе произошло убийство и со двора только—только убрали чей—то труп.
— Нам можно идти? — вежливо спросил я начальника милиции.
Что—о—о??? — вытаращил он на нас глаза. — Я вот сейчас посажу вас в камеру до утра, а завтра вы будете стоять в кабинете у Стукалова и отвечать за драку и сломанный автобус. Поняли?
Мы опешили, а между тем милицейский майор распорядился выделить нам с Володей отдельную камеру. Нужно было ждать, когда рассортируют гражданских. Такая перспектива нас, откровенно говоря, не радовала. На помощь пришла Володина подружка. Она подбежала к шофёру автобуса, возившегося со сломанной дверью и попросила его подтвердить нашу невиновность. Тот нехотя согласился и сказал майору:
— Курсанты не виноваты. Драку затеяли местные.
 Начальник милиции недовольно хмыкнул, но отпустил нас. Мы вышли на шоссе, где уже стояла небольшая кучка «реабилитированной», как и мы, молодежи. Автобусы в этот поздний час уже не ходили, и оставалось уповать только на запоздалое такси. К счастью, ждать пришлось недолго. Водитель, сочувствуя нам, впихнул в салон всех, дважды перекрыв норму. Кстати, всем нужно было в Горелово. В тесноте, да не в обиде. Пока ехали, Володя сговорился с подружкой и остался ночевать у неё в Ториках. Я же, несолоно хлебавши, пошёл в свою «альма матер».
 Как назло, пошел противный осенний дождь. Хорошо, что на мне была шинель, а то бы до нитки промок. По пути за мной увязался бродячий пёс и вместе с ним шлепать по грязи, было чуть веселее. В это время в нагретой сушилке нашей казармы наряд по батарее угощался красным вином. Тут же Федька Зенин сидел со своей огромной импортной «Айвой», слушая «запрещенную» музыку. Дневальный Алик Печерей, прознав про мои злоключения, достал спрятанную в сапоге бутылку красного вина и помог поднять настроения. Уснул я в думах о хорошем.
 Утром следующего дня неожиданно объявили общеучилищное построение на плацу. При этом сказали, что сбор объявил сам Стукалов. Я понял, что это дело рук коварного начальника Красносельской милиции. А Стукалов не разобрался и сейчас нас ни за что на плацу драть будет. Мы переглянулись с Толкачом, который утром пришел из Ториков, и пожали друг другу руки. Но оказалось, что волновались мы зря. Просто в эту ночь произошло ещё одно ЧП. Правда, с участием курсантов 6 батареи.
 Несколько ребят, находясь в увольнении, переоделись в «гражданку», и решили подзаработать. Купили ящик водки и стали торговать ею перед гостиницей «Москва», где их и задержала милиция. Этих курсантов привезли в училище и вывели на плац. Они стояли не выспавшиеся, взъерошенные и смешные. Потом их отчислили из училища.
 Курсанты ЛВВПУ были желанными гостями на вечерах во многих ленинградских организациях, находившихся неподалеку от училища. Например, в Лигово. Один из таких предновогодних вечеров организовал трест ресторанов и столовых Ленинграда. Старшим от батареи был наш командир взвода Михайлов. Рассадили нас за столики вперемежку с девчатами, сотрудниками треста. На столах закуска да вода газированная. Предполагаем — чаепитие будет.
И тут в зал на тележках ввозят водку и начинают ее расставлять на столиках. У нашего комвзвода вытягивается лицо, и он пытается что—то возразить. Да куда там! И начинается застолье. Захмелев, начинаем поближе знакомиться с подругами.
— А что означает ЛВВПУ? — с любопытством спрашивает меня юная соседка.
— Ленинградское высшее военно—правительственное училище, — без зазрения совести отвечаю я.
— О! И кем же вы будете, когда закончите ВУЗ? — интересуется дальше она.
— Военными атташе при посольствах в иностранных государствах, — продолжаю я врать. Глаза соседки наполняются неподдельным восхищением:
— Как же я вам завидую! — говорит она. А я выдаю неожиданный пассаж:
— Да чего же тут хорошего? Всю жизнь находится на чужбине, вдали от Родины. От родных лесов, полей и рек. Нет, незавидна наша доля, — со вздохом завершаю я описание своих «перспектив». А про себя думаю: знала бы ты, детка, что такое ПВО и что нас ждет впереди.
 Отмечать новый 1974 год вся батарея уходила в город. Накануне нашему отделению выпала «честь» нести службу в наряде. Мы кинули жребий, и судьба оказалась благосклонной ко мне. Старшина построил батарею и только сказал новогоднее напутствие, как вдруг в углу с потолка спального помещения отвалился солидный кусок штукатурки, и с грохотом упал на пол. Хорошо, что в этот момент все стояли в строю на центральном проходе. Видимо, казарма подавала нам знак — пора вам, ребята, освобождать помещение и разъезжаться в войска.
 Праздновали в компании знакомых девчонок из Ленинградского кооперативного техникума на снимаемой ими однокомнатной квартире недалеко от станции метро «Василеостровская». Мы бывали ранее у них в гостях, но в общежитии Красного Села. Правда, я там не совсем удачно «выступил» (перебрал) и на этот раз мне пришлось реабилитироваться.
Мы веселились от души, хором горланили популярную тогда песню «Веселых ребят» про счастье, приблизив главный смысл к армии:
А майор, ну что с ним делать?
Гуляет где—то на свете
Не спеша, как видно едет
На старом велосипеде…
 Было легко и беззаботно, но в то же время и чуточку грустно, потому что в наступившем году должна была начаться другая, серьезная, жизнь. И начнётся она, когда мы будем далеко ещё не майорами, а всего лишь зелеными лейтенантами…
 Кстати, кое—кто из курсантов женился на местных девицах. Это явление в народе называлось «купиться на яичницу». Яйца в те годы еще не входили в курсантский рацион питания, и банальная яичница служила олицетворением домашнего комфорта и семейной жизни. Молодожены начинали снимать жилье поблизости от училища: в Горелове и Ториках. Но и холостые не отставали: основали несколько «фатер» на мансардах дачных домиков. Стоимость таких «апартаментов» в Горелове с видом на родную казарму составляла 15 рублей в месяц. Или по пятерке, если в складчину на троих.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:39. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Под городом Горьким (где ясные зорьки)

 Моя вторая войсковая стажировка проходила в зенитных ракетных войсках городецкой бригады 16—го (горьковского) корпуса ПВО. Но теперь — в должности замполита зенитного ракетного дивизиона.
 Во второй половине февраля, после возвращения из отпуска, «горьковская» группа выехала на поезде в г. Горький, чтобы пройти войсковую стажировку в городецкой зенитной ракетной и горьковской радиотехнической бригадах. Старшим группы вновь был назначен мой «крёстный» по первому «стажу» майор Мохноножкин. По-видимому, наш поезд на Горький был одним из самых медленных, поскольку шёл к месту назначения не заходя в Москву.
 Помню, что в Горький прибыли утром, а какой это был день, вспомнить, к сожалению, не могу. Вокзал Горького, в отличие от вокзала Таллина, произвел на нас угнетающее впечатление — везде только серо—зеленые тона на фоне мартовской непогоды и большого количества мешочников. Возможно, что это первое впечатление, как часто случается, было обманчивым.
 Выйдя из вагонов и разделившись на группы, мы поехали по своим бригадам. В моей группе было пятеро курсантов: N, Виталик Ермаков, Пьянков, Геша Вилков и я. Доехав до автовокзала, мы сели на автобус и поехали в город Городец, находившийся от Горького в … километрах на север. Штаб 72—й зенитной ракетной бригады, имевший позывной «Амбушюр», нашли быстро. Доложили о своем прибытии. В это время в Московском округе ПВО, в который входил и 16—й (горьковский) корпус ПВО, проходили тактические учения. Все командование корпуса находилось на командном пункте, а начальники, оставшиеся в штабе, определить нашу судьбу не решились. До окончания учений нас разместили в казарме «двухсотого» технического дивизиона бригады, расположенной в местечке Смольки, неподалёку от Городца.
 Поскольку до нас никому не было дела, все свободное время мы проводили в Городце, расположенном на берегу горьковского водохранилища. Назвать городом этот захолустный «населенный пункт» можно было только с натяжкой. Скорее — это просто рабочий посёлок. Везде развешены плакаты о пользе разведения кроликов. По улицам ходят взад и вперед, лузгая семечки, дефилируют местные девахи. Редкие легковые автомобили появлялись в основном на центральной улице, обычно в сопровождении ватаги мальчишек и под лай бродячих собак. И лишь грохот пролетающих над городом новейших истребителей МиГ—25 из 786—го истребительного авиационного полка, базирующегося под городом Правдинском, напоминал о научно—техническом прогрессе.
 Мы посетили единственный в городе кинотеатр, посмотрели там испанскую цветную мелодраму «Дикое сердце». Наивный, но красочный фильм с хэппи эндом в этом, забытом Богом захолустном городке, был как нельзя кстати. После фильма прогулялись к замерзшему горьковскому водохранилищу, «морю». На той стороне «моря» виднелись очертания города Чкаловска.
 Учения скоро закончились, и нас распределили по дивизионам. Причём горьковчанин Гена Вилков нахально сам себе выбрал «точку» рядом с Дальним Константиновом, вблизи от своего дома, и, не сообщив никому об этом, уехал туда стажироваться. Курсант N остался в Смольках, Пьянкова отправили в Чкаловск, Ермакова — в Бор («Лимонка»). А меня определили в дивизион, находящийся неподалеку от поселка Кантаурово («Разноцветный»).
 Бор, Чкаловск и какое—то там Кантаурово. Совсем не звучит. Но как потом оказалось, мой дивизион по расстоянию находился ближе всех к Горькому. Так что, дело не в названии, а в расстоянии. Учитывая уроки первой стажировки, проведенной в отрыве от цивилизации, мы решили схитрить, и сообщили своим временным командирам дату окончания стажировки на неделю раньше. У Виталика Ермакова в Ленинграде была знакомая девушка родом из Горького. Узнав о том, что Виталик едет в Горький на стажировку, предложила ему погостить у её сестры, и дала адрес Мы решили воспользоваться таким гостеприимством.
 Сестра жила в Московском районе Горького, на улице Красных Зорь. Помимо сестры, в квартире проживали её родители, которые приветливо встретили возможного жениха дочери и его друга. Гости предусмотрительно купили бутылку вина, а хозяева накрыли хороший стол, и все «хорошо посидели». На другой день мы разъехались по точкам, условившись закончить «стаж» на неделю раньше. Выехав из Горького на семеновской электричке, через полчаса я был уже на станции Кантаурово. От станции до дивизиона нужно было проехать по шоссе еще несколько километров. Шофер из местных согласился подбросить меня до места. Доехали быстро. Выйдя из машины, я огляделся. Слева от дороги до самого горизонта простиралось лишь заснеженное поле.
— Где же часть? — спросил я шофера.
— А вон там, у самого горизонта видишь еле заметную радиомачту? Вот там и находится твоя часть. Летом я бы тебя туда подкинул. А сейчас туда только на бульдозере или БТРе добраться можно. Так, что извини, брат, дальше — пешком.
И действительно, через всё поле до самого горизонта тянулся след от гусениц бульдозера. Мне ничего не оставалось, как ступить на эту «военную тропу».
Дивизион С—75 (позывной «Разноцветный») находился рядом с деревней Т. на берегу реки с интригующим названием Линда. Не иначе, как в честь жены Маккартни.
 Командовал дивизионом подполковник Гордиенко. Дивизион не был отличным, хотя в прошлом году на полигоне отстрелялся на «отлично». Дисциплина среди солдат оставляла желать лучшего. Кроме того, в дивизионе не было сплоченного офицерского коллектива. Да и кому было его сплачивать, когда всеми хозяйственными делами в гарнизоне негласно заправляли две дамы — жёны командира дивизиона и замполита. Они занимались не только традиционным дележом товаров в военторговском магазине и распределением путевок, но и использованием автотранспорта, ГСМ и войскового имущества!
У нас дивизионом командуют Надежда НиколаеВИЧ и Марина ПетроВИЧ, — говорили офицеры, умышленно наделяя жен начальников отчествами их мужей. А поскольку замполитова жена служила телефонисткой, она первой была в курсе всех событий в дивизионе и за его пределами.
 Дивизион, в отличие от радиолокационной роты, представлял собой более серьезную армейскую структуру, хотя и находился в глубине России. Но условия жизни для офицеров здесь были не лучше. Деревенские домики, автолавка. Зимой снежные заносы, весной и осенью — непролазная грязь. Школа и детский сад — на расстоянии нескольких километров.
 Замполитом дивизиона был капитан Овчинников. Он несказанно обрадовался моему появлению, поскольку заочно учился в военно—политической академии и надеялся на мою помощь в написании контрольных заданий по психологии и педагогике. Что касается техники, то меня предупредили, чтобы я ее поменьше касался. А лучше — вовсе не притрагивался. Связано это было с тем, что курсанты ЛВВПУ третьего выпуска, проходившие стажировку в прошлом году, решив блеснуть своими технические познаниями, надолго вывели из строя дизельный агрегат ЗРК. Гореловские кулибины, одним словом.
 Поселили меня в общежитии — маленьком финском домике на отшибе военного городка. Моим единственным соседом оказался лейтенант—двухгодичник, горьковский еврей Лев Гор. Отец Льва работал инженером на горьковском автозаводе и предприимчивый Лёва обещал через него обеспечить комдива дефицитной в то время автомашиной «Волга». Поэтому его часто отпускали со службы домой.
 Сосед мой оказался начитанным, но двуличным человеком. Вызывая меня на откровенные и провокационные разговоры, он передавал их содержание жене замполита дивизиона, с которой тесно общался. Думаю, он имел на неё какие—то виды. В повседневной жизни он был жаден и завистлив. Я впервые в жизни увидел, как человек кипятит чай в персональной кружке! (миникипятильников тогда не было), хотя в общежитии была плита и чайник.
 Через некоторое время появился еще один сосед, старший лейтенант Риттер. В наш дивизион его сослали из Правдинского авиационного истребительного полка, в котором он служил техником и отвечал за хранение «массандры», смеси спирта и дистиллированной воды, использующейся для охлаждения радиоприцела истребителя. Эта жидкость после полёта сливалась и должна была сдаваться на склад. Но могла быть использована и в других целях. Риттер рассказал, что «массандра» по приказанию его начальников уходила налево. А когда недостача обнаружилась, чтобы скрыть следы, Риттера решили «спрятать», отлучив его от самолетов и приставив к ракетам.
 Но в дивизионе старший лейтенант Риттер вскоре стал самой популярной личностью. Командир дивизиона регулярно «командировал» Риттера за «сырьем» в Правдинский авиаполк, где у него осталось полно знакомых. Из «сырья» мой сосед организовал в нашей гостинице «производство» крепких напитков для офицеров и прапорщиков дивизиона. Он добавлял в расставленные повсюду трехлитровые банки с самодельными этикетками какие—то травы и готовил настои. Причем, напитки эти он раздавал всем бесплатно. Либо расплачивался ими за такси, которое, несмотря на бездорожье, подвозило нашего «авиатора» с грузом прямо на позицию дивизиона!
 В такие минуты, с красными от мороза носом и щеками, в парадной лётной шинели и с двумя канистрами в руках, этот старлей напоминал мне доброго Санта Клауса, приехавшего в заброшенное стойбище оленеводов с подарками — огненной водой…
 Естественно, пил свои напитки и сам Риттер. Он делал это даже ночью, утоляя жажду. Обычно перед сном он ставил под кровать пол-литровую бутылку с напитком. И засыпал. Среди ночи просыпался и не зажигая света, прикладывался к бутылке. В темноте отчётливо было слышно бульканье. Затем бутылка снова ставилась под кровать и сон продолжался. И так несколько раз за ночь. К утру пустая бутылка выкатывалась из—под кровати…
 Несмотря на его пристрастие к алкоголю, он был мне симпатичен. Мы нашли с ним общие темы для разговора. Оказалось, что был он родом из Прибалтики и закончил знакомое мне ДАТУ имени Фабрициуса. Вскользь обмолвился, что он родился в годы оккупации и его отцом был немецкий офицер. Может быть поэтому, его невзлюбил другой мой сосед, еврей лейтенант Гор, хотя и состоял у Риттера в «питейных клиентах» Но однажды между ними произошла разборка, причиной которой стала моя скромная личность.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:42. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Под городом Горьким (где ясные зорьки)

 Замполит дивизиона капитан Овчинников надоумил меня вести дневник стажировки. Чтобы потом в училище рассказать о том, как я провел время. Не подумав о возможных последствия, я так и сделал. И, пожалуй, был слишком откровенен в своих суждениях. Помимо описания собственных «деяний», я давал и сатирические характеристики офицерам дивизиона. Кончилось это тем, что Гор в моё отсутствие, залез в мой чемодан и ознакомился с содержанием дневника. Затем ознакомил с ним и Риттера. И предложил ему отослать мой дневник лично начальнику училища генералу Стукалову. Чтобы тот принял ко мне соответствующие меры.
 Но Риттер оказался порядочным человеком. Несмотря на то, что я дал ему в дневнике «специфическую» оценку, он взял Гора буквально за горло, прижал к стенке и сказал, что если он это сделает, то расстанется со своей подлой е…й душонкой. А мне посоветовал такие дневники больше не вести. А уж ведёшь такой дневник, то храни его в надёжном месте, хоть в трусах. Иначе все может кончиться достаточно плохо.
 В эту стажировку моя культурная жизнь била ключом. Этому способствовали и праздники, и «мужской», и «женский», во время которых мне пришлось принимать участие в совместных шефских концертах в Доме культуры местного шпалозавода и даже в подшефном детском саду. Прослышав про детсад, я поначалу возмутился. Но командир стартовой батареи, оставшийся за комдива, убедил меня, что так нужно.
— Пойми, — сказал он мне, — детсад нужен нашим офицерам, как воздух! Там с ребятишками и занимаются и кормят их. А мы в саду и не бываем. Нехорошо это. А тебе на пользу пойдет, — и покормят, и с воспитательницами время проведешь. Куда лучше, чем в дивизионе торчать.
— И то, правда! — подумал я и, захватив мешок с подарками, направился в детский сад.
 Поселок шпалозавода находился неподалеку от железнодорожной станции Каликино. Я без труда нашел детсад и представился заведующей. Как раз в это время был обед. И меня до отвала накормили. Естественно, манной кашей. Причем, процесс поглощения мной пищи проходил в присутствии всего персонала детского сада, сбежавшегося посмотреть на «курсанта из Ленинграда».
  Я честно отработал на утреннике и, как выяснилось позже, малышне понравился. На вопрос, как меня зовут, я ответил: Саша. Отсутствие приставки «дядя» вызвало взрыв восторга у ребятишек.
 Подошёл и День Советской Армии. Меня опять с шефским поручением направляют в поселок шпалозавода. Но уже не одного, а с двумя бойцами из дивизиона — отличниками боевой и политической подготовки. На командирском ГАЗике нас подбросили прямо к местному Дому культуры. Пока жители поселка подтягивались, я успел за кулисами познакомиться и даже выпить за праздник с девчонками из агитбригады, подъехавшей из Горького, чтобы дать небольшой концерт. Мы беззаботно болтали и курили, прихваченные мною из отпуска, диковинные здесь арабские сигареты «Wills».
 Праздник начался традиционным торжественным собранием. Мое появление в президиуме было встречено не только аплодисментами, но и бурным ликованием детсадовских ребятишек, рассевшихся на первых рядах в зрительном зале.
— Саша! Саша! — радостно кричала ребятня, приветствуя меня.
— О! — сказал директор шпалозавода. — А тебя тут, оказывается, все знают. И крепко пожал мне руку. Это было приятно.
 Потом мне пришлось толкнуть зажигательную речь, передав привет от воинов ПВО и поблагодарив ветеранов войны. Я был, как говорится, в ударе, и, наверное, поэтому, понравился рабочему люду, которые наградили меня искренними овациями. Вечер закончился танцами, во время которых выяснилось, что мои отличники давно знают всех местных красавиц. А те, в свою очередь, бывают частыми, но неофициальными, гостями в нашем дивизионе. Они и уговорили меня поздравить с праздником их родителей. «Герою дня» отказаться было неудобно. Мы пошли каким—то темным дворам и закопченным избам, в которых нас встречали смурные полуголые мужики в накинутых тулупах, предлагавшие тут же выпить мутный самогон местного производства. Вежливо отказываясь (сюда бы Риттера!), знакомства пришлось провести по сокращенной программе, и двинуться в расположение дивизиона. Девахи увязались с нами. Я был не против, поскольку идти в компании с ними по ночному снежному полю было намного веселее.
 В этот праздничный день ответственным по дивизиону был командир стартовой батареи, благословивший меня на шефскую работу. Услышав в морозной ночи наш «ансамбль песни», а горланили мы с девчатами от всей души, он поначалу хотел отругать меня за то, что я не привел бойцов к вечерней поверке. Но мои отличники доложили офицеру о том, что я был на высоте, и не посрамил чести дивизиона. Понятливый офицер не стал ко мне приставать по мелочи…
 Не забывал я и про выходные дни, которые посвящал знакомству с достопримечательностями Горького. Овчинников поначалу выразил неудовольствие моими отлучками, но я заявил, что это входит в план моей стажировки. Тогда он выдал мне сразу несколько бланков увольнительных с печатью части. При этом предупредил: «Будь осторожен: в Горьком очень много блядейй!» Чтобы успокоить начальника, я соврал ему, сказав о том, что в Ленинграде у меня осталась невеста, которой я верен. И потому его предостережения напрасны.
Кроме того, на моей стороне оказалась и замполитова жена. Она была председателем местного женсовета и отвечала за культурную жизнь членов семей военнослужащих. Она рассказала, что у неё есть знакомая, которая работает администратором в Горьковском цирке. Я ухватился за эту новость и предложил свои услуги в качестве старшего по организации поездки офицерских детей в цирк. Об этом она и объявила своему мужу.
— Дорогая, но наш курсант по плану должен читать лекцию для солдат, — попытался возразить жене замполит.
— Лекцию прочитаешь ты. А Саша повезёт с нами детей в цирк! — отрезала жена.
Поездка удалась на славу: офицерская детвора получила огромное удовольствие. Я тоже был доволен, проведя время не в казарме с бойцами, а с замполитовой женой среди дрессированных зверей. Мы сидели на первом ряду и я, «как взрослый», с волнением сжимал руку жены своего временного начальника. И когда на арене погас свет, поцеловал её в щёчку.
 Как раз в это время на первом курсе Горьковского зенитного ракетного училища ПВО учился мой земляк из Северного Андрей Власов. 8 марта я съездил к нему в гости и выхлопотал для него под свою ответственность увольнение, которое мы провели с пользой и размахом. Андрей выступил в роли гида и показал мне центр города: Нижегородский Кремль и стрелку у памятника Чкалову. Мы посидели в кафе «Нижегородское», сходили в филармонию на концерт рок—группы «ВИА—Мари». Свое название ансамбль получил от Марийской ССР. Несмотря на то, что участники этой группы приехали из российской глубинки, они исполняли популярные песни из репертуара Лед Зеппелин и Дип Пёпл, что для того времени было революционным событием. Естественно, песни по известной причине, исполнялись на русском языке. Забавно было слышать, например, припев известного хита «Дым на водой» (Smoke On The Water):
О, как прекрасно
В стране советской жить!
 А завершили мы день (и ночь) в общежитии совместной гулянкой в компании девчат и курсантов третьего курса ГЗРУ ПВО. К сожалению, потом ни с кем из них мои пути не пересекались. Помню, что у одного из ребят была забавная музыкальная зажигалка, прикуривали от которой под аккомпанемент песенки «Давай, закурим…»
 Я частенько срывался в Горький и без разрешения замполита. Моим алиби всегда была занятость. То подготовка к мероприятию, то составление отчета о стажировке, не говоря уже о написании курсовых работ для шефа.
Я знал, что для контроля за мной он частенько подсылал в мою гостиницу—общежитие своего сынишку. Поэтому на входную дверь я вешал грозное объявление, украшенное черепом со скрещенными костями:



Ребенок, прочитав такое объявление, не решался входить в гостиницу и бегом бежал домой к отцу, дословно пересказывая содержание прочитанного. А замполит, посчитав, что я занимаюсь делом, оставался доволен.
 В нашем дивизионе находилась аппаратура комплексного контроля операторов ракетных дивизионов АККОРД. Поэтому к нам часто приезжали на тренировки боевые расчеты других дивизионов бригады. Однажды приехал личный состав из «Лимонки», дивизиона, расположенного вблизи города Бор, известного на всю страну своим стекольным заводом. Приехал и мой однокашник Виталик Ермаков. Мыс ним, удобно устроившись в учебном классе, делились своими впечатлениями от стажировки под популярную песню канадца Терри Джекса «Времена года под солнцем». Я собрался показать приятелю все наши местные достопримечательности, но неожиданно прибежал посыльный и передал приказание — срочно явиться в штаб. В штабе заместитель командира бригады полковник Астахов назначил меня старшим своего УАЗика и приказал отправиться в штаб бригады для передачи служебных документов. А чтобы в дороге мне не пришлось скучать, за компанию отправил со мной и Ермакова. Мы ликовали! Поехали, как «взрослые», на командирской машине. Кроме того, нам повезло с водителем, парень был толковым и объездил всю Горьковскую область вдоль и поперек. До места до брались только к утру. Но поспать не удалось из—за пролетавших над нами на небольшой высоте истребителей МиГ—25. От шума их двигателей окна в казармах бригады буквально дребезжали от грохота.
День мы проболтались в уже знакомом нам Городце, а вечером попутной машиной я был отправлен в свой дивизион. Полковник поблагодарил меня. Через год я узнал, что полковник Астахов, находясь на целине, нелепо погиб в результате автокатастрофы.
 За неделю до окончания «стажа» в общежитии после отпуска появился новый офицер — горьковчанин лейтенант Саша Гребенёв. Это был своеобразный человек, поражавший своей некоторой наивностью. Занимая должность комсомольского секретаря, он даже просыпался по ночам, мечтая поднять работу молодёжной организации дивизиона на высокий уровень!
 Как я уже говорил выше, мы договорились закончить стажировку на неделю раньше. Когда я озвучил замполиту «свою» дату отъезда, он поначалу выразил сомнение: «А почему в прошлом году курсанты уезжали позже?» Но созвонившись с коллегой «Лимонки» и получив подтверждение даты, он успокоился. И написал на меня положительный отзыв.
 Я организовал прощальный вечер для тех, с кем подружился за этот месяц. В ответ Риттер подарил мне добротно сделанную плоскую пол—литровую фляжку из нержавейки. Естественно, полную массандры.
—Чтобы дорогой не скучать, — пояснил он. И я пошел по хорошо теперь уже знакомой мне дороге, увязая в рыхлом мартовском снегу.
Дойдя до шоссе, вспомнил, что оставил в гостинице свой «раритетный» фотоаппарат «Смена—2».Он был уже не новым, но был очень дорог мне, на нем я делал первые шаги в освоении фотографии. Несколько минут я раздумывал, не вернуться ли мне за ним. Но уже темнело и я принял решение не возвращаться, а по прибытию в Ленинград письмом передать просьбу своим бывшим соседям о пересылке фотоаппарата. К сожалению, их всех вскоре разбросали по другим дивизионам, и моя «Смена» пропала. Увы!
 И вот опять мы все вместе собрались в Горьком. Решили посетить самое модное в городе молодежное кафе «Почаина». Нам там очень понравилось. Там мы встретили уже знакомых курсантов Горьковского училища и гуляли там с ними до самого закрытия заведения. А когда оказались на улице, то вспомнили, что еще не определились с ночлегом. Нам посоветовали обратиться в ближайший «Дом крестьянина». Но там для защитников страны мест не оказалось, и мы двинулись в сторону железнодорожного вокзала. По пути нам попался офицер в чине полковника.
Куда путь держим в столь поздний час, товарищи курсанты? — спросил он. Выслушав наше объяснение, сказал:
— Пошли со мной. И вскоре мы пришли к гостинице «Москва». Напротив гостиницы находился театр, на фасаде которого была размещена реклама спектакля «Дети солнца». Полковник уговорил администратора разместить нас на ночлег. Та, после некоторого колебания (что взять с курсантов?), согласилась и предоставила нам огромный номер с ванной и телефоном. За окном светился огнями ночной Горький. В настоящей гостинице мы были первый раз в жизни и радовались, как дети. Мы провели в Горьком несколько дней, пока в него не съехались все курсанты, проходящие стажировку в радиотехнических войсках. Оказалось, что они были на точках, расположенных от Горького в пяти—шести сотнях километров!
 Нас собрали в Горьковской бригаде, где я увидел наконец—то старшего группы майора Мохноножкина. Но почему—то он был уже загоревшим.
В поезде мы делились впечатлениями о стажировке. Пригодился и подарок Риттера. Сначала в узкой компании выпили содержимое, угостив старшего группы. А чуть позже ко мне подошел курсант Никифоров и негромко сказал:
— Нашему майору уж очень глянулась твоя фляжка. Не мог бы ты подарить ему её? А то он напрямик стесняется тебя просить об этом. Меня подослал.
Жаль, жаль конечно, было расставаться с таким подарком, но оставлять ее у себя в чемодане было небезопасно. Кроме того, приближались экзамены по спецкурсу № 5 (АСУ), который вёл у нас Мохноножкин. И нужно было уже сейчас готовить почву для его успешной сдачи. И я уступил фляжку.

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин

 Отправлено: 29.09.13 14:48. Заголовок: А.С. Лебедев. Дело было в Горелове. От курсанта до лейтенанта

Дело было в Горелове

От курсанта до лейтенанта

Последний рывок

 Мы вернулись в Ленинград. Но к учебе серьезного отношения уже не было, потому что уже была настоящая весна, и всех хотелось на природу, а не в душные аудитории. В ближайшие выходные Печерей, Ермаков и Толкач и я решили провести время не в городе, а весеннем лесу неподалеку от училища. Сначала хотели отправиться в лес за станцию Горелово, для чего в субботу даже провели разведку местности. Но за дачами нам преградила путь раскисшая после зимы пашня, и мы решили изменить маршрут. На другой день мы отправились в прямо противоположную сторону, за деревню Торики.
 День выдался солнечным. И здесь тоже была раскисшая пашня, но ноги сами шли вперед, подгоняемые ритмичной песней битла Ринго Старра «Фотокарточка» из транзистора «Сокол». В лесу нашли поляну уже освободившуюся от снега и на ней разбили свой бивак. Несмотря на солнечный день, в лесу было прохладно. Пришлось от ветра отгородиться плащ—палаткой. Другую плащ—палатку постелили на влажную землю. Развели костёр. Потом достали четыре бутылки портвейна, на закуску кильку в томате. И начали «гульбище». Хорошенько забалдев от выпитого портвейна, отрубились. А потом отлично проспались на свежем воздухе. В училище вернулись усталые, довольные изрядно пропахшие дымом. События того дня мы последовательно запечатлели на фото, которые неделю спустя, обнаружил командир взвода Михайлов. Найденные Михайловым фотофакты нас, конечно, обвиняли, но нам было уже все равно, поскольку до выпуска уже оставалось совсем немного.
 Нам начали шить офицерскую форму. Вскоре приехали и кадровики из Политуправления войск ПВО. На традиционный вопрос, где желаете служить после окончания училища, следовал такой же традиционный ответ — там, где Родина прикажет. На самом деле каждый в душе надеялся получить назначение поближе к дому. Чтобы приобщить нас к армейской жизни, командование вывезло большую группу курсантов в военный городок штаба шестой отдельной ленинградской армии ПВО, расположенный в местечке Тайцы. Мы привезли туда свой ансамбль и долго ждали на КПП разрешения заехать. Неподалеку на вышках вращались антенны работающих РЛС. Вечер удался. Позже об этом я тиснул заметку в окружную газету:
«В ГОСТЯХ У РАКЕТЧИКОВ
Недавно группа наших курсантов побывала в гостях у воинов—ракетчиков. Много полезного для себя мы увидели там. Например, младшего сержанта И. Бородина (как бывшего ракетчика) интересовала работа командиров отделений, курсанта В. Зубкова — стенная печать, а нашего лучшего спортсмена старшего сержанта В. Бирюкова привлёк уголок спортивных призов подразделения.
В клубе части наш курсантский инструментальный ансамбль «Витязи» под руководством курсанта Пахомова дал для воинов небольшой концерт.
Курсант А. Лебедев»

Правило левой руки

 Однажды к нам на занятия пришел начинающий преподаватель кафедры «История КПСС» майор Евгений Мухин. Он должен был провести у нас семинарское занятие, которое находилось под контролем Главпура. Нас, выпускников, этот факт не очень не волновал, а вот для преподавателя это имело важное значение, и он нам прямо об этом сказал. И попросил не подвести его на проверочном занятии. Мы пообещали не ударить в грязь лицом и показать хорошие знания материала. А кто—то из наших остряков возьми, да и ляпни:
— А давайте сразим проверяющего стопроцентной активностью?
— Как это? — поинтересовался преподаватель.
— А всё очень просто. Вопросы семинара распределим между собой, каждый подготовит на свой вопрос обстоятельный ответ. Поднимать руки будут все одновременно, но те, кто знает ответ на вопрос, будут поднимать правую руку, а кто нет — левую.
Майор Мухин очень удивился и поначалу отверг эту идею. Но мы так загорелись ей, что Мухин сначала заколебался, потом дал добро.
 Наступил день семинара. В качестве проверяющего от Главпура был некий полковник в форме офицера ВВС. Начали обсуждение вопросов семинара. И как только Мухин обратился к аудитории с вопросом «Кто желает выступить?», над столами взметнулся лес рук! У главпуровца удивленно взметнулись брови и он лихорадочно начал что—то строчить в своем блокноте. Следующий вопрос — и новый лес рук. Мухин приободрился и его понесло. Он настолько увлёкся массовой активностью, что по ошибке пригласил выступить «левую руку» — Мишку Долгова, который ответа на вопрос не знал. Долгов покраснел, словно рак, и начал что—то бормотать по поводу руки. А Мухин, находясь в кураже, не сразу сообразил о своей ошибке, посчитал, что Долгов просто стесняется отвечать. И стал его приободрять. Когда тот вновь начал бормотать про руку, Мухин все понял и улыбка сошла с его лица. Главпуровец насторожился и вытянул шею. Воцарилась гнетущая тишина. Но тут в бой вступили наши отличники и выправили положение. В общем семинар закончился хорошо.
 Но Мишка Долгов произошедшим был заметно удручен. В перерыв у него хватило ума подойти к преподавателю, который в коридоре обсуждал предварительные итоги семинара с главпуровцем, и начать извиняться за то, что он не виноват, что это товарищ майор перепутал руку. Мухин побелел, словно полотно, посмотрел на Мишку, как на идиота, и попытался от него отделаться. К счастью, ему это удалось. Но Долгов стал, где только возможно, ловить Мухина, и снова начинал приносить ему извинения за «не ту руку». Мухин начал тосковать. Продолжалось это почти месяц. Спустя лет десять, на сборах пропагандистов Московского округа ПВО, я встретил начальника кафедры Истории партии Горьковского высшего зенитного ракетного училища ПВО полковника Евгения Мухина. Но напоминать ему про «правило левой руки» за давностью лет я не стал.

Из всех искусств…

 Мы продолжали впитывать в себя дух и традиции Ленинграда, а из всех искусств самым близким для нас, конечно же, стало кино. В те времена выход на советские экраны хорошего фильма становился настоящим событием. Взять к примеру, «А зори здесь тихие». Еще в десятом классе, на факультативе, мы обсуждали эту повесть Бориса Васильева. Но тогда она не произвела на меня впечатление, как и вся советская литература последних лет. Но вот вышел прекрасный фильм, одну из главных ролей в котором играла актриса Ольга Остроумова, к ней я был неравнодушен ещё с фильма «Доживем до понедельника». После просмотра фильма «А зори здесь тихие», все, конечно задавали себе вопрос, а смог бы я, оказавшись на месте девчонок, быть на высоте в той ситуации?
 Расчувствовался я и после фильма «Генералы песчаных карьеров» о жизни бразильских бездомных подростков. А песня из фильма надолго врезалась в память. Впоследствии ее будет исполнять на русском языке Алексей Кортнев из группы «Несчастный случай».
 Конечно, мы не только грустили, но и от души смеялись. Однажды вечером в будний день старшина построил батарею и неожиданно задал всем риторический вопрос:
— Кто хочет в кино?
Хотя мог бы и не спрашивать, поскольку знал ответ. Тем не менее, казарма ответила ему дружным рёвом. И старшина продолжил:
— В кинотеатре Красного Села начали показывать новую комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Я уже посмотрел этот фильм и обхохотался. Кто желает посмеяться — построение перед казармой через десять минут. Форма одежды — повседневная.
Желающими оказались все. И в тот вечер мы действительно получили огромное удовольствие. Переполненный зал красносельского кинотеатра буквально содрогался от хохота зрителей, среди которых находились и полторы сотни бравых курсачей.
 Но были фильмы, которые нас раздражали. Показывали как—то в нашем клубе третью серию «неуловимых». Фильм был откровенно слабым, поскольку исчерпал когда—то успешно начатую тему. Для взрослых мужиков он был уже совершенно не интересен. И это очень ощущалось в зрительном зале. Например, ползущий окровавленный Цыган, вызвал не сочувствие, а дружный хохот, мол, хорошо надавали «черноголовому»!
 Но когда в казарме начинала звучать заставка к мультфильму «Ну, погоди!», казарма содрогалась от грохота сапог и стульев, расставляемых перед телевизором. Волк из мультфильма стал настолько любимым персонажем, что умельцы нашей батареи изготовили фирменный трафарет с изображением серого, которое наносилось черной краской на белоснежные футболки. А чтобы футболка походила на «фирму», название фильма было написано по—английски: «Just You Wait!». Такие футболки пользовались спросом и на других курсах.
 Сверху» пришло распоряжение: прикрепить на погоны металлическую букву «К». Это нововведение вызвало у выпускного курса негодование. Мы упирались до самого последнего, лишь бы не цеплять эту букву, способную вызвать презрительное оскорбление нашего статуса.

Залёт

 Началась подготовка к заключительной сессии и Государственным экзаменам. Во время сдачи экзамена по спецкурсу № 5 (АСУ) я попал в неприятную ситуацию. Несмотря на то, что при сдаче спецкурсов мы не пользовались шпаргалками, некоторые из наших курсантов всё—таки шли на риск, вовлекая в это неприятное дело и других. Я сидел за первым столом и готовился к ответу на билет, который не вызывал у меня затруднений. Хорошим подспорьем здесь были альбомы схем, с помощью которых всегда можно «выплыть». Очередной курсант, зашедший в класс, взял экзаменационный билет и пошел готовиться к своему столу. Проходя мимо меня, внезапно скинул горсть шпаргалок, предназначавшихся кому—то из курсантов, сидящих в ряду за мной. Он избавился от опасного груза, но этим подставил меня, поскольку я сидел за первым столом — «как на ладошке перед Мохноножкиным». Только я успел накрыть шпоры альбомом функциональных схем, как Мохноножкин попросил лаборанта старшего лейтенанта Сусликова взять альбом у меня, чтобы сделать какое—то уточнение. Низкорослый и лысый Сусликов резво подошел ко мне и хотел было взять альбом, под которым лежала горсть злосчастных «секретных» шпаргалок. Но это ему не удалось, я вцепился в альбом мертвой хваткой и почти лёг на него всей грудью, словно это была неразорвавшаяся граната. Так продолжалось секунды три, но когда Сусликов вырвал у меня из рук злополучным альбом и увидел шпаргалки, то сразу понял в чем дело. К счастью, своим телом Сусликов загораживал обзор Мохноножкину обзор, потому незаметно для него положил шпаргалки в нагрудный кармашек своей военной рубашки и как ни в чём не бывало, понёс альбом майору.
 Внутри у меня всё похолодело. Перед глазами молниеносно промелькнули картины отстранения от экзаменов, объявления партийного и дисциплинарного взысканий, и вызовы на ковёр. И закономерный итог — распределение в Тмутаракань.
 Через несколько минут наступила моя очередь отвечать на билет. Я постарался сохранять олимпийское спокойствие и показать все свои знания по предмету. После ответа по теории, следовало выполнение практического задания на аппаратуре, которое принимал лаборант старший лейтенант Сусликов. Я подошел к нему с замиранием сердца и выполнил требуемую операцию.
— Ну как он? — спросил про меня из—за стола майор Мохноножкин. Я весь напрягся.
— Хорошо, — невозмутимо ответил ассистент. Этот ответ и был положен в основу моей оценки по спецкурсу номер 5.
Выйдя из класса, я пребывал в смешанных чувствах. Полчаса назад все могло пойти прахом, но этого не случилось. Я никому ничего не сказал, но продолжал терзаться произошедшим, ожидая разоблачения. На другой день в класс, в котором мы занимались самоподготовкой, пришёл Сусликов. Отведя меня в сторону, он напрямую спросил:
— Ты бутылку думаешь ставить за моё молчание?
Выход из положения был подсказан! Дело осталось за малым…

Finita la Comedia!

 На последнем курсе чудили все. Одним из проявлений чудачества было создание шуточных неформальных групп, имевших к тому же и странные названия. Например, у нас был «Клуб любителей сгущенки». Члены этого клуба называли себя «шушонами», а всех своих противников они именовали «шплинтами». У них даже свой гимн был:
Лейся сгущенка толстой струёю,
Лейся струёю, назло всем шплинтам…
Еще были общества Самсонов, объединявшее любителей накачивать мышцы, и Вардвезов (правда, что их объединяло, до сих пор вспомнить не могу) и другие подобные. Взводный смотрел на проявления нашей дурости сквозь пальцы, поскольку это совершенно не мешало учебе и не отражалось на дисциплине.
 Мы же чувствовали себя уже лейтенантами. Гуляя по Питеру, снимали «облегченный», с удалённой подкладкой, китель, и щеголяли в рубашках, на которых уже красовались погоны с двумя маленькими звёздочками. Перед сменился командир нашей батареи. Командиром стал лейтенант «местной выпечки» Волошановский, сходу получивший два прозвища: «Воша» и «Кирпич». Лейтенант был совсем зелёным: закончил наше училище три года назад. Что он мог сделать с без пяти минут офицерами?
 Пришло время Государственных экзаменов, «госов». Председателем экзаменационной комиссии был назначили генерала В. Пономарева, который впоследствии станет начальником политуправления Московского округа ПВО. Я сдал госэкзамены неплохо, получив по истории КПСС и партполитработе «отлично», а по тактике — «хорошо». Спустя пятнадцать лет, на госэкзаменах в ВПА все будет как раз наоборот.
 9 июля 1974 года приказом Министра обороны СССР нам присвоили офицерское звание «лейтенант». На другой день в училище состоялся четвёртый выпуск офицеров—политработников. Для участия в торжествах в училище приехал прославленный лётчик, имевший в годы войны позывной «Дракон», Маршал авиации Е.А.Савицкий. Он произнёс хоть и несколько затянутую, но зажигательную речь, понравившуюся и выпускникам, и приехавшим гостям. А маршальская звезда на его чёрном галстуке, украшенная бриллиантами, так играла на солнце, что слепила нам глаза солнечными зайчиками.
Прощай, Страна Горелово! Будет, что вспомнить…
 Вечером в ленинградском ресторане «Баку» мы обмывали свои первые две звездочки и сине—золотой ромбик. А потом до самого утра гуляли по ночному Ленинграду, повсюду встречая гореловцев, также отмечавших выпуск в других заведениях Питера. Начинался новый этап нашей жизни,
«…и комиссарами мы будем вспоминать
Горелово, Горелово»

■ Текст © А.С. Лебедев (RevALation) ■ Литературная обработка © Е.Э. Занин